На пересечении (СИ) - Шерола Дикон (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Мелочи, — ответил лекарь. — Вы позволите? Мне нужно вернуться к работе.
— Сегодня? В праздник города?
— Именно в праздники работается лучше всего. К тому же вечером ко мне наверняка повалят «пострадавшие» после бурного веселья.
— Тоже верно. Дьюи как напьется, так начинает драться, а Вардог так вообще… Ой, я снова болтаю. Спасибо, доктор, — с этими словами Лукио нелепо почесал затылок и, спрыгнув с кушетки, направился к выходу. — Спасибо еще раз!
— Поправляйтесь. И передавайте привет супруге, — ответил беловолосый. Но едва дверь за спиной рыбака захлопнулась, улыбка исчезла с губ доктора. Его взгляд вновь стал холодным, и именно в этот момент из подвала донесся приглушенный крик.
— С добрым утром, — произнес лекарь и стремительно направился вниз.
II
Праздник города для местных жителей представлял собой событие настолько грандиозное, что ни один нормальный человек не решился бы его пропустить. Грандиозным этот праздник был не потому, что народные гулянья порой затягивались до самого утра, а потому, что это был единственный праздник в году. Не считая осенней и зимней ярмарок, в городке не происходило ничего интересного, и поэтому местным жителям приходилось придумывать себе развлечения самим. Выливалось это чаще всего в травлю какого-то человека или даже семьи, а иногда удавалось распознать ведьму или колдуна, и тогда развлечения растягивались на целую неделю.
Праздник города начинался с первыми лучами рассвета. В первую очередь местные жители украшали свои дома полевыми цветами, которых в это время года было в избытке. Молодые девушки плели венки и гирлянды, а юноши изготавливали фонарики, которые зажигались на главной площади после захода солнца. Там же для горожан устраивалось представление. Чаще всего показывались сценки, отражающие будни местных жителей, однако заметно приправленные сарказмом и, можно даже сказать, жестокостью.
Амбридия Бокл, невысокая полноватая женщина пятидесяти лет, представляла собой ту самую неприятную активистку, которая любит высмеивать публично всех, кто когда-либо имел неосторожность перебежать ей дорогу. Для этого она использовала свои язвительные сценарии и лишь слегка изменяла имена главных героев. В маленьких городках, где все знают друг друга в лицо, понять, кто является прототипом персонажа, не составляло особого труда. Амбридия Бокл была настолько талантлива в своем деле, что в большинстве случаев именно после ее постановок жители города определяли, кто будет «развлекать» их после окончания праздника. Кроме спектакля зрителей ожидали выступления бардов, под веселые песни которых собравшиеся на главной площади могли потанцевать, поводить хороводы и, конечно же, выпить. Песнопения и народные пляски затягивались до самого утра, и лишь под крики петухов горожане расходились по домам — кто пьяный, кто побитый, кто с ребенком в животе.
За четыре года, проведенных в городе, лекарь посетил этот праздник лишь единожды, когда выпившие родители недоглядели за своим чадом, и маленькая девочка провалилась в колодец. Именно тогда его и заприметила старшая дочь местного феодала, главного смотрителя города и первого богача. Назвать девушку красавицей не поворачивался язык, но при определенном освещении она могла показаться миловидной, даже симпатичной. Платья, которые она предпочитала носить, выгодно подчеркивали ее миниатюрную фигуру, отчего горожане считали ее завидной невестой не только из-за состояния.
Разумеется, отец девушки, Родон Двельтонь, не воспринимал симпатию дочери всерьез, так как давно присмотрел ей в супруги молодого феодала соседнего города Элубио Кальонь. Родон полагал, что союз между его дочерью и Элубио поможет объединить два города, тем самым сделав его самым большим на побережье реки Лазои. К счастью для феодала, приезжий лекарь совершенно не доставлял проблем, и даже подозрительно участившиеся болезни девушки воспринимал исключительно профессионально. Найалла Двельтонь болела едва ли не каждую неделю, ей постоянно требовался осмотр молодого врача, и сегодняшний день не составил исключения. Примерно через час после ухода Лукио за доктором пожаловал слуга, и тому вновь пришлось отвлечься от происходящего в подвале.
