Игры Боэтии (СИ) - Старк Джерри (книги без сокращений .TXT) 📗
— То есть центуриона ты нам не притащишь, — подвел неутешительный итог Фендал.
— Не притащу, — кивнул охотник за сокровищами. – Увы-увы. Так и передай хозяину. Когда явитесь в следующий раз?
— Доберемся до Фолкрита, и оттуда по первому снегу двинем обратно, — босмер выглядел разочарованным. – Через месяц, наверное, снова будем в ваших краях. Привезти тебе чего?
— Ящик белого вина с виноградников Сурили, — Тони задумчиво пощелкал языком. – Набор инструментов по ювелирному делу. Только не первых попавшихся, а брумской работы. Десять унций лунного сахара.
— Сахар-то тебе зачем понадобился? – Гарт закончил укладывать добычу Тони в потайные ящики фургона. – Ты ж не хаджит какой хвостатый. Только хаджиты от него дуреют. Я как-то лизнул на пробу – гадость первостатейная.
— Для алхимических опытов, — отрезал Тони. – Еще прихвати бутылку настоя на снежноягоднике. Да проверь сперва, чтобы была опечатана как следует и не поддельная!
Фендал безнадежно махнул рукой и вскарабкался на передок фургона, разбирая поводья. Пони дожевали бурьян и перебирали мохнатыми ногами, застоявшись на месте. Гарт замешкался, якобы помогая Тони навьючить мешок на спину, и вполголоса окликнул:
— Помяни мое слово, Тони, в своей берлоге ты скоро вовсе мхом зарастешь. Или обратишься медведем. Будешь носиться по лесам и рычать, пока какой-нибудь удачливый охотник не проткнет тебе брюхо рогатиной. Чего б тебе не уехать в Рифтен? Там у тебя точно не будет отбоя от заказов и покупателей. Ты же любого гильдейского алхимика без труда за пояс заткнешь.
— Мне не по душе города, — хмыкнул Тони. – Напомни-ка, сколько раз ваш хозяин уже предлагал мне перебраться под теплое крылышко Гильдии?
Нордлинг посчитал на пальцах:
— Шесть. Этот будет седьмым. Ладно, я уловил. Но ты все-таки подумай. Поразмысли как следует. Ты не сможешь всю оставшуюся жизнь торчать в лесу. Ну, бывай, — он тяжело протопал к фургону и уселся рядом с напарником. Пони дружно налегли на постромки. Повозка сдвинулась с места и покатилась дальше, к башне Тревской заставы и такому далекому отсюда торговому городу Рифтену. Тони какое-то время задумчиво смотрел вслед удаляющемуся фургону. Попрыгал на месте, проверяя, хорошо ли уложен груз на спине, и вломился в куманику, следуя прихотливым изгибам почти незаметной оленьей тропы.
Хутор Горькая Вода когда-то был многолюдным и оживленным местечком. Но здешняя молодежь частью ушла на Великую войну вместе со скайримскими легионами и сгинула в кровавой мясорубке Красного Кольца, частью подалась в города на поиски лучшей доли. В опустевшей деревне коротали затянувшийся век с полсотни стариков и старух. Они вели безнадежную битву с сорняками, всякий год захватывавшими еще немного земель некогда ухоженных огородов и садов, ухаживали за козами и свиньями, варили мед и яблочный сидр.
Погожим весенним утром лет пять тому в пределы деревушки въехал одинокий всадник на отощалом и спотыкающемся от усталости мерине. Странник был молод годами, угрюм, насторожен и изнурен долгой дорогой. Он походил на преследуемого сворой гончих оленя, напряженного и готового в любой миг сорваться в заполошный бег. Перемолвившись со старостой Горьких Вод, парень остался в деревне. Полудохлого мерина он щедрым жестом подарил старосте, в благодарность за приют.
Поселился чужак в давно заброшенной и стоявшей наособицу охотничьей хижине в Ореховом урочище. Все лето возился с избушкой, чиня прохудившуюся крышу и перекладывая гнилые доски пола. Порой бродил вокруг деревни, расставляя силки и собирая травы.
Осенью выяснилось, что Тони, как назвался приезжий, весьма искушен в лекарском искусстве. Отварами и декоктами он вернул к жизни дряхлую Мэгг, не чаявшую дожить до будущей весны. Срастил кости сломанной руки Тамбы Ворчливого и излечил Яфтора Скалогрыза от сухого кашля, коим тот маялся последние четверть века. Взамен врачеватель просил немного: делиться с ним запасами провизии и не упоминать о нем ни словечка, буде в Горьких Водах объявятся подозрительные гости. Последнее условие было нетрудно выполнить. В уединенную деревушку никто не заглядывал, только раз в два-три месяца наведывалась передвижная лавка господина Лотара.
