Битва Стихий (СИ) - Дженкинс Кассандра (библиотека электронных книг TXT) 📗
Священнослужители тоже отказались от этого более чем скромного ужина. Они не разжигали огня и не двигались с занятой поляны. Их светлые одежды призрачно белели среди стволов.
Разморенный Андуин вполуха слушал истории Бенедикта. Повар с поварятами неуклюже топтались возле телеги, обменивались шутками с гвардейцами. Глядя на них, принц подумал, что эту ночь маленькие помощники, скорей всего, проведут под открытым небом, будут считать на спор падающие звезды. А ему, кажется, придется слушать нескончаемые нравоучения архиепископа, ведь…
Минутку. А где, собственно, они с архиепископом должны заночевать? Он как раз собирался задать этот вопрос Бенедикту, когда увидел, что глаза его закрыты, а руки сложены на груди.
Архиепископ Бенедикт не дышал.
Вот теперь они точно повернут обратно, подумал Андуин и тут же устыдил себя за подобные мысли. На его глазах завершился земной путь святого человека, а он думает только о себе.
Андуин не успел что-либо сказать или сделать. Служители Света окружили их. Обступив белым саваном мертвое тело Бенедикта, они оттеснили принца. Затем приблизились гвардейцы. Испуганные поварята выглядывали из-за телеги.
Принц легко выбрался из людского круга. Никому не было до него дела. Недолго думая, он забрался в королевскую карету, уверенный, что вот-вотуслышит, как запрягают лошадей. Внутри Андуин достал спрятанный под сидением кинжал. Провел пальцем по кованой, инкрустированной сапфирами рукояти, угадывая, будто слепой, очертания золотого льва, серебряного грифона.
Что-то привлекло его внимание. Андуин не сразу понял, что именно. А когда понял — стало поздно. Правую дверцу кареты с протяжным гулом проломило что-то тяжелое. Воздух накалился. Яркая вспышка ослепила. Под треск ломающегося дерева мир перевернулся с ног на голову, завертелся, и в воспоминаниях Андуина появился первый пробел.
Резкая боль в ногах и плечах привела его в сознание. Его будто хотели разорвать на части. Кто-то тянул за руки, а ног Андуин не увидел. Перед глазами было белым-бело, и эта белизна нестерпимо обжигала лодыжки.
Андуин услышал:
— Тяни! — и его со всей силы дернули за руки.
Он едва не задохнулся от боли.
— Простите, ваше высочество. Потерпите еще немного, сейчас. Давай еще раз! Взяли!
Принц не чувствовал ног. Похоже, кто-то решил, что руки ему тоже ни к чему. С новым «Тяни!» в правом плече что-то противно хрустнуло, а наконец-то вызволенного Андуина поволокли по земле. И Андуин увидел.
Перевернутая королевская карета полыхала до небес.
— В карету угодил огненный шар, ваше высочество, — тяжело дыша, объяснил гвардеец. — Она прям взлетела, а вас вышибло наружу. Но потом горящая карета рухнула наземь и…
— Вам еще повезло, — подбодрил его второй гвардеец.
Куда делся кинжал, который он держал в руках в момент взрыва? Андуин не мог заставить себя думать о чем-то другом. Это казалось важнее. Это подарок отца. Что он сделал с ним?
Солдаты старательно отводили взгляды от того, что когда-то было его ногами. Перед глазами принца все еще плясали белые пятна. Он ощущал только боль, но ничего не видел. Собрав всю волю в кулак, Андуин вспомнил и процедил короткое заклинание, которое на время охладило его раны.
Вдруг первый крикнул:
— Она близко!
Гвардеец аккуратно опустил его на траву и, обнажив клинок, занял обороняющуюся позицию. В сгустившейся ночи Андуин ни зги не видел и не понимал, кто мог напасть на них. Стиснув зубы, мальчик сел. Коснулся одними только подушечками указательных пальцев чего-то влажного и горячего. Даже от легких прикосновений боль была такая, будто в те места вбили по гвоздю. Нужно было вспомнить заклинание эффективней прежнего, но боль и напряжение не позволяли сконцентрироваться.
Визг словно из потустороннего мира заставил его вздрогнуть.
— Ты видишь ее? Видишь? — кричал один гвардеец второму.
Пламя от горящей кареты должно быть видно, лихорадочно соображал Андуин, они не могли убежать настолько далеко. Но их опутала беспросветная тьма. Ни огня, ни звездного неба, даже спины гвардейцев Андуин и то различал с трудом, хотя они стояли прямо перед ним.
