Что-то остается - Кузнецова Ярослава (чтение книг TXT) 📗
— Давайте-ка, псы, сеть подберем. Чтобы тварь удержала.
Выволок я из сеней охотничье свое снаряжение. Ун решил, что это новая игра такая — взвизгнул, припал на передние, рявкнул радостно.
— Прекрати, парень. Тебе бы все бирюльки.
Хорошо б поставить побольше, в разных местах. Да хлипкие они все — на зайца, ну, на лисицу… Вот, эта сгодится. Достаточно прочная. Сдается мне, она вообще рыболовная, сеть эта. Мне ее, помнится, всучили в городе Канаоне. Да, четыре года назад. На кой дьявол я ее купил? Для объема, не иначе. Мне ведь были нужны набитые сумы… Точно, рыболовная. О, а вот и еще одна. И еще. Ну, приятель, ты и транжира.
Срезать, что ли, поплавки и грузила? А, и так сойдет. Скажу — амулеты заговоренные. Тварь все-таки… Да, пригодились сеточки. Каждая сома удержит, что им какая-то нечисть кадакарская.
Между прочим, ентот Кайд ихний хваленый, коли уж в «таких делах понимает», мог бы и — того, сам «богоугодное дело» совершить. Словил бы исчадье адское, либо изгнал — а то сплел бы из железок своих сеть противотварскую — они ж все железо на дух не переносят, разные там оборотни… Так нет же — Сыча-простофилю за жалкие шесть гривен подрядили. А ежели нечисть Сыча слопает, никто плакать не станет.
Шиш тебе, дружище Кайд. Хрен собачий. Вот назло тебе поймаю. Сам. Ужо с тобой славу делить не намерен. Так-то.
Альсарена Треверра
— Профанация, — проворчала Леттиса, открывая глаза, — Знал бы кто из старших, что я, без пяти минут выпускница Бессмарага занимаюсь отслеживанием Тени какой то обжорной скотинки!
— Так что скотинка-то? — перебила я.
Но Летте хотелось еще поворчать. Она всегда ворчала на испытаниях.
— Скотинка в своем скотинском раю, как ты того добивалась. Не знаю, что ей там мерещится, должно быть, целый океан помоев и стада розовых хрюшек, жаждущих любви…
— По-моему, он слишком долго спит, — скептически заметила Ильдир, — Уже полчетверти.
Я поглядела через загородку на растянувшегося в соломе кабанчика. Он сопел, нежно похрюкивал и перебирал копытцами. Ему явно что-то снилось. Какая-то недоступная нашему пониманию прекрасная свинячья мечта.
Ильдир перегнулась через загородку и ткнула кабанчика рукояткой навозных вил. Тот издал вздох совершеннейшего удовлетворения.
Летта встала с мешков и отряхнула овсяную шелуху со своего форменного марантинского плаща.
— Оставь, Иль. Пусть себе дрыхнет. Он здоровей здорового. Пойдем, алхимик.
Алхимик — это еще ничего. Ильдир, например, время от времени интересуется, нет ли у меня в роду арваранов, славящихся немыслимым для остальных смертных талантом составлять всяческие таинственные зелья. Отсутствие у меня хвоста, гребня и когтей, а также недостаток роста Ильдир не смущают.
Поначалу я еще пыталась осадить ее, простолюдинку, дочь ингских рыбаков. Теперь же, два с лишним года спустя, я отучилась от высокомерия. У марантин ценятся лишь талант и трудолюбие, а родословные никого не интересуют.
Мы вышли на свежий воздух и вынесли фонарь. Уже совсем стемнело. С востока, с вершин хребта Алхари, снежной лавиной накатывались тучи. Навершие монастырской колокольни — раскрытый, как ладонь, каштановый лист — царапало их отвисшие, набитые ледяной кашей животы. Из прорех редкими струйками сыпалась белесая колкая крупа. Последний месяц снежных гроз — февраль.
Мы двинулись домой. Мимо барака для рабочих, мимо огородов, мимо огромного приземистого здания больницы, мимо церковки с колокольней — к жилым корпусам, примыкающим к слепой наружней стене.
Здесь, в Бессмараге, всего два жилых корпуса. Один, поменьше, где обитает мать настоятельница и старшие сестры, и другой, большой, где живут послушницы и младшие сестры, то есть те, что готовятся уйти в мир, вроде Леттисы и Ильдир. Там же есть несколько комнат для гостей. В одной из них некоторое время по приезде жила я, но еще прошлой зимой переехала к девочкам. Ради экономии дров, но на самом деле — ради общества.
