Архипелаги (СИ) - Варна Елена (бесплатные серии книг .txt) 📗
Она затормозила у ворот своего дома, оттеснила венси на место, прислонив головой к двери. Нервно подергала за шнур гудка. Около минуты ничего не происходило. Эва потянулась к дверной ручке. Не до условностей уже: скорее бы попасть во двор. Но в этот момент зазвенели приводные цепи и кованные створки поползли в стороны. Она завела машину по дорожке под навес, закрыла газовый вентиль. Котел зашелестел выпускаемым паром: пространство гаража заволокло белой дымкой. Эва откинулась на спинку дивана и шумно выдохнула. Как замечательно не носить корсет! Как замечательно, что ее папа — врач, и понимает что…
— Что-то случилось, госпожа Эва?
Встревоженное лицо Герты возникло за стеклом. Ну и быстро же она спустилась!
Служанка потянула водительскую дверцу на себя, Эва развернулась, спуская ноги на выезжающую подножку.
— Да, я сбила человека…
— О-о! — и без того худое лицо Герты с длинным подбородком вытянулось еще сильнее.
— Венси, — добавила Эва тут же, и едва не ущипнула себя. Отвратительно так оправдываться. — Она все еще не приходит в себя, хотя я привезла ее из нижнего города. Срочно позвони папе, пожалуйста!
— Сию минуту, госпожа…
— И позови к нам Хенри, пусть он отнесет бедняжку в синюю гостевую.
— Венси?! В гостевую?!
Герта застыла на пороге черной двери и развернулась. Руки ее напряглись.
— А что такого-то? Герта, ты предлагаешь положить ее на пол в коридоре? — Эва пожала плечами.
Служанка уперлась кулачками в широкий пояс:
— Есть комнаты для прислуги. Это же венси, госпожа!
Вот даже слуги считают обитателей Стены вторым сортом! То, что венси не могут свободно выходить в город, и вообще — во внешний мир, в определенном смысле спасает их от этого вездесущего йенского презрения. Двести лет прошло… нет, больше. Ладно. Герта выжидающе смотрела на нее, вздернув подбородок.
— В синюю гостевую, — повторила Эва слегка повысив голос. — И не спорь со мной, будь добра.
Бедняжка венси что-то забормотала и пошевелилась. Эва стянула с шеи шарф и протерла им лоб. Все должно обойтись…
К ночи у Эвы случился первый приступ. На лестнице. Хорошо, что папа, осмотрев сбитую ею девушку, не вернулся в госпиталь. Эва соврала ему, что дала патрульному взятку. Но он только вздохнул и покачал головой. Не поверил. Обман ей всегда плохо давался.
Она спускалась вниз из библиотеки, когда пространство свернулось и потеряло материальность. Вместо стен, ступеней, предметов мебели остались только призрачные контуры. Они изгибались под немыслимыми углами, сбивали ее столку, путали. Эва сделала неверный шаг и полетела вниз. К счастью, случилось это почти у подножия лестницы, и она лишь нелепо растянулась на полу.
Лежала она так, пока не пришла Герта. Горничная помогла ей сесть и позвала папу. Уже в спальне Эва призналась ему, что использовала дар.
Папа сел напротив, и они долго практиковали дыхательные техники, пока мир не стал плотным. Потом он ушел, но вернулась Герта, принесла ей сок со льдом. И таблетку. Голова налилась тяжестью.
Утро в Йене. Солнце льётся через витражи, крадётся к Эвиной кровати. В Йене утро!
— Утро, Эвита! — мама гладит ее по волосам.
Эва еще в полудреме, мурлычет, прижимает к себе тряпичную куклу. Приоткрывает глаза. На ее кукле сорочка с розовым бантом. На самой Эве — с лиловым.
— Утро, Эвита! Тебя уже ждут на прогулку. Просыпайся, малютка моя…
Голос мамы звучит песней. Эва садится, сладко тянется, вручает маме куклу. Её ждут! Её ждёт правительница-тетя, целая толпа красивых дам, лодки, персики, виноград. Нужно бежать со всех ног! Эва вскакивает, в комнату заходит служанка.
Всё на Эве сегодня красное, кроме чулочков. Две косы уложены корзинками, ленты алые, атласные. Она крутится перед зеркалом, воображает себя большой. Потом целует маму, и они спускаются в холл. Сегодня праздник, Аглед, вечером — бал и карнавал. На бал Эве рано, на карнавал жуть как хочется.
