Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия (книги без регистрации txt) 📗
Только одно-единственное дитя не откликнулось на Зов Дудочника. У Ашалинды Пендран была сломана нога, поэтому девочка не смогла пойти за всеми. Она росла одиноко в Городе Скорби и постоянно искала вход в королевство Дудочника. Эсгатар — один из Светлых, того самого народа, что некогда свободно бродил по Эрису — сжалился над ней и рассказал способ проникнуть под Хоббову гору. Оказавшись внутри, Ашалинда предстала перед наследным принцем Светлых, Морраганом, Принцем-Вороном. Умная и сообразительная девочка смогла разгадать три загадки принца. В награду он разрешил детям вернуться в мир смертных.
Однако вернувшись, дети начали томиться и чахнуть. Ими владела тоска по Светлому королевству — смертельная тоска, называемая ланготом. Волшебники Авлантии заявили, что от нее нет лекарства. Ашалинда в отчаянии воззвала к Эсгатару, моля снова пропустить детей в Фаэрию, на сей раз — вместе с семьями. Эсгатар согласился. Он сообщил также, что очень скоро Ворота между Фаэрией и землями смертных закроются навсегда.
В день Закрытия жители Хис Меллина покинули дома и поскакали в Светлое королевство. Но за миг до того, как ворота захлопнулись, Ашалинда узнала, что на самом деле исцеление от лангота есть. Она решила вернуться в Эрис. Из-за произошедшей в последнюю минуту ссоры между принцем Морраганом и его братом Ангаваром оба члена королевской семьи Светлых были отрезаны от Фаэрии — и при каждом была его свита. Они оказались в бессрочном изгнании, в мире смертных. Однако Ашалинда уже успела проскользнуть в проход, называемый Воротами Поцелуя Забвения — а назывались они так из-за заклятия, накладываемого на каждого, прошедшего через эти ворота.
И когда девушка вышла из них, оказалось, что в Эрисе прошло уже целое тысячелетие. После многих испытаний она наконец снова вернулась к Призрачным Башням — на заколдованный склон кальдеры, где утратила золотые волосы, голос и память: ее настигло заклятие Ворот Поцелуя Забвения.
1
КАЗАТДАУР
Темные мачты
Прозрачный дым витает средь лесов,
Разносит эхо звуки голосов,
А я тоскую, глядя на закат,
И к западу мечты мои летят.
Дождь. Дождь без начала и без конца. Быстрый перестук незримых пальцев, что нетерпеливо выводят бесконечную дробь. Над отверстием рудной шахты слышался лишь шум дождя да хриплое дыхание девушки — немой, оборванной, изнуренной. Потеряв память, не имея ни малейшего понятия, ни кто она, ни как попала сюда, бедняжка ползла, вслепую нащупывая путь во мгле подземелья, пока не наткнулась на отверстие и не вывалилась под стрелы дождя. Недели страданий от лангота, многодневный голод во время блужданий по лесной глуши, отсутствие аппетита к пище Эриса после благоуханных яств Фаэрии истощили ее, и теперь девушка из последних сил гнала себя вперед по вырубленным в тверди скал тоннелям, вырывалась из цепких лап хищных кустарников. Иногда девушка ненадолго забывалась тяжелым сном, а быть может — теряла сознание.
Одна радость: в такие минуты даже лангот забывался.
Девушка медленно ползла по грязи и мокрым камням заброшенных рудников, не замечая ни окружающего ее величия, ни препятствий, что вырастали на пути. Добравшись до верхнего уровня, она поднялась на трясущиеся ноги и пошла дальше — казалось, занемевшее, коченеющее тело движется каким-то инстинктом, уже не зависящим от разума.
Собачонка пропала. После обвала девушка долго лежала в подземелье, время от времени слизывая капли сочащейся сквозь толщу скал воды. Ее сочли мертвой, похороненной заживо. Охоту прервали — ведь охотники не ведали, кто она такая, считали ее какой-нибудь глупой шпионкой, неудачливой искательницей приключений или воровкой, жестоко поплатившейся за свою опрометчивость. Камнепад должен был убить ее — и все же девушка выжила: благодаря ли загадочному дару леди Нимриэль, собственным ли внутренним силам или чему-то еще — неведомо.
Внезапно земля ушла у нее из под ног, и девушка покатилась вниз — навстречу мучительной боли. Браслет ее зацепился за сухой сук. Она расстегнула застежку и рухнула в заросли ядовитого плюща.
