Аид, любимец Судьбы (СИ) - Кисель Елена (читаемые книги читать .TXT) 📗
Мальчик полз, пока детские пальцы не ощутили, как тьма и безвременье под ними уплотняются. Обжигающая глухота и пустота сгустились в слизкую, жилистую преграду – стену темницы.
«Хочешь услышать сказку, мой маленький?»
– Нет. Нет-нет-нет. Уходи. Замолчи. Все равно это не я, это не меня, это…
«Вначале был только великий Хаос…»
Великий Хаос, потом Уран и Гея, потом Крон и Рея, потом мальчик с черными глазами и волосами – тот, который не я…
Голос всегда один – усталый, тихий, ласковый. Пахнущие молоком пальцы трогают лоб одинаково бережно. Иногда выступают из тьмы руки, или хлещущее пенными бурунами море, или гневно-фиолетовый Уран-Небо над головой…
Потом появится и заслонит все бездонная глотка – перед тем, как темнота моей памяти перемешается с темнотой вокруг.
Моей памяти. Не его.
«…на свет появился мальчик с волосами чернее смоли и глазами, впитавшими темноту ночного неба. И тогда Крон приказал принести младенца ему…»»
Вздрагиваютдетские губы, освобождая скопившийся звук: стон-вздох-всхлип – все вместе…
«Это… я?!»
Да, это я.
***
Сожрал, значит, стервец.
Как есть – сожрал. И задумываться не стал особо. Как будто я, скажем, финик. Или ягненок.
Спасибо, папочка, век не забуду!
Главное, наследника. Первенца. Обидно до… с чем сравнить-то, когда вокруг – тьма и папашкина утроба.
Тут даже времени нет.
Он повелевает временем, это верно, но внутри него оно перемешивается, спутывается: секунды-годы, столетия – миги… И в моей темнице – душном, темном, огненно-жарком мешке – ничто не указывает на то, сколько я тут просидел… пролежал… простоял…
Крон, сын Урана, Хаос тебе в печенку! Готовься к бескрайнему, вселенскому несварению желудка.
Ярость взметнула на ноги – оказывается, сидел – бросила плечом на одну упруго-горячую стену, на другую.
– Ик, – неуверенно и басовито раздалось откуда-то вовне.
Во второй раз разбег был больше, а удар – сильнее.
– Ик…
После третьего раза что-то вовне проревело, что у меня отвратный характер.Или после четверного?
От напряжения взвизгнули мышцы, боль хлестнула волной, задавила ярость, но я продолжал метаться и биться, биться и метаться…
Потом падал в полузабытье (полностью забыться не удавалось никогда), но приходила ярость, толкала, поднимала на ноги – и я вставал и бросался, падал и вставал опять…
–Ты упрямый, маленький Кронид[3].
Наверное, это сказал я. Здесь же все равно больше никого нет. Правда, с собой я пока не пытался разговаривать – чего доброго, с собой и поссоришься.
– Ага. Еще у меня характер скверный.
Смешок взрезал темноту, как зарница – небо. Я помню зарницы. Уран-небо разбрасывал их, когда мать несла меня, недавно родившегося, к отцу – на пир, которым он отметил появление наследника.
Главным блюдом выступил наследник.
– Раскаленный металл перестает вспыхивать – и иногда становится крепче камня… – голос задумчив и… не мой. Откуда младенцу, который не успел прожить и дня, знать о металле?
В памяти – только сказка, касания рук, море, небо, пасть…
– Ты кто?
– А ты сам-то на такой вопрос ответишь?
Очень даже отвечу. Я вроде бы – мальчик и сын Крона Криводушного, который – зараза. И у меня еще характер скверный.
– Имя у тебя есть?
– Много имен. Но обычно меня зовут: Ананка. Ананка-Судьба.
Повеяло холодком среди обжигающих стен батюшкиной утробы.
«Ананка-Судьба, рожденная из Хаоса прежде всех», – услужливо подсказала память голосом матери.
– Зачем пришла?
– Посмотреть на тебя.
– Что? Посмотрела?
– А я тебя не вижу. Тут же темно, хоть глаз выколи – вот тебя и не увидеть. Аид-невидимка[4].
