И магия в придачу (СИ) - Польская Мари У. (прочитать книгу .TXT) 📗
- И отдают все! - вторая расхохоталась, как показалось Нюрке, вульгарно и злобно.
- Нет... днем плавать не интересно... - вдруг услышала она еще одну девушку, на сей раз явно недовольную.
- Ну Янька, не сердись... Я же просто предложила прогуляться, - первая с тонким голосом явно оправдывалась.
- Кто же знал, что днем здесь только эта шастает ... - Нюра поняла, что речь как раз о ней. - А все мужики по ночами выходят.
"Вот ведь... шалавы...", - подумала Аня. Ей стало обидно, что эти стервы не слишком высокого морального облика смеют так ее унижать. Она нахмурила лоб и попыталась по голосу определить, кто это. Малинкины? Нет. Они не смогли бы так правильно выстроить предложения с их-то тремя классами... Сестры Петровы? Навряд ли... У них голоса грубые, прокуренные. Видимо, просто отдыхающие... Или девчонки из соседнего села. Аня осторожно поднялась, огляделась и осторожно стала подбираться к спрятавшейся за ветвистыми ивами заводи.
Здесь было неглубоко, и девушки сидели прямо на дне, неплохо спрятавшись за сгибающимися в поклоне и плывущими по волнам ветвями ивы. Были они...
"Точно шалавы", - у Анечки даже сомнений больше не оставалось.
Ну не могут простые жительницы озерной глубинки быть столь вызывающе прекрасными. Тонкие черты лица не обезображены ни проблемами, ни тяжким трудом, длинные густые абсолютно прямые волосы распущены, алые губы изогнуты в холодных усмешках, а выставленные на обозрение нагие груди...
"Утопиться и не жить!" - подумала Аня. Ей стало невыносимо тоскливо и завидно.
- Хорошая мысль... - вдруг произнесла одна из сидящих в воде подруг. - Вот утопилась бы и к нам присоединилась...
Она обернулась и в упор посмотрела на Нюрку, обнявшую ивовый ствол, как последнюю опору в жизни.
- А за прекрасных - спасибо! - кивнула другая.
- А вот насчет озерной глубинки ты не права! Мы как раз оттуда...
Нюрка проследила за ее взглядом, метнувшимся в голубую даль, потом внимательнее посмотрела на собеседниц. Те как раз начали кружить на месте и делали это очень плавно и синхронно, как натренированные спортсменки. В какой-то момент в воде мелькнули ласты... Нет, это же... это хвост!
- Вы - русалки? - Нюрка так испугалась, что забыла, как дышать.
- Ну что ты, - у самой младшей на вид девушки в глазах заблестели слезки.
Нюрка хотела было извиниться, но так и не смогла ни вздохнуть, ни пошевелиться.
- Они - русалки, - меж тем показала пальчиком на подруг обиженная девушка, - а я - мавка! Иди же ко мне, расчешешь мои прекрасные волосы!
Она начала манить Нюрку тонкой изящной ручкой, а русалки тихо-тихо запели. Их голоса звучали как печальная скрипка, вытягивающая одинокую длинную щемящую душу ноту и грозящая вот-вот сорваться и замереть. Перед глазами девушки от ужаса и нехватки кислорода пошли радужные круги. Только вот они не просто плавали в воздухе, они будто исходили от Анечки.
- Ведьма! - вдруг завизжали в испуге девушки, прервав странную песню, и нырнули в глубину. Их огромные рыбьи хвосты махнули, и в каждой чешуйке отразилась радуга.
Сразу же пахнуло неприятным и нелюбимым девушкой запахом свежей рыбы.
- Нюрка! - окрик матери привел ее в чувство. Она вздрогнула и отвела взгляд от заводи, которая уже вовсю бурлила и исходила паром, выбрасывая на поверхность погибшую в кипятке рыбу. Вода уже кишела белыми брюшками. - Стервозина ты подколодная! И пошто мне такая мука-то! Живо на вокзал!
Аня спокойно отошла от воды и медленно, изучающе, будто впервые, обозрела все вокруг. Берег озера прятал под камнями мелких тварей, водная гладь клубилась причудливыми туманными призраками, косогор сиял изумрудной, еще не успевшей выгореть на солнце травой, чернеющий вдали лес манил лапами вековых сосен. Девушка вдохнула солоноватый, пахнущий тиной и свежескошенной травой воздух, а потом открыто и смело взглянула на мать.
