Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Егорушкина Александра (полные книги .TXT) 📗
Но и на этот раз расчеты Мутабора не оправдались. Двенадцать лет продержал он принца Инго в заточении, в Черном замке, без единого лучика дневного света, но так и не сумел сломить волю мальчика и сделать его своим учеником и наследником. А где-то в Петербурге в это время подрастала сестренка Инго, Лиза-Лиллибет, которая тоже, как и принц, была наделена магическим даром. Вместе с волшебником Филином и друзьями она выручила брата из плена, и Инго стал радингленским королем. Прошел год, и Мутабор сделал очередную попытку забрать власть в свои руки. Но новая личина, под которой он явился в Петербург, не обманула Инго с Лизой. Они все-таки победили колдуна, и Мутабор, утратив бессмертие, умер. Но от зловещего паука осталась его пустая паутина – Черный Замок, который стал искать себе место, чтобы пустить корни, а самое главное – искать нового хозяина. Он появлялся то в одном, то в другом мире, вынюхивая, где бы устроиться получше, и везде, где бы ни появлялся Черный Замок, он сеял разрушения…
А самое главное – хотя Замок и был лишен собственного разума, он каким-то образом знал и помнил, кого именно Мутабор хотел видеть своим учеником и наследником.
Пролог,
в котором принцессе Радингленской негде поплакать
Лиза со всех ног мчалась по главной дворцовой галерее, глотая подступавшие слезы и ничего не видя вокруг. Бабушка объявила, что после Нового года ложится в больницу!
Лиза задрала нос повыше, чтобы слезы не капали – проверенный способ. Ну куда же все-таки спрятаться?
Подобрав пышные юбки, она пронеслась мимо знакомых мраморных статуй – бородатого старца с агатовым шаром в руках и длинноволосой девы, по плечам которой прыгали белки, тоже мраморные. И встала как вкопанная.
Королевская гардеробная! Как же ей раньше в голову не пришло?
В этот ранний час туда никто не зайдет. И вообще туда никто не ходит, кроме нее, Инго и Бабушки.
Инго в Амберхавене, сдает экстерном выпускные экзамены, а Бабушка… Бабушка у себя. Еще вечером велела Лизе зайти утром перед школой. И объявила, что вставать сегодня не будет.
Она в последнее время то и дело говорит, что устала. Что пойдет полежит. Даже в разгар приготовлений к Новому году. Даже посреди королевских уроков с нудными задачками по экономике и вопросами по истории. Теперь понятно, почему!
Но о том, что она вообще не собирается вставать с постели, Бабушка сказала в первый раз.
Лиза огляделась по сторонам. Вроде бы никто не наблюдает – да и кто может оказаться в коридоре в такую рань, кроме очень уж трудолюбивых домовых? Она приоткрыла тяжелую резную дверь и шмыгнула внутрь, в полутьму.
Правда, в гардеробной обитает переодевальное Зеркало, но можно спрятаться за ним, чтобы не приставало с разговорами.
Именно это Лиза и сделала: умостилась в тесном промежутке между Зеркалом и стеной. Здесь Лева памятной зимой, два года назад, прятал рюкзаки и школьную форму.
Уф.
Лиза шумно выдохнула. Слезы только того и ждали – полились ручьем. Плакать она на всякий случай старалась потише, но все равно сразу стало немножко легче. Правда, мысли по-прежнему путались, как нечесаные волосы.
Что же теперь будет?
С кем поговорить?
Бежать к Филину? Звонить Инго? Зачем? Инго наверняка все прекрасно знает. А приехать не может и вообще не надо его дергать – человек последний экзамен сдает, чуть ли не самый главный, по словесной магии! А если Инго знает, почему ей, Лизе, не сказал раньше? Чтобы не пугать?
Вечно они с ней как с маленькой… Забывают, что ей уже четырнадцать! Они – как с маленькой, а Бабушка – совсем наоборот! Спятить можно!
А Филин?
Бабушка велела – вообще никому ни слова. Сказала – она сама поговорит с кем надо. И потом… при Филине она всегда чудесным образом оказывалась свежа, бодра и в парадном платье. Значит, она очень хочет, чтобы Андрей Петрович ни о чем не догадался.
Значит… значит, все совсем серьезно?