Мы не успели подняться к себе, как на колокольне два раза звякнуло. Вечерняя молитва. Леттиса чертыхнулась.
— Ну вот, — сказала она, — Все из-за тебя и из-за твоих внеочередных испытаний. Сейчас бы помыться да чаю горячего… Вся хлевом пропахла.
Ильдир потянула ее за рукав. Мимо уже спускались девушки и женщины в черных марантинских плащах, прикрывая полами мигающие фонари. Одна из них махнула рукой:
— Эй, подруги! Что это вас в трапезной не было?
— Благодарим, мы уже пообедали, — съязвила Леттиса.
На самом деле Летта просто дулась на меня за то, что им, младшим сестрам, надо идти и отсиживать положенное время в продуваемом сквозняками храме, а я имела полное право помолиться у себя в комнате, и она прекрасно знала, что молиться я не стану, а завернусь в одеяло и буду гонять чаи в свое удовольствие.
Я снисходительно пообещала:
— Вернетесь — будет вам по кружке чаю с медом.
— Смотри, не намешай туда свинячьего зелья, — фыркнула Леттиса, и они с Ильдир удалились.
Поднявшись в комнату, я сделала именно то, о чем мечтала моя соседка. Переобулась, умылась, завернулась в одеяло. Раскочегарила жаровню — за время нашего отсутствия комната выстыла. Поставила кипятиться чайник. Из своего личного сундучка достала бутыль с составом, густым и темным, как вишневое варенье.
Испытание прошло удачно, как сказала Леттиса, а она у нас — лучшая из всего дипломного курса. Мать Этарда, был момент, даже уговаривала ее остаться в монастыре после выпускных экзаменов, но Летта уперлась. Она рвалась в мир, вершить добро. А Бессмараг, хоть и знаменит весьма, однако находится в захолустье, мало того, почти во внутреннем Кадакаре. А кто, скажите, если только не в смертельной нужде, добровольно сунется в Кадакар? Кадакар — это вам не шутки, аномальная зона, или, иначе, места проклятые и волшебные. Недаром предки мои, древние лираэнцы, окрестили горную страну — Кадар Аркар, что на мертвом лиранате означает — Сердце Ночи.
Часто вы видите в Бессмараге новое лицо, мать Этарда? Раз в год, бывает приедет какой-нибудь отчаявшийся с тяжким недугом, еще реже заглянет своя же сестра из Найгона или Каорена для обмена опытом, или такая вот энтузиастка-любительница вроде Альсарены заявится с мешком родительских денег и рекомендательной запиской от давным-давно покинувшей Бессмараг соученицы самой Этарды.
Кстати, Альсарена — это я. В Бессмараге я всего лишь вольная слушательница. Мой срок обучения истекает в мае. Тогда же мои подруги, Летта с Иль, получат марантинские наколки и отправятся в свое первое путешествие, уже как полноправные мирские сестры. А я поеду домой. Не сказала бы, что с нетерпением жду этого момента.
Вода закипела. Я засыпала в чайник мяту, душицу, зверобой и четыре ложки зеленого кхарского чая. Чай, как и кофе (но кофе — реже), доставлял мне мой дружок-контрабандист. В обмен на пилюльки и порошки, которые можно добавлять в табак, в вино, или нюхать, или глотать просто так. Сочинять новые составы — мой конек.
Чайник я закутала в тряпку и спрятала Летте под подушку, чтобы не остыл. Затем прикрыла раскаленные угли крышкой с дырочками, а поверх поставила плоский противень. В противень вылила содержимое бутыли, и остатки из фляги, которую носила на испытание.
Свинячье зелье, надо же придумать! Дорогонько обойдется свинячье зелье его покупателям. У меня в сундучке лежит кошель, а в нем почти сотня лиров. Это были не папины деньги. Это были деньги лично мною заработанные и суммой немалые. Сей факт наполнял сердце мое гордостью. Норв расплачивался не только чаем, шоколадом и конфетами. Он честный малый… насколько может быть честным альхан.
Вчера, на обратной стороне потайной дверцы, ведущей за стены Бессмарага, я обнаружила условный знак — сердечко со стрелой, начерканные мелом. Это означало, что Норв и его парни уже в Косом Узле, и мне назначается свидание. Идея дурацкого рисуночка была Норвова — даже если кто-нибудь заметит, сочтет за простое баловство. Хотя до сих пор вроде бы никто не замечал. В Бессмараге главное — не лезть на рожон и соблюдать хотя бы внешние правила приличия. Твои дела никого не касаются. Но уж если нарвался — пеняй на себя.