Потянулись медленные, мучительные часы.
Гораздо позже проезжий возчик нашел валявшуюся на обочине стриженую бродяжку в оборванном мужском платье. Он украл ее эльфийский плащ, а саму девушку передал на попечение Гретхет.
С тех пор много воды утекло…
Теперь же, когда воспоминания нахлынули на распростертую в полубессознательном состоянии под сенью ночного леса близ Призрачных Башен девушку — так весной живица рьяно устремляется по стеблю растения, — в груди ее разгоралась странная эйфория. Опыт пережитого исполнил ее силой. Ей чудилось — у нее выросли крылья и она взирает на мир с немыслимой высоты, а отсветы славы окрашивают золотом оперение могучих крыльев. И в этом мысленном образе она могла бы — только протяни руку — собрать в ладонь дождь. Тучи холодили росой ее щеки, а солнцем она могла бы играть, точно золотым мячиком. Люди копошились у ее ног, точно жалкие муравьишки; ничто, ничто не могло затронуть или задеть ее. Она все вынесла, прошла через все — и победила.
Пока…
Плечо болело от хватки железных когтей. Все тело тряслось. Невнятно застонав, девушка вырвалась из этой хватки.
— Рохейн! Госпожа!
С круглого, в ямочках лица в обрамлении золотистых кудряшек с темными кончиками на нее встревожеино смотрели два карих глаза.
Сев, сновидица сделала большой глоток из фляги. Как всякий истинный воин, она прополоскала водой рот и сплюнула, а потом вытерла губы окровавленным рукавом.
— Виа! Я же говорила тебе не звать меня госпожой. И подстриги ногти. — Она потерла плечо. — Мы живы?
— Да, все три. Вы спасли нас.
— Хотелось бы мне согласиться, но на самом деле за нынешнее наше относительно благополучное состояние ответственно скорее украшение на моем пальце. — Подняв руку, она осторожно провела ладонью по лицу — по лбу, носу, подбородку. Внимательно поглядела на прядь черных волос. — Я такая же, как была? Красива или безобразна? Парень или девушка?
Вивиана и Кейтри обменялись многозначительными взглядами.
— Пережитое в Призрачных Ьашнях растревожило вас… гм… Тахгил, — сказала Кейтри. — Давайте-ка мы поможем вам подняться. Надо поскорее уходить. Мы все еще слишком близки к проклятому месту.
Когда они поднялись, та, кого спутницы называли Тахгил, пошатнулась, схватилась за сердце и, закрыв глаза, с гримасой боли прислонилась к дереву.
— Мадам, что это с вами? — сочувственно спросила Вивиана.
— О нет, не может быть. Увы, это опять он. Значит, такова цена.
— Опять что?
— Лангот. От него нет исцеления. — Страдалица сглотнула, пытаясь подавить боль. — Идемте.
Я должна выносить невыносимое.
Она только гадала: сколько времени потребуется недугу, чтобы убить ее?
Было второе диалеагмиса, месяца листьев, последнего, буйного месяца весны. Почки в лесу только что развернулись, и каждый листочек, еще не изъеденный насекомыми, не тронутый ветром и дождем, казалось, был выточен из прозрачного изумруда.
Путницы вышли на поляну, испещренную тонкими серебристыми стволами, ровную гладь которых через равные промежутки нарушали черные зарубки. Верхушки стволов терялись в желтоватой дымке нежнейшей зелени.
Девушка, которую называли Тахгил, вертела на пальце золотое кольцо в форме листа. Мысли ее устремились к тому, кто надел ей это кольцо. Я тоскую по тебе. Я прошла полный круг. Я снова здесь. А ты, любимый, увижу ли я тебя вновь?
Девушка, Тахгил. Внутри у нее все так и сводило от желания.
Так думала она: Я прожила тысячу семнадцать лет и еще полгода. Я пришла из времен, когда мир не знал еще шанга, не знал Летучих кораблей и силдрона. Королевство, где родилась я, кануло в ничто. Меня преследует один из могущественнейших Светлых Айя — но почему? Потому ли просто, что я невзначай услышала нечто, чего слышать была не должна, и избегла мести — или же он догадывается, что я нашла путь обратно в Королевство? Жизнь ли моя нужна ему — или то, что я знаю? Второй же могущественный Светлый, его царственный брат, тем временем спит вместе со своими рыцарями под каким-то безвестным холмом.