И засмеялась, но необидно, а весело. Аж самому засмеяться захотелось. Попробовал…
Забыл. Или все-таки не умел?
– А как зовут тебя, маленький Кронид?
А никак меня не зовут. Мать мне имя придумать не успела, а отец и придумывать не стал. Крон, Повелитель Времени, натура практичная и свою стихию тратить не любит. Принесли – сожрал. По животу похлопал и подытожил – мол, хорошо пошел первенец.
Кажется, еще запил чем-то пахучим. Зараза.
– Никто меня не зовет. Меня некому звать. Ты зовешь: Аид-невидимка…
– А знаешь, почему я пришла?
– На меня посмотреть, только не видишь почему-то.
– Ну, тогда это честно, маленький Кронид. Ты ведь меня тоже не видишь.
– Другие видят?
– Очень немногие. И нечасто. Видеть свою Судьбу – это, знаешь ли, не всегда приятно.
Голос у нее невеселый. Как будто ее тоже во младенчестве сожрали. Или, например, ее колыбелью тоже стали тьма и безвременье.
– Значит, они тебя слышат?
– Слушать свою судьбу умеют еще более немногие, чем видеть ее…
– Почему?
– Потому что они слишком хотят все сделать по-своему. Слишком себялюбивы, чтобы слышать мой шепот. Слишком горды, чтобы следовать советам и искать окольные пути. Они умеют только бороться… как твой отец.
Помолчали. Безвременье вокруг смешивалось с тьмой, тьма душила безвременье. Им не надоедает быть частями единого целого.
– Значит, у него – тоже Судьба?
– У всех.
– И он хочет с тобой бороться?
– Не надо со мной бороться. Пожалуйста, не надо со мной бороться!! Мир еще так молод, а я уже так устала… с вами бороться, дураками. Побеждать. У меня ведь тоже – Судьба… предназначение.
– А что с тобой делать тогда? Любить? Поклоняться?!
– Нельзя любить то, что у тебя вечно за плечами. И поклоняться тому, о чем совсем не знаешь. Меня понимать надо. Понимать и принимать, какая я есть.
– Ну и что тогда? Ты станешь мягче, что ли?
– Маленький Кронид… я не бываю тверже или мягче. Я бываю – твоя или нет.
– Тогда какая ты – моя?
– Ты мне нравишься, Аид-невидимка. Попроси меня. Какой захочешь – такой и стану.
– И будешь – у меня за плечами?
– Если не прогонишь.
Как будто я такой дурак – прогонять.
***
Наверное, ей тоже было здорово скучно.
Или даже вообще делать нечего.
Вот и наведывалась раз за разом к сыну Крона, запертому в утробе своего отца.
Так, подавала голос из-за спины. Роняла фразы.
По делу и не по делу.
В любом случае я смаковал их подолгу, словно материнское молоко, и безвременье казалось не таким томительным.
– Ты что думаешь – мне совсем нечем заняться, только объяснять упрямому мальчишке, что и как там, вовне? Я, может, сижу высоко, на небесах, выше самой высокой горы. И вращаю ось мира.
– Ври больше.
– А вот и вращаю, невидимка. Если не вращать – мой свиток писаться не будет, и жизнь совсем остановится. А мои дочки перестанут прясть нити судеб и вынимать жребии.
– И что тогда?
– Нельзя жить без жребия, маленький Кронид. Это значит – вечно быть на перепутье дорог, каждая из которых ведет в неизвестность. Новый шаг – новое перепутье. Это значит: остаться на растерзание случайностям. Двое, которым предопределено встретиться, – не встретятся. Слово, которое нужно произнести, не будет произнесено. Это значит, все вернется к тому, с чего все началось, невидимка, – в нем не было Судьбы…
– В чем? И с чего все началось? Ты что, опять за свое?!
Смеется только. Мол, ты еще маленький, невидимка, занимай себя другими разговорами.
Какая разница, чем занимать. Тут же тьма и безвременье, безвременье и тьма… Разве что только разбежаться – и на стенку броситься, послушать, как там отец меня костерит.
– А что это ты просто сидишь, а, маленький Кронид?
Ну, точно делать ей больше нечего. А врет, мол, ось эту самую вращаю…
– Еще могу стоять. Или лежать. Все равно ж ни зги не видно.