С Лотаровыми людьми у Тони установились свои, особенные отношения.
Начало им было положено, когда во время очередного блуждания по окрестностям Тони наткнулся на айлейдское святилище. Древняя постройка, на три четверти разрушенная и чудесным образом сохранившая воздушную легкость очертаний, привела человека в сущий восторг. Тони облазал развалины сверху донизу, перевернул каждый камень и отважно сунул любопытный нос в подземелья, не убоявшись легенд о мстительных призраках и кровожадных упырях. Он вернулся с домой с пригоршней мерцающих камней душ в кармане, и с тех пор начал целеустремленно искать по лесам старинные руины.
Истинным праздником для Тони стал день, когда он отыскал и расчистил полуобрушившийся вход в двемерское поселение. Обмотавшись веревками, с запасом факелов и сумок с провизией, он протиснулся в щель между скругленными створками кованых ворот и на несколько суток сгинул под землей. Вернулся на удивление бодрым, волоча с собой мешки, доверху набитые разрозненными деталями хитроумных двемерских механизмов.
На любой товар сыщется покупатель. Заезжие торговцы Лотара, к которым рискнул обратиться Тони, быстро смекнули, что к чему. Им было не привыкать промышлять контрабандой, и они охотно приняли предложение охотника за сокровищами. Золото в глухой деревушке ни к чему. Тони обменивал найденные трофеи на вещи, полезные в хозяйстве, ингредиенты для алхимических опытов и инструменты для проведения изысканий. По договоренности с Лотаром часть вырученной за продажу сокровищ суммы оседала на счетах торгового дома Арнлейфа. Тони подозревал, что господин Лотар в последнее время настойчиво зазывает отшельника из Горьких Вод в Рифтен, мучимый осознанием того, сколько денег пропадает зря. Тони с его золотыми руками и талантом алхимика стал бы для Гильдии и лично господина Лотара весьма и весьма выгодным приобретением. Но ему было неплохо и здесь, в скрытом от посторонних глаз урочище, в своем доме.
Была б возможность, Тони бы по кусочкам вытащил на поверхность все уцелевшее наследие двемеров. Но жадность – дурной советчик. Приходилось довольствоваться малой толикой сокровищ, надежно укрытых толстыми слоями земли, камня, металла и пролетевших лет. Изыскатель не унывал, предпринимая вылазку за вылазкой. Добывая и принося в дом новые и новые детали, щерившиеся зубатыми сочленениями и множественными шестеренками, в паутине тончайших проводов и звеньях искусно выкованных передаточных цепей. Тони разыскивал книги двемеров и ветхие, древние свитки, возился с переводами, установив название покинутого городища под землей – Бталфт.
Тянулись дни и месяцы, складываясь в годы. Опадала и вырастала листва. На кладбище в Горьких Водах прибавлялось могильных камней. Единственный молодой житель хутора взрослел, мужал, хлопотал по хозяйству, наведывался в Бталфт в поисках новых открытий. Долина стала его логовом, где он изучил каждую тропу. Он мог пробежать по здешним лесам глухой полночью с завязанными глазами, ни разу не споткнувшись. Местные хуторяне были дружелюбны и ненавязчивы, подручные Лотара забирали добычу и доставляли из города потребные Тони товары.
Осенью и зимой, когда снега заносили звериные и охотничьи тропы, а ветра завывали стаей оголодавших волков, Тони увлеченно возился со своими находками. Разбирал и сортировал сваленные в ящики груды звенящих деталей – шестеренки, скользящие кольца, гайки и болты с косой нарезкой, упругие пружины и цепко схваченные лапками оправ прозрачные кристаллы. Отскребал слои наросшей грязи и ржавчины, шлифовал, гранил, смазывал, обтачивал и подгонял друг к другу, пытаясь разгадать замыслы инженеров давно сгинувшего народа. Порой случалось чудо – затаив дыхание, Тони слегка сдвигал маховик или поворачивал ключ, заставляя причудливую конструкцию оживать. Азартно клацая сочленениями, механизмы шагали по столу, испускали ослепительно яркие лучи, исполняли несколько тактов причудливых мелодий или распускались, как цветы на первом солнце. В эти мгновения Тони ощущал себя по-настоящему счастливым. Безмятежная и гордая радость созидающего творца, чистая и сверкающая. Затмевающая своим первозданным блеском то, что он старался навсегда вытравить из памяти – и что упрямо возвращалось кошмарами во снах.
