Дочь Империи - Вурц Дженни (серия книг TXT) 📗
Эхо от гонга не успело еще замереть, когда в тишину храма ворвался другой звук - резкий и совершенно неуместный. Чьи-то сандалии ударялись твердыми подошвами о каменный пол колоннады наружного храма; раздавался неясный стук оружия и доспехов. Из-за занавеса послышался приглушенный возглас жреца-привратника:
- Остановись, воин! Сейчас нельзя входить во внутренний храм! Это запрещено!
Мара оцепенела. Знобящее предчувствие легкой дрожью пробежало по ней. Из-под шатра-покрывала она видела, что встревоженные жрецы на помосте поднялись с колен. Они обратили лица к дерзкому пришельцу, и следующий удар гонга в должный миг не прозвучал.
Верховный отец-наставник решительно двинулся к занавесу, нахмурив брови. Мара крепко зажмурилась. Если бы только она могла с такой же легкостью погрузить во тьму весь окружающий мир, никому не удалось бы ее найти. Но звук шагов прекратился, и раздался голос верховного отца-наставника:
- Что побудило тебя к такому кощунству, воин? Ты нарушил самый священный обряд!
Ответ не заставил себя ждать:
- Мы пришли за властительницей Акомы!
Властительницей Акомы... Как холодная сталь кинжала пронзает грудь, так пронзили эти слова душу Мары. Короткая услышанная фраза перевернула всю ее жизнь. Ее разум восставал, ей хотелось выкрикнуть отчаянный протест, но она заставила себя сохранять спокойствие. Никогда не опозорит она своих предков публичным выражением горя. Медленно поднявшись с колен, она ровным голосом отозвалась:
- Я здесь, Кейок.
Верховный отец-наставник направился к Маре; жрецы и жрицы, все как один, следили за ним взглядом. Вот он остановился перед ней, и священные символы, которыми было украшено его ритуальное облачение, ярко сверкнули, когда он подал знак одной из жриц; та тотчас же поспешила встать с ним рядом. Потом он взглянул Маре в глаза и прочел в них тщательно скрываемую боль.
- Дочь моя, очевидно, наша Хранительница Мудрости предназначила тебе иной путь. Ступай, и да пребудут с тобой ее любовь и милосердие, властительница Акомы.
И он слегка поклонился.
Мара поклонилась в ответ, а затем передала жрице свое полотняное покрывало. Не заметив, как завистливо вздохнула Ора, она наконец обернулась, чтобы взглянуть в лицо тому, чье появление так круто переменило ее судьбу.
На нее был устремлен взгляд усталых глаз стоявшего почти у самого занавеса Кейока, военачальника Акомы. То был закаленный в сражениях воин с прямой и горделивой осанкой, которую он не утратил за сорок лет верной и трудной службы. Сейчас весь его вид выражал готовность немедленно встать рядом с девушкой, предложить ей руку для опоры или даже загородить собой, если напряжение окажется для нее слишком сильным.
Бедный, беззаветно преданный Кейок, подумала Мара. Ему и самому нелегко далась миссия вестника горя. Она не разочарует его, не уронит чести семьи. Поставленная лицом к лицу с трагедией, она сохраняла выдержку и достоинство, приличествующие властительнице знатного рода.
Кейок поклонился своей госпоже, когда она приблизилась к нему. Позади него стоял высокий молчаливый Папевайо, лицо которого, как всегда, являло собой непроницаемую маску. Самый сильный воин в гвардий Акомы, он состоял при Кейоке одновременно и помощником, и телохранителем. Он поклонился и отвел в сторону занавес, чтобы открыть проход для Мары.
Мара слышала, как оба одновременно шагнули, чтобы встать по обе стороны от нее; при этом Папевайо занял место на один шаг позади, в точном соответствии с этикетом. Она безмолвно провела их по садовой террасе, отделяющей внутренний храм от наружного; затем они пересекли колоннаду наружного храма, и проследовали через длинный входной коридор, мимо великолепных фресок, передающих содержание различных историй о богине Лашиме. Цепляясь за любую возможность хоть как-то унять сокрушительную боль, Мара заставляла себя вспоминать каждую легенду, представленную на этих фресках: как богиня перехитрила Туракаму, Красного Бога, ради спасения жизни младенца; как она обуздала гнев императора Инчолонганбулы и не позволила ему стереть с лица земли город Мигран; как она открыла первому мудрецу тайну письма. Проходя мимо самой любимой своей фрески, Мара зажмурилась. Здесь было показано, как богиня, приняв обличье жалкой старухи, решила спор между земледельцем и его женой. Мара отвела взгляд от этих образов, ибо они принадлежали к тому миру, который ныне ее отверг.