Господин Двельтонь принял гостя в своем кабинете и сдержанно поприветствовал его. Это был мужчина лет пятидесяти, высокий и статный, с длинными темными волосами. Седина уже посеребрила виски феодала, но выглядел он по-прежнему моложаво, разве что несколько морщин появились на его лице. Об этом человеке мало кто высказывался дурно, так как Родон Двельтонь был из тех редких людей, кто воспринимал свое богатство не как привилегию, а как большую ответственность. В отличие от своего покойного отца он относился к простым людям так же, как и к господам, не выделяя среди них никого, если только они не совершают что-то хорошее для других или для города. Сам же господин Двельтонь активно занимался благотворительностью, а именно — помогал сиротам и больным, а также давал беспроцентную ссуду начинающим ремесленникам, которые должны были вернуть деньги только в случае успеха их торговли. Этот человек был своего рода идеалистом, поэтому стремился изменить не только себя, но и других.
Долгие годы господин Двельтонь пытался бороться с пороками своего города, желая привить людям добродетель и порядочность, и, казалось бы, даже преуспел в этом, однако приезд «двуглавого Точи» свел на нет все его многолетние старания. В городе словно поселился невидимый паразит ненависти ко всем, кто хоть немного отличался от «нормального» человека, и «двуглавый Точи», разгуливающий по улицам города, действовал не иначе как катализатор. Зверское убийство троих шутников, которые хотели всего лишь позабавиться с уродом, вызвало у Родона странный резонанс. С одной стороны, он был поражен жестокостью и хладнокровием убийцы, но, с другой стороны, — эти мысли Двельтонь отталкивал от себя с особенной тщательностью — мужчина злорадствовал, что хоть кто-то в этом городе получил по заслугам.
Именно за этими мыслями Родона и застал появившийся на пороге врач.
— Эристель, друг мой, мне так неудобно отвлекать вас в праздничный день, — произнес Двельтонь мягко, но при этом достаточно холодно, чтобы лекарь не заблуждался в дружелюбии собеседника. Феодал поднялся с места и направился навстречу гостю, протягивая ему руку. — Высшие силы никак не желают щадить мою старшую дочь, и она вновь захворала. Приступ дурноты повторился утром и до сих пор не прошел, и я не нашел другого выхода, кроме как снова пригласить вас в свой дом.
— Вы поступили правильно, господин Двельтонь, — ответил лекарь, скользнув беглым взглядом по комнате. В кабинете феодала появилось нечто необычное, и дело было далеко не в мебели, отчего Эристель слегка насторожился. Его взгляд на миг задержался на запечатанном письме, на котором красовался герб в виде орла, несущего в когтях свиток. Такой герб мог принадлежать только гильдии Аориана, и тот факт, что Двельтонь ведет переписку со столь известным мудрецом, не мог оставить равнодушным.
Тем временем Родон продолжал объясняться, но скорее из вежливости, нежели действительно испытывая неловкость за то, что его семья доставляет врачу неудобство. Единственный человек, к которому Двельтонь испытывал необъяснимую неприязнь, был этот чужеземец, который за четыре года так и не стал своим в городе. Родон знал, что люди относятся к беловолосому весьма странно: они высмеивают его за глаза, но робеют и боятся, глядя в лицо. Столь же неприятное чувство испытал и сам Родон, когда впервые встретился с лекарем на празднике города. В тот день Эристель чудом спас маленькую девочку, угодившую в колодец. Именно тогда господин Двельтонь почувствовал неприятный озноб, когда встретился взглядом с зелеными глазами чужеземца, и даже его теплая улыбка не смогла скрасить ощущения того, что Родон заглянул в лицо чего-то неестественного.
Разумеется, Двельтонь понимал, что все это ему показалось, что вызвано это ощущение тем, что северяне в их краях — огромная редкость, поэтому их внешность кажется непривычной и даже пугающей. К тому же приезжий проявил себя, как талантливый лекарь, который, несмотря на молодость, был мастером своего дела. Выгнать из города столь ценного жителя было бы верхом неблагоразумия.
