Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Возможно, очень скоро на маникюр не останется свободного времени.
Барон не был ясновидцем, но интуиция его редко подводила.
Статьи и интервью
«ВЕЧНОЕ ВЧЕРА — НЕ ЛУЧШЕЕ МЕСТО ДЛЯ ЖИЗНИ…» (интервью с Г. Л. Олди для «Книжник-ревю»)
Вопрос: На творческом вечере в киевском Доме кино много говорили о «смерти НФ». Ваше мнение об отечественной фантастике — в какой стадии она находится: всплеск новых идей, спад, загнивание жанра, что-либо еще?
— Начнем с того, что мы считаем фантастику не жанром, а методом. Методом восприятия и отражения действительности. Метод — способ постройки здания, но не само здание; набор действий и приемов, но не результат. В таком подходе мы не одиноки. Например, еще Вальтер Скотт в 1827 году в своей статье «О методах отображения сверхъестественного в литературе», изданной в журнале «Форейн куотерли ревю», писал следующее: «Итак, мы в общих чертах проследили разные методы воспроизведения чудесного и сверхъестественного в художественной литературе; однако приверженность немцев к таинственному открыла им еще один литературный метод, который едва ли мог бы появиться в какой-либо другой стране или на другом языке. Этот метод можно было бы определить как фантастический, ибо здесь безудержная фантазия пользуется самой дикой и необузданной свободой и любые сочетания, как бы ни были они смешны или ужасны, испытываются и применяются без зазрения совести». Как мы видим, сэр Вальтер, опережая наших критически настроенных эстетов-современников, фантастику не особо любил и не очень воспринимал. Правда, в качестве объекта критики он выбрал Э.-Т.-А. Гофмана, спокойно полагая последнего — фантастом. Точно так же критик Ф. Шаль, современник Бальзака, назвал роман «Шагреневая кожа» — «фантастикой нового времени». Сейчас Гофмана и Бальзака фантастами не считают, точно так же, как отказывают в принадлежности к фантастическому цеху Булгакову и Гоголю, Свифту и Грину… Но фантастический метод продолжает успешно обогащаться новыми способами реализации авторов. Это «турбореализм» Лазарчука и Рыбакова, «криптоистория» Валентинова, «М-реализм» Дяченко, «философский боевик» Олди — и дальше: «космическая опера», «альтернативная история», фантастика социальная, психологическая, юмористическая… Короче говоря, Ноев ковчег. Без отчетливого преимущества какой-то из сторон. Как, собственно, и принято в литературе. Поэтому, говоря о современной фантастике, можно только порадоваться разнообразию форм, способов и приемов.
Если обратиться к номинациям литературных премий в этой области, мы увидим, что только дебютантов, выступивших с дебютной авторской книгой, каждый год набирается до сотни. Оставим в стороне споры о качестве: вкусы — дело сугубо личное. Давайте наконец осознаем: сто человек каждый год впервые берут в руки свою книгу, тысячи читателей каждый год знакомятся с сотней новых имен, получая великое право — выбирать. У авторов известных, зарекомендовавших себя в читательской среде, также регулярно выходят книги, издательства открывают все новые и новые серии, вспоминая такие полузабытые имена, как Савченко, Гансовский, Варшавский… Значит, на ниве книгоиздания тоже все в порядке — авторы востребованы, издатели работают, читатель может найти интересующие его книги. Вы можете сказать, презрительно хмыкнув: низкопробное чтиво всегда находило спрос! Но в фантастике ситуация обстоит так же, как везде, — малая доля шедевров, большая доля просто хороших текстов, вал развлекательной литературы… Ну и что? А где иначе?! Мы такого места в искусстве не знаем.
Короче, чем громче фантастику хоронят — тем больше поводов быть спокойным за ее здоровье. Вот такой себе критерий.
Вопрос: Чем работа над фантастическим произведением, по-вашему, отличается от работы над романом реалистическим? Нужны ли какие-то особые композиционные решения, чтобы ввести читателя в «дивный новый мир»? Вообще, насколько присутствует в вашем творчестве доля теории? (То есть, садясь писать, вы решаете: вот здесь нужно дать пове ствование от третьего лица, а здесь монолог, потому что того требует общая идея, композиция и т.п.?)
