Жди меня - Шнейдер Наталья "Емелюшка" (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
2
Пылинки танцевали в лучах солнца, пробивавшихся сквозь щели в крыше. Пахло пылью, плесенью и еще тем неуловимым мертвым духом, что стоит в любом брошенном доме. Я торопливо сел, озираясь по сторонам. Покосившиеся стены, выбитые окна. Одна ставня висела на единственной петле, других и вовсе не было. Мерно скрипела дверь, шатаясь туда-сюда на сквозняке. Подо мной вместо постели оказались рассохшиеся доски. Одежда, сброшенная вчера, валялась неопрятной грудой посреди комнаты.
Я затряс головой, пытаясь проснуться. Сон. Кошмар. Что угодно, только не…
Подгнившие половицы скрипнули под ногами. Где-то среди одежды должен быть нож. Сейчас… сейчас я проснусь. Я полоснул лезвием по руке. Боль обожгла, тяжелые красные капли застучали о доски пола. Я зажмурился, до хруста стиснул зубы. Медленно открыл глаза.
Ничего не изменилось. Только саднила порезанная рука, да мерно капала кровь.
— Ида?
Тишина.
Я медленно опустился на пол, обхватив голову руками. Но ведь было же вчера… Или не было? Или я пришел в пустой дом и повредился рассудком? Как понять, что явь, а что морок, если прошедшая ночь кажется реальней сегодняшнего утра?
В пыли на полу отчетливо проступали мои следы. Мои. И еще цепочка следов — значительно меньших. Женских? Я торопливо оделся, не обращая внимания на то, что кровь пятнает вещи, выбежал на крыльцо.
Тихо вокруг. Так тихо, как никогда не бывает днем. Ни собачьего лая, ни детских криков. Лишь мерный скрип двери за спиной, да беспечное пение птиц. Огород зарос бурьяном. Вместо бани чернела обугленная печь. Я поднял глаза на соседский дом — те же слепые окна, покосившийся штакетник.
Я метался по деревне как одержимый, врывался в дома, распахивая двери. Никого — только птичий щебет посреди неживой тишины. Наконец, просто опустился в пыль возле колодца, прислонившись спиной к срубу, и закрыл глаза. Думать не было сил — мысли тонули в вязком, оглушающем страхе. Все это неправда. Затянувшийся кошмар. Надо проснуться…
Звук неровных шаркающих шагов оказался неожиданно громким. Я вскинулся, хватаясь за нож.
— Ой, да кого это к нам принесло? — старуха в черном щурила подслеповатые глаза. — Никак Эрин вернулся?
Ее считали блаженной. Я был еще мальчишкой, когда ее муж погиб под упавшим деревом. А после того, как той же весной мор унес троих взрослых сыновей, Рина и вовсе повредилась в уме. Ходила и всем рассказывала, что ее муж с детьми ушли на заработки и вот-вот должны вернуться. В деревне жалели безумную бабку, подкармливали, изредка помогали кое-как управиться с хозяйством.
— Вернулся. — Я не узнал своего голоса. — Где все, баба Рина?
— Да ты вставай, пойдем ко мне хоть. Нечего тут рассиживаться.
А до ее-то дома я и не дошел, пока метался по улицам.
— Где все? — повторил я, шагая за неторопливо шаркающей старухой.
— Кто в могиле… Кто удрать успел. — Безмятежно отвечала она. — Я осталась — а то муж вернется — и никого.
Я остановился:
— А Ида?
— Ох, Ида твоя… А вот и дошли. Ты давай, поешь сперва, потом поговорим.
— Баба Рина, не тяни, — взмолился я. — Что с ней?
— Ида твоя… Полгода прошло, как вас на войну забрали — отряд чужаков нагрянул. А в деревне, почитай, мужиков-то и не осталось — бабы одни, да ребятишки. Ну, и покуражились вволю… Дом-то ваш на самой околице, с той стороны они и пришли.
— Что они с ней сделали??? — я встряхнул бабку за костлявые плечи. — Что?
— Что с молодой бабой сделают? Пятеро ей досталось. А потом веревку на шею — ржали все, мол, неласкова оказалась — и то сказать, отбивалась как могла, у всех пятерых морды в кровь расцарапаны были. Уж вроде смириться надо было — а она все кричала, да рвалась.
Дребезжащий старческий голос вдруг стал далеким- далеким. Перед глазами запрыгали разноцветные пятна.
— Сосну на пригорке за околицей помнишь — на ней каждую весну парни качели делали, девок катать? Вот на той сосне ее… Да куда ты бежишь?
Куда? Сам не знаю, но стоять и слушать я больше не мог.
…Обдирая ладони взобраться по высоченному стволу. Надежно привязать веревки, сбросив вниз четыре конца. Конечно, проще привязать к груз и перекинуть веревки через ветку — но как не покрасоваться на глазах у девчонок? Пока съезжаешь обратно, на земле к ним уже привязали здоровенную доску — одну и ту же из года в год, ничего ей не делается. Качели взлетают высоко-высоко, ветер в лицо. Ида держится за веревки напротив, смеется…
Я пришел в себя, когда заболели костяшки, сбитые в кровь о ни в чем не повинное дерево. Сполз в траву, уткнувшись лицом в колени.
Вот так вот. Неласкова оказалась… А я не смог ее защитить. Что стоят клятвы в любви и верности, если меня не оказалось рядом, когда было нужно?
Лучше бы я не пережил последнего побега.
Но… Но я же был с ней сегодня ночью! Она же была рядом — живая, теплая, счастливая. Трепещущее под моими руками тело, тихий стон, бездонные сияющие глаза…
Что это было? Что???
А может, вообще ничего не было, и на самом деле я мечусь в бреду со вспоротой до костей спиной? Или вовсе на том свете, и все, что вокруг, на самом деле — преисподняя? Реальность ускользала, как уходит из под ног тропа на болоте — и не на что опереться…
Я тяжело поднялся и медленно побрел к погосту. Долго ходил среди поросших травой холмиков — много их было, слишком много. Бесполезно, сейчас все равно не найти — надо знать, где… Я не понял, сколько времени прошло, пока сидел под сосной и бродил по погосту — немало, похоже, потому что когда я вернулся к старухе, солнце уже клонилось к закату.
Баба Рина молча выставила на стол невесть как раздобытую бутыль самогона.
— Что было потом?
— Троих девок убили — которые тоже отбиться пытались. С ними, правда, возиться не стали — ножом по горлу, и вся недолга. А кто не особо рыпался, так те живы остались. Натешились, по домам все выгребли и убрались. Говорят, войско наше их догнало потом.
А где-то через месяц упырь появился.
— Кто???
— Да упырь. Завелся тут у нас. Люди пропадать стали. Сперва грешили на разбойников каких — мало ли недобитков в лесу бродит. А потом осмелел видать, начал прямо на улицах тела оставлять — тогда и поняли, что дело нечисто — не будут разбойники у человека горло выгрызать. Так и пошло, если не каждую ночь, так через одну. Ну, кто успел, собрались да уехали. А кто не успел — те на погосте лежат.