Зимняя битва - Мурлева Жан-Клод (книги серии онлайн txt) 📗
Они мило улыбнулись ему, покивали: да, очень хорошие кролики, вы можете ими гордиться.
Начинало светать, уже недалеко было до города. Местность расцвечивалась пятнами темной зелени. Иногда за поворотом мелькала ферма с выложенной шифером крышей. Вскоре автобус покатил по уходящей за горизонт прямой дороге, изрытой глубокими колеями. Шофер, и не думая их объезжать, прибавил газу. Автобус бешено рванул вперед. Плохо настроенный радиоприемник на предельной громкости изрыгал какую-то не поддающуюся восприятию музыку. От немилосердной тряски, да еще с таким аккомпанементом, пассажиры живо проснулись, повылезали из-под одеял и принялись собирать свои пожитки.
– Что, не любите музыку? – осклабился шофер.
– Вот именно что любим… – буркнула себе под нос Милена.
За несколько минут они домчали до окраины города и подкатили к автостанции. Шофер остановил автобус рядом с десятком других, выстроившихся в ряд вдоль длинного строения с облупленными стенами.
Автостанция казалась безлюдной. Холод пробирал до костей. Милена накинула капюшон.
– Смотри-ка, там не буфет? Может, выпьем на дорогу чего-нибудь горячего…
– Лучше нам поменьше показываться на людях, – засомневался Бартоломео.
В торце здания стеклянная дверь вела действительно в кафе или буфет, судя по изображению чашки и ложки над ней. Беглецы подошли поближе. Внутри трое мужчин у стойки, почти неразличимые в дыму своих сигарет, попивали вино. Должно быть, шоферы автобусов. Толстяк-хозяин лениво возил по полу шваброй. Успокоенные этой мирной картиной, Бартоломео и Милена вошли и уселись за столик у окна, выходящего на другую сторону. Отсюда видны были холмы предгорья, а за ними темная громада гор.
– Чего желаете? – спросил хозяин, тряся своими тремя подбородками.
– Два кофе, – сказал Бартоломео.
Они прихлебывали кофе маленькими глотками, грея руки о горячие кружки. Милена откинула капюшон, и пышные белокурые волосы рассыпались у нее по плечам. Один из мужчин, сидевших у стойки, обернулся, глянул на нее – и вдруг уставился во все глаза. За ним остальные двое. Они как-то нехорошо усмехались.
– Чего им надо, Барт? Уставились и смотрят…
– Привыкай, – пошутил юноша. – Кто ж откажет себе в таком удовольствии!
В другой ситуации Милена оценила бы комплимент, но сейчас ей было слишком не по себе.
– Брось, это не то. Мне кажется, у них какой-то другой интерес.
Теперь мужчины у стойки тихо переговаривались, продолжая беззастенчиво разглядывать девушку.
– Ладно, пошли, – решил Бартоломео, – мне это тоже здорово не нравится.
Милена поскорей допила остатки кофе, самые сладкие на донышке, и оба встали, оставив на липкой клеенке немного денег из тех, что дала им с собой Марта.
– Всего хорошего, – вежливо попрощались они, оглянувшись в дверях.
– И вам того же, – буркнул один из сидевших у стойки.
Бартоломео уже закрывал за собой дверь, когда тот хрипло крикнул вдогонку под сальный хохот своих приятелей:
– А может, она нам что-нибудь споет на прощанье?
Милена застыла на месте:
– Ты слышал?
– Слышал.
Она схватила Бартоломео за ворот, почти повиснув на нем.
– Барт, ты что, не понимаешь?
– Что я должен понимать?
– Да они же принимают меня за мою мать! Ну смотри! Тот в автобусе, и вот сейчас…
– Деревенский дурачок и трое пьяных, – брось, Милена! Пойдем отсюда, пожалуйста…
Она упиралась:
– Пусти! Я у них сейчас спрошу! Они точно что-то знают. Тот, в автобусе, назвал меня «Бах». Видишь, он знал мою фамилию! А имя назвал – «Ева-Мария». Он принял меня за мать, я уверена!
– Может, ты и права, но нам нельзя здесь задерживаться. Нас ведь ищут, не забывай… Стоит хозяину или одному из этих пьяниц позвонить куда следует, и нам крышка. Пошли отсюда.