— Ничем не отличается. Чем отличается по приемам и методам приготовление борща от супа-харчо? Плов от кулеша? Художник-маринист от баталиста? И почему обязательно «новый мир»? — действие может происходить здесь, сегодня и сейчас, а может быть отнесено на сотни лет вперед или назад, автор способен придумать Средиземье или планету Дюна, но только слепой не заметит, что во всех случаях речь идет о нас с вами. Просто угол зрения смещен, просто акценты расставлены по-иному. Странное дело: когда волк объясняет ягненку, из каких соображений должен его слопать, читатель (критик, филолог) мигом проводит параллель с собой любимым и своим бытием, — а если я говорю про Одиссея, которого силой оторвали от семьи и погнали на ненужную Одиссею войну, то мало кому хватает фантазии и здравого смысла, чтоб увидеть: девятнадцатилетние Одиссеи из спецназа до сих пор вынуждены покидать Пенелоп и новорожденных Телемахов, чтобы отправляться на зачистку южного берега Скамандра. Нет, говорят, сказка. Миф. У нас так не бывает: Троя, циклоп…
Правда, во время работы мы используем скорее принципы театральной постановки, нежели из области литературоведения. Экспозиция, завязка, развитие действия, предкульминация, кульминация, развязка. Событие — поступок, явление или факт, меняющий психологические мотивации героев. Мизансцена: камерная, массовая… Освещение. Декорации. Авансцена. Темпоритм. Интонации, жест. И так далее. Привычка…
Вопрос: Не секрет, что во многих ваших произведениях присутствуют «вторые, третьи и…надцатые» смысловые пласты. Считаете ли вы, что для полного понимания всего того, что вы вкладываете в книги, читатель должен прочитать некоторое количество «специальной литературы» или первоисточников? Что вас больше радует: то, что читатель отыскивает то, что вы вкладывали в книгу, или если находит что-нибудь свое, но согласующееся с книгой.
— Не надо читателю заранее готовиться к книге, читая «первоисточники». Все-таки художественная литература — штука демократическая. И если ребенок не увидит в «Курочке Рябе» сакральность мироздания, где малое может стать великим, а мышка способна сыграть роль Брахмы, разбив Великое Яйцо, — то хотя бы просто будет этот ребенок сопереживать терзаниям деда и бабки, а также увлеченно следить за сюжетом: «Бить или не бить — вот в чем вопрос!» Другое дело, что полезно находиться «внутри» культуры, обладать определенным багажом эрудиции и интеллекта, разбираться в знаковых аллюзиях. Ведь даже для того, чтобы догнать уходящий автобус, совсем не вредно обладать определенной физической подготовкой, — иначе есть риск запыхаться, споткнуться и в конце концов остаться на дороге. Как, читая «Графа Монте-Кристо», совсем не вредно однажды понять, что Монте-Кристо — это Гора Христова, иначе Голгофа, на которой восстал из мертвых Эдмон Дантес, обладатель богатств земных и знаток языков человеческих, преданный прокуратором Вильфором, умывшим руки, и близкими друзьями, восстал не к прощению, а к мести, которая сожгла его дотла… А вдруг авантюрно-приключенческий роман приобретет дополнительный смысл?
Вопрос: Вы одни из тех авторов, кто наиболее тактично и уважительно относится к читателям. И все-таки, какие качества в читателях более всего раздражают вас — а какие радуют?
— Радуют искренность, открытость, способность к диалогу (с книгой, не с нами!), эмоциональность, помноженная на интеллект, умение принять игру, внимательность и сопереживание.
Раздражает небрежность, торопливость, хамство, нежелание думать и чувствовать, самоуверенность и потребительское отношение к книге. Кажется, Лабрюйер сказал: «Книга — зеркало. Если в него заглянет баран, трудно надеяться, что наружу выглянет ангел».
Вопрос: Многие читатели в гостевой книге вашего сайта сетуют: Олди изменились, вот бы они написали что-нибудь в духе своих ранних вещей… Что вы сами думаете по поводу творчества писателя Генри Лайона Олди: какие существенные изменения в подходе к стилистике, к темам, к идеям произошли за более чем десять лет вашего соавторства?