Бабушка, правда, сделала вид, будто ничего особенно страшного не происходит, небрежно бросила что-то про то, что вчера врач назначил ей непонятное «обследование» сразу после нового года. Но у Лизы хватило сообразительности на секунду включить волшебный слух. И то, что она услышала, ее ужасно напугало.
Какой-то тихий-тихий шорох, будто сугроб незаметно оседает на солнце.
Бабушка стремительно слабела. Она даже дышала не так, как раньше. У нее и сердце билось устало, вяло, точно часы, у которых кончается завод. И сама она это чувствовала, но старалась обмануть внучку.
Лиза всхлипнула и уткнулась носом в колени, поцарапав его о жесткую парчу.
Вот и пойми теперь, польза от волшебного слуха или вред. Иногда, конечно, полезно слышать то, чего другие не слышат. Но сейчас, может, лучше было ничего не знать… Ой нет, тогда было бы еще страшнее!
Бабушка сказала, что пробудет в больнице не все каникулы, а два-три дня. А потом вернется в Радинглен, потому что «дел много».
Теперь-то все понятно: и то, почему Бабушка все время наводит во дворце порядок и всеми недовольна, и почему на Инго сердита, и даже на Филина. И «королевские уроки» эти, которые Лизе уже поперек горла стояли, – Бабушка их завела неспроста, вон, даже сказала, чтобы Лиза не смела отлынивать, мол, занимайся самостоятельно или с Гарамондом, пока я в больнице.
– А я-то еще не понимала, зачем они нужны! – шептала Лиза, слизывая с губ слезы.
Да Бабушка просто-напросто готовит ее в королевы! Потому что считает Инго… как это? Отрезанным ломтем, вот. Она сама сегодня так сказала. Мол, в магическом Университете Инго интереснее, чем на троне. И добавила: «Наверно, он скоро отречется от престола». У Лизы было на этот счет другое мнение – если человек собирается отрекаться от престола, то и учится себе преспокойно, никуда не спешит, а не сдает каждый день по два экзамена, чтобы пройти полный курс за полтора года, поскорее получить диплом и заняться государственными делами. Но теперь ясно, почему Бабушка на каждом уроке корила Лизу за бестолковость и твердила «ты уже взрослая, тебе уже четырнадцать, пора разбираться в таких вещах». А Инго действительно говорил, что маг на троне – это не дело… Лиза ни на секунду не могла допустить и мысли о том, что Инго вот так возьмет и все свалит на нее, но Бабушка, видимо, считала иначе. Бабушка часто считала иначе.
Ох, как бы Лизе хотелось сейчас быть именно Лизой Кудрявцевой, а не принцессой Лиллибет! Что бы только она ни отдала, чтобы очутиться дома, на Петроградской, где нет ни кудахчущих фрейлин, ни суетливых слуг, ни вездесущих домовых. Там, кстати, и плакать можно сколько угодно, если есть повод, в ванной, например, а тут просто деваться некуда. Даже здесь, в полутьме гардеробной, пахнущей сухой лавандой, и то никак не забудешь, что ты принцесса. Последнее время Лизе принцессой нравилось быть все меньше, а поводов поплакать становилось все больше, причем с каждым днем. То и дело выяснялось, что настоящие принцессы мало на что имеют право, зато очень много чего должны – двору, подданным, королевству, самим себе… Бабушка только об этом и говорила. Но раньше это было еще терпимо, – и дворцовые церемонии, и тяжелые наряды с кринолинами, и даже несчастные задачки про подушную подать, озимые и яровые. Вот сегодня Бабушка даже похвалила Лизу – впервые за все время, – так и сказала, что Лиза делает успехи и вполне может, например, рассчитать бюджет небольшого королевства на следующий финансовый год. Самый настоящий, с этими, как их, балансом и профицитом. А потом – как будто между делом – сообщила про больницу.
Бабушка знает, что умирает!
И хочет оставить королевство на внуков… Вернее, на внучку – принцессу Лиллибет, Лизу.
Лиза попыталась себе представить жизнь без Бабушки, но у нее ничего не получилось: это все равно что вообразить себе, что с неба исчезнет солнце. Стало так страшно, что она зарыдала в голос, бормоча какую-то невнятицу. Остановиться не получалось.
Внезапно по гардеробной разлилось теплое сияние. Ну вот, Зеркало услышало! Из темноты проступили резные дубовые панели и дверцы многочисленных шкафов (по причине преклонных лет Зеркало не любило дневного света и предпочитало, чтобы окна были закрыты ставнями).