Скоро, слишком скоро они достигли выхода. Прежде чем начать спуск по истертым мраморным ступеням, Мара на мгновение задержалась. Внизу, во дворе храма, расположился в ожидании небольшой отряд гвардейцев в ярко-зеленых доспехах Акомы. На некоторых из них виднелись повязки, наложенные, очевидно, на свежие раны, но все отсалютовали ей, как полагалось, прижав кулак к сердцу, едва она показалась на виду. Мара с трудом подавила страх: если уж в эскорт приходится назначать раненых солдат, значит, исход сражения воистину плачевен. Многие доблестные воины погибли. И из-за того, что Акома оказалась вынуждена явить миру столь очевидное свидетельство своей слабости, Щеки Мары вспыхнули от гнева. Возблагодарив богов за то, что храмовое облачение позволяет скрыть дрожь в коленях, она спустилась по лестнице. У подножия ее ожидал паланкин. Двенадцать рабов молча стояли рядом, пока властительница Акомы усаживалась. Затем Папевайо и Кейок заняли места по обе стороны от носилок. По команде Кейока рабы схватились за шесты и подняли их на плечи. Укрытая между легкими вышитыми занавесками паланкина, Мара неподвижно сидела, выпрямив спину, пока солдаты строились впереди и позади носилок.
Рабы двинулись к реке сквозь толпу, заполнявшую улицы Священного Города. Они обгоняли повозки, запряженные медлительными шестиногими нидрами, а их самих, в свою очередь, обгоняли быстроногие гонцы и юркие носильщики с тюками на плечах или на голове, подгоняемые стремлением как можно скорее отнести поклажу клиентам, которые обещали награду за быструю доставку.
Шум и суета городской жизни снова поразили Мару: в тишине храма даже потрясение от появления Кейока она прочувствовала не в полной мере. Теперь же, когда пришло ясное понимание свалившейся на нее беды, она напрягала все силы, чтобы не дать скатиться подступившим слезам. Она не хотела ничего говорить, как будто молчание было способно скрыть истину. Но девушка жила в Империи Цурануани и происходила из рода Акомы. Малодушие не изменит прошлого и уж наверняка не избавит от грядущих бедствий. Она глубоко вздохнула. Затем, отодвинув занавески, так чтобы видеть Кейока, шагающего рядом с носилками, Мара высказала вслух то, в чем уже не приходилось сомневаться:
- Их обоих нет в живых?
Кейок коротко кивнул:
- Госпожа, твои отец и брат были посланы на бессмысленный штурм против укреплений варваров. Это было убийство.
Его лицо оставалось бесстрастным, но в голосе сквозила горечь.
Паланкин дрогнул: носильщики чудом сумели избежать столкновения с тележкой, нагруженной плодами йомаха. Они свернули на улицу, ведущую к речной пристани, и только тут Мара заметила, как судорожно стиснуты ее руки. Сосредоточив всю свою волю, она приказала пальцам медленно разогнуться и расслабиться. После долгого молчания она сказала:
- Расскажи, как это произошло, Кейок.
- Когда в мире варваров растаяли снега, мы получили приказ выступить в поход и занять позицию для отражения возможной атаки варваров. - Доспехи старого воина скрипнули, когда он распрямил плечи, пытаясь сбросить гнет воспоминаний о непомерной усталости и потерях; но голос его звучал так же ровно: - Солдаты из варварских городов Занн и Ламут уже находились на равнине: они пришли туда раньше, чем их ожидали. Мы послали гонцов с донесениями к Имперскому Стратегу: его лагерь находился в долине среди гор, которые варвары называют Серыми Башнями. Стратега в тот момент не было в лагере; на время своего отсутствия он поручил командовать войсками полководцу-наместнику, и тот отдал приказ, чтобы отряд Акомы атаковал позицию варваров. Мы...