Внизу Эва встречает Карла, тоже разодетого, с маленькой настоящей саблей на поясе. Карл дергает её за ленту, перед тем как убежать в сад.
Эва стоит на носу судна рядом с высокой черноволосой женщиной в дорогих одеждах. Лопасти небольших колёс молотят по воде — пароход крадётся под гирляндами из листьев и цветов. Их провожают восторженные глаза и машущие руки. Заполнены все набережные, все балконы и крыши. Эва в эпицентре праздника.
Но она устаёт, ей надоедает так стоять, она дёргает няню за юбку. Та кладёт руки ей на плечи, больно сжимая их, тянет назад, заставляет Эву выпрямить спину. Эва бунтует. «Уведи меня вниз, я хочу персиков!» Всё будет, как она хочет! Тетя бросает им вслед один короткий, удивлённый взгляд.
Уже через час у Эвы — новая няня. Новая сероволоса, сероглаза и суха. Губы поджаты, голос резкий. «Я хочу» с ней не работает. Няня похожа на кирпичную стену.
Наступает вечер, все переодеваются. Приезжает папа, хватает Эву на руки, кружит в воздухе, как она любит. Папа пахнет лекарствами, папа очень сильный.
И вот у Эвы маска на железной ручке и веер, как у взрослой. Карнавал проходит на катерах и лодках мимо дворца, во внутреннем дворе скоро начнутся танцы. Мама с Карлом остаются, Эву уводит сероволосая няня. Эве её не заставить сделать по-своему. Няня — скала.
Спать рано! Да и за окном салют. Эва одна в комнате, и ей это очень не нравится. Она выползает из-под одеяла, топает босыми ногами по цветной мозаике пола. Дверь заперта.
— Выпустите меня, выпустите! — барабанит она по дереву, плачет. — Выпустите, выпустите, я боюсь…
Эва рыдает, валяясь под дверью. «Одна, одна!» Потом топает к двери балкона, виснет на ручках. И створки открываются. Эва видит внизу куст, на нем висит спелый персик. Она тянет к фрукту руку, тянется к нему всем телом, перегибается через перила. И летит вниз, схватив добычу.
А потом она лежит в горячке, бредит, слышит только обрывки речи. К ней никого не пускают, даже папу, её лечит другой доктор. Эва хочет плакать, но не может. Ещё не может ходить. И не хочет разговаривать.
А время утекает сквозь щели в стенах Гранитного дворца. Она поправляется. Она слезает с кровати и топает в коридор, ещё совсем слабая, чувствует себя невесомой. Идёт в кабинет, к папе. Папа сильный, он возьмёт её на ручки. В кабинете полумрак, горят только две керосиновые лампы. Эва стоит на пороге и смотрит, как тётя с отцом спорят.
— Ее способности уже сейчас превосходят мои. Я её забираю. Не знаю, как у твоей неодаренной супруги получился такой ребенок, но это Судьба.
— Ты рехнулась, Вирджиния! Я ее здесь не оставлю. Вероника сойдет с ума.
— Мне плевать на твою жену. Назревает очередная революция, Бен!
И тётя думает в голову патрульных, которые стоят за дверью: «Схватите его и бросьте в Потс!» А Эва прерывает эту мысль. Она начинает думать, что правительница — пустая бутылка. И что она папе врет. И что больше она никому приказать не сможет. Нет больше ее «хочу».
Тетя Вирджиния оседает на пол. Папа подскакивает к ней. Патрульные застывают в дверях. Потому что теперь Эва в них думает: «Остановитесь!» А еще Эва злится, прикусывает губу, сжимает кулачки.
Боль.
Эва стоит в кругу света. Тьма вокруг непроглядная, густая, осязаемая. Липкая жижа — шаг из круга — и тебя засосёт. Всё на Эве сегодня красное, кроме чулков. Волосы собраны в высокий пучок. Атласная лента на шее, на ленте — огромный рубин. Эва взрослая.
Вокруг Эвы стоят люди. На самом краю круга.
Тётя. Мама. Папа. Брат. Катти.
Каждый из них встречается с Эвой взглядом и в ужасе делает шаг назад. Липкая тьма тут же поглощает их.
Шаг назад. Шаг назад. Шаг.
Эва знает, что останется одна.
Одна! Она боится быть одна!