— Берегись!
Андуин услышал знакомый гул. Гвардейцы рухнули на землю. Волшебный снаряд пролетел над ними и, разлетевшись брызгами кипящей лавы, угодил в сухой сосновый ствол. Второй огненный шар с шипением влетел в зеленую крону дерева. Третий, пропахав влажную землю, отрезал им путь к бегству выросшей огненной стеной.
Пламя разорвало тьму, и Андуин, наконец, увидел свои ожоги. И кинжал. Он сразу вспомнил, как рефлекторным движением, которое отец столько времени старался выработать у него, за секунду до взрыва он спрятал его за голенищем сапога. Только сапога на нем сейчас не было. На ногах ниже колен и кожи-то не было. Зато кинжал остался. Вместе с ногой принца он угодил в самое пекло.
Золотой лев сохранил свои формы. Тонкая ковка серебряного грифона оплыла, как подтаявший ледник. Обезображенная огнем рукоять сплавилась с его правой голенью. Андуин не мог даже представить, что его ждет дальше. Его настолько ошеломило увиденное, что на какое-то мгновение он даже перестал ощущать боль. Только и мог что смотреть, как пляшут отблески пламени в отполированных сапфирах среди бордовых волдырей.
Визг повторился. С другой стороны ему вторил такой же. Преследователи, кем бы они ни были, окружали их. Андуин заставил себя оторвать взгляд от изуродованных ног.
Два гвардейца, обнажив мечи, стояли от него по обе стороны. Их взгляды пересеклись, и они кивнули друг другу. Принц скрипнул зубами. Они попрощались, потому что не надеются выжить.
Вспоминай! Вспоминай, скомандовал он сам себе.
«Ты не воин, Андуин, — всплыли в его памяти слова покойного Бенедикта. — Ты жрец, и твое призвание служить Свету, сколь сильно не хотел обратного твой отец».
Вариан желал видеть в Андуине свою копию — воинственного, мужественного наследника престола. Андуин стоически терпел тренировки и делал все, что мог и даже больше, но вряд ли общение с оружием далось бы ему также просто, как общение со Светом. Он не просил Свет об этом. Наоборот, он горячо молил его в дни воскресных служений, чтобы Свет направил его на путь воина. Но с каждым днем Свет только сильнее проникал в его душу.
Эти люди готовы погибнуть ради него. Только Святой Свет способен защитить их.
Нет нужды вспоминать заученные формулы заклинаний, осознал теперь Андуин, боль и паника все равно не дадут ему сконцентрироваться. Одно дело твердить формулы на лекциях и совсем другое, сейчас, когда их жизни в опасности. Свет отзывался, когда он в ней особенно нуждался. Как это произошло тогда, в лесу возле раненного коня.
Едва различимое свечение, будто поддерживающее рукопожатие, овладело руками принца. Он ощутил тепло. И с облегчением понял, что Свет пришел ему на помощь.
Сверкающие коконы окутали изумленных гвардейцев. Они оглянулись на принца, но времени больше не было. Круг сомкнулся.
Один за другим они выступали из тьмы, будто из-за театрального занавеса. Сначала бойцы ближнего боя, затем волшебники, на раскрытых ладонях которых зарождались новые огненные метеоры. Следовавшие за чернокнижниками гончие Скверны протяжно взвыли при виде загнанных в огненный капкан людей. Для двоих мужчин и раненного мальчика, пусть и умевшего взывать к Свету, их было слишком много.
Их белые одежды служителей Света были испачканы чужой кровью.
Их предали.
В живых остались только они трое, понял Андуин. Других настигли источавшие фиолетовое пламя окровавленные мечи.
— Где она? Ты видишь ее? — спросил гвардеец второго, хладнокровно рассматривая выстроившуюся перед ними армию.
Андуин не знал, кого он пытался разглядеть и чьего присутствия так опасался.
Второй кивнул:
— Да, я вижу ее. Это конец.
Девочка в фиолетовом плаще в надвинутом по самые глаза капюшоне вышла вперед. Сиротка не поднимала лица, будто стеснялась окружения, в котором ей довелось оказаться. Молчаливая и покорная, именно такой Андуин и помнил ее, когда впервые увидел возле архиепископа в королевском саду. Теперь она возглавляла измазанную в чужой крови армию предателей. По тому, как расступались перед ней маги, в этом не оставалось никаких сомнений. В глубине души принц верил, что кем бы ни оказались их преследователи, они пощадят его, наследника Штормграда, что ими движет лишь жажда наживы. Но теперь эта уверенность поубавилась.