- Мама, - спокойно сказала она, прерывая режущий слух визг, - а не пошла бы ты... сама на вокзал.
Мать замолкла на полуслове, просто не веря своим ушам. Никогда ее дочь не позволяла себе не то что грубить, а даже сопротивляться. Характер у нее... мягкий.
- Да как... Да как ты смеешь! - голос матери глухой поначалу, зазвенел злостью.
Она бы и еще что сказала, но взглянув в глаза дочери, замолчала, лишь открывая рот, словно те сомы, которых она глушила, молотя по голове старой поломанной битой. Ее Нюрка, на которую она поглядывала с жалостью, когда думала о возможных дочерних женихах, изменилась. Ее глаза распахнулись и засияли васильковой заманчивостью, волосы заблестели, превратив серые пряди в серебристые, отливающие благородством, черты лица истончились, делая четче полукруги бровей и заметнее ресницы. Без следа исчезли детская несуразность и припухлость, оставив заманчивые округлости бедер и выпирающую грудь, которой в миг стала мала вся одежда.
- Ну ты... это, - мямлила мать, - иди домой.
Аня ничего ей не ответила, развернулась и не спеша отправилась к деревне. Девушка была ошарашена. Если для матери ее дерзкое поведение стало сюрпризом, то для нее - шоком. Мало того, что нахамила, так ведь еще и стыда - ни на грамм. Как будто вдруг в единый миг поменялось все мировоззрение. Хорошо это или плохо?
- И еще вот что, - не оборачиваясь к матери твердо произнесла девушка, - не смей меня называть Нюркой! Я - Анна.
Мать даже не кивнула. Старое имя, которым она всегда кликала дочь, умерло.
Внешнее преображение Анны, остававшееся тайной для самой девушки, стало первой деревенской новостью. По возвращению домой не прошло ни единой минуты, чтобы к ним не заглянул кто-нибудь из соседей. И если мать так и ходила по хате пришибленной рыбой, то Аня хмурилась, бегая то за солью, то за хлебом, то за лаврушкой, которые вдруг одновременно закончились во всей деревне.
Заслышав в очередной раз лай разъяренных собак, девушка не выдержала, обернулась к посетителю и сказала в сердцах:
- Да что б ты провалился!
Земля под ногами стоящего у ворот бородатого мужика, который скорее всего, пришел сшибить недостающий на "пол-литра" полтинник, вздохнула, забурлила, словно живая, и засосала любопытствующего под оглушительные визги толпы.
- Ведьма! - супружница исчезнувшего мужика ткнула в Аню пальцем. Потом она упала на колени, сорвала косынку с головы и, пытаясь утереть так и не показавшиеся слезы, а еще вернее, скрыть от народа их отсутствие, завыла на всю деревню. - За что ты маво мужика сгубила, проклятущая? А-а-а-а! И как же я тепереча буду дни вековать без маво ясна сокола? Да и куда тока милиция смотрит?
- Ведьма, ведьма! - подхватили мальчишки, весело гогоча и грозя завалить забор, на котором те с любопытством повисли.
Аня попятилась, злобно стреляя глазами, а потом юркнула в дом и закрыла на все запоры дверь. В панике она привалилась к ней спиной и сползла на пол. Как оказалось, вовремя. Если бы стояла, то, скорее всего, рухнула бы в обморок, потому что именно в этот момент из-за обычной металлической печки высунулся дряхлый мужичок размером с ее любимого плюшевого мишку. Но в отличие от игрушки, был он вполне живой. Мужичок поправил старый рваный зипунишко, выпятил вперед седенькую бородку, торчащую лопатой, и, зыркнув на мать девушки маленькими глазами-бусинками, откашлялся и вышел вперед.
- Бежать тебе, молодая хозяйка, надобно, - он пригладил непослушные вихры и, не видя возражений, продолжил. - Пожгут хату-то... А я только присмотрелся, обосновался... Тепереча мало охоты мне новое место службы искать.
Мать, бывшая до этого рыбой, теперь еще и окаменела, а потом грузно, расталкивая своим немалым телом мешающую мебель, рухнула на пол.
- Ты кто? - едва и смогла выговорить Аня.
- Дык, - крякнул мужичок, - домовой я. Служба у меня тут.
- Откуда же ты на мою голову взялся? - Аня схватилась за вышеозначенную часть тела, будучи совершенно уверенной в том, что сошла с ума.