Он схватил Милену за руку и, не слушая больше, потащил прочь.
Хмурое утро переходило в не менее хмурый день. Беглецы шагали бок о бок сквозь холодную морось, в мерном ритме собственного дыхания. Дорога шла на подъем, но почти не видно было ни оставшейся внизу долины, ни гор впереди. Милена угрюмо молчала. Проезжающие машины, поравнявшись с путниками, притормаживали, и они ловили на себе любопытные, а то и подозрительные взгляды.
– Сойдем с шоссе! – решил Бартоломео. – Надоели эти рожи…
Ближе к вечеру на каменистой узкой дороге с ними поравнялась телега, запряженная лошадью, которую вел под уздцы невысокий чернявый мужичонка. Милена, сбившая себе ноги, вооружилась самой очаровательной улыбкой и попросила:
– Вы нас не подвезете?
Крестьянин остановился и нехотя помог им забраться в телегу. Там на мешках с картошкой сидела женщина лет шестидесяти в бесформенной шерстяной шапке и в черном переднике. Она приветливо улыбнулась им, а потом ее ярко-голубые глазки-щелочки остановились на Милене и больше от нее уже не отрывались. Напряженность этого взгляда как-то не вязалась с ее в общем-то заурядным обликом.
– Вы… вы меня знаете, сударыня? – спросила девушка, смущенная таким вниманием.
– Ну конечно, знаю, – сказала женщина.
Потом еле слышно, не размыкая губ, начала что-то напевать без слов. Неуверенно, фальшивя, но угадывалось, что она пытается вторить другому, прекрасному голосу, звучащему у нее в памяти.
У Милены мороз прошел по коже.
– Это… очень красиво. Откуда вы знаете эту песню?
Женщина, как будто не слыша вопроса, продолжала напевать с мечтательным, отсутствующим видом. Казалось, глядя на Милану, она заглядывает в то же время себе в душу, в какие-то свои воспоминания. Она старательно выводила каждую ноту.
– Кто пел эту песню? – настойчиво спросила Милена, когда та умолкла.
– Так вы же и пели… – ответила женщина. – У нас и пластинки ваши были… Так жалко… Да, уж так я жалела, когда это случилось…
Тут телега остановилась. Мужчина сбросил цепь, закреплявшую задний борт, и резко откинул его.
– Вылазьте, приехали!
– Подождите, я хотела еще спросить…
– Нечего спрашивать! – оборвал крестьянин и подтолкнул женщину к дому. – Не надо мне было вас сажать. Проваливайте!
Они шли еще два дня, ночуя в развалинах заброшенных домов. Все-таки это был кров, и, укрывшись от ветра, удавалось поспать несколько часов.
А потом они вставали и снова пускались в путь. Провизию старались экономить, чтобы растянуть на подольше, хотя есть хотелось все время. Жажду утоляли ледяной водой горных ручьев, зачерпывая ее ладонями. Утром третьего дня сырой туман вдруг как-то разом разошелся, и изумленным путникам открылся пейзаж несказанной красоты. Перед ними плавно поднимались зеленые склоны предгорья, испещренные серыми скалами и сверкающими озерками. А дальше, вознося в небо заснеженные вершины, высились горы. Чистый, бодрящий воздух хлынул им в легкие.
– Господи! – ахнула Милена, и больше у нее не было слов.
– Это и есть свобода, – шепнул ей Бартоломео, – как она тебе?
– Подходяще, – помолчав, отозвалась девушка, – и мы это сейчас отпразднуем…
Она подошла к ближайшей скале и взобралась на нее. Бартоломео хотел примоститься рядом, но она не пустила:
– Нет, отойди немного. Вот, здесь и стой.
Она села очень прямо, сложила руки на коленях и набрала побольше воздуха.
С первыми же звуками само пространство вокруг нее словно преобразилось. Ее чистый голос протянул между небом и землей какие-то невидимые нити.
Милена пела свободно, без усилия, сосредоточенно сдвинув брови и закрыв глаза. Она открыла их только тогда, когда угасла, оттрепетав, последняя нота.
Бартоломео, потрясенный до глубины души, не смел нарушить наступившее молчание. У него перехватывало горло от какого-то незнакомого волнения.
