Страж государя - Бондаренко Андрей Евгеньевич (читать книги без TXT) 📗
– Смотри-ка ты, ещё одни ворота! Скромные только такие, узкие, одностворчатые, – тихонько удивился Егор. – И натоптано то как! Причём, только с одной стороны…
Действительно, от ворот до Варварки переулок был достаточно сильно заросшим лебедой и подорожником, а в противоположную сторону вела очень хорошо натоптанная тропа, судя по многочисленным отпечаткам подков на чёрной земле – конная.
В метре от этих тайных ворот росла высокая и толстая вишня, ветки которой были густо увешаны мелкими красными ягодами. Егор долго раздумывать не стал: поставил лоток с оставшимися пирогами на землю, закатал рукава рубахи, поплевал на ладони, ловко полез вверх по шершавому стволу. Поднялся метра на три и насторожённо замер, прячась в густой зелёной листве: где-то совсем близко кто-то громко и надсадно кашлял.
«Ага, это из открытого окна второго этажа!», – понял Егор. – «Дальше лезть не стоит, заметят ещё…».
– Ох-ти, Степан Семёнович, где ж ты простыл так-то? – потёк медовой патокой подобострастный голосок. – Ты микстурку то немецкую пей, милостивец, оно и полегчает!
Послышалось горькое бульканье и тихое причмокивание, ещё через полминуты жёсткий, слегка свистящий голос облегчённо произнёс:
– Фу, отпустило! Мокроты отходить начали, знает Фогель своё дело, знает, гадёныш.… Будем думать, что и наказ мой выполнит, сделает всё, как приказано ему…
– Сделает, князюшко! – заверил медовый голосок. – А, еже ли что, то я его, старого колбасника, ужо попользую по-своему, так – попользую…
– Уймись, Мишка! – недовольно прикрикнул Одоевский (кто же ещё – раз Степан Семёнович?). – Сюда лучше слушай…
– Слушаю, князюшко, слушаю!
– Сегодня ночью без меня поедите на тракт. Делать так. Морды обмотайте тряпками, или наденьте маски – у кого есть. Когда ярославский обоз возьмёте, то пару ямщиков и купчишек – оставьте в живых, а Матвейку Шошина – величайте Львом Кирилловичем. Понял? Громко величайте, чтобы те дурики крепко запомнили…, – князь Степан опять зашёлся в сильном приступе лающего кашля.
– Отойди, милостивец, от окошка! – тут же заныл Тыртов. – Отойди, Христом Богом прошу, продует ведь…
Встретились за «рачьими» рядами, возле серого купеческого амбара, в чугунных дверных петлях которого висел полупудовый бронзовый замок.
– Ну, докладайте, орлы! – велел Егор. – Да не суетитесь, расслабьтесь, времени у нас ещё много. Вон – завалинка подходящая. Присядем…
– Выведал я всё у Фогеля! – зачастил Швелька. – Заболел наш Стёпушка, жар у него, сильный кашель. Доктор ему всяких микстур прописал, капель, порошков…. Но глаза у герра Фогеля были – при этом его рассказе, очень испуганные, бегали туда сюда – словно рыжие тараканы по избе. А когда я начал толковать про те глазные капли, так он сразу побелел, засуетился, начал грызть свои ногти…. Потом убежал на второй этаж и вернулся назад уже нескоро, – я даже соскучиться успел. Протягивает стеклянный флакон с лекарством, а руки то – дрожат…. Алёшка, где этот пузырёк?
Бровкин бережно достал из-за пазухи маленькую стеклянную бутылочку, протянул Егору:
– Странная она, командир. То есть, очень уж холодна: как была ледяной, так ледяной и осталась, не хочет нагреваться от тела…
Егор осторожно потрогал флакон ладонями, оглядел на просвет, недобро усмехнулся, спрятал в карман холщовых штанов, спросил, непонятно к кому обращаясь:
– А вот тот узкий проулок, что у княжеского дома, он куда выходит?
Швелька задумчиво почесал в затылке:
– Это тот, который Варварку пересекает? Ну, в одну сторону, там, где конная тропа, это к Москве реке, там недалеко проходит Серпуховская дорога. А в другую – это уже к Покровским воротам. Да, ты, Данилыч, просил место подобрать, где до темноты можно пересидеть…
– До полночи! – уточнил Егор.
– Так вот, есть такое место, и отсюда – совсем недалеко, через две улицы.
– Что за место? Надёжное?
– Надёжное, очень надёжное! – заверил Алёшка. – Постоялый двор такой, тайный. Там холопья беглые время пережидают, стрельцы-дезертиры, люди лихие – что числятся в розыске. Да мы же с тобой там ночевали как-то, Ляксандра Данилыч, в том году, когда ты сбежал от батяньки своего…. Помнишь?
– Было дело, – осторожно кивнул Егор головой. – Только вот само место – запамятовал…
Они вышли за ворота тайного «постоялого двора» уже чёрной ночью. Впрочем, полной темноты не было: небо было ясным, в северной части небосклона висела яркая жёлтая луна, многочисленные звёзды подмигивали – лукаво и совершенно по-приятельски…
– Значится так! – громким шёпотом объявил Егор. – Ты, Швелька, езжай прямо сейчас к Покровским воротам. Бляха то – с собой? Если стрельцы пристанут, сразу им в морду пихай бляху то и посылай – куда подальше…. Всё понял? А ты, Алёшка, на стрёме постоишь, пока я слажу в гости к нашему князю. Если что, сигнал подашь. Петухом то умеешь кричать? Вот и прокукарекаешь – ежели что. Неосторожно это – ночью вопить петухом, да ладно уж, сойдёт – на первый раз…
Они затаились за высокими кустами сирени, что росли на углу нужного проулка и улицы Варварки.
– Чего ждём-то, Данилыч? – жарко зашептал ему в ухо Бровкин.
– Ты, Лёха, привыкай меня называть «командиром»! – также тихо ответил Егор. – В нашем деле – мелочей не бывает! Чего ждём? Ты что, не слышишь, как шумят за забором? Вон и кони всхрапывают…
– Похоже, они лошадей седлают! – неуверенно предположил Алёшка. – Куда это наши молодцы собираются – на ночь глядя?
– Куда, куда…. Туда, на дела лихие, на разбой ночной…
Наконец раздался тоненький противный скрип, одностворчатые ворота распахнулись, в переулок начали (в свете одинокого факела), один за другим, выезжать едва различимые всадники: шестеро – в тёмных и неприметных одеждах, седьмой – в белом атласном кафтане и в боярской бобровой шапке.
«Подо Льва Кирилловича, любимого царского дядю, кто-то вырядился!», – отметил про себя Егор. – «Лицедеи, тоже мне! Только вот интересно, кто придумал такую запутку?»
– Ну, с богом, ребятушки! – проскрипел жестяной голос князя Степана. – Делайте всё, как я вам велел!
Мягкий перестук лошадиных копыт, предусмотрительно обмотанных тряпьём, затих в проулке, коротко проскрипели петли, ворота закрылись, вокруг снова установилась чуткая ночная тишина…
Выждав примерно (по ощущениям), минут сорок, Егор махнул рукой, выбрался из сирени, по нетоптаной траве подошёл к одностворчатым воротам, положил руку на ствол вишнёвого дерева:
– Всё, Алёха, я пошёл! Не зевай тут, при первой же подозрительной ерундовине – кричи громко молоденьким петушком…
Он за одну минуту поднялся на четырёхметровую высоту, ловко перебрался с дерева на деревянный приступок, шедший по всему периметру дома и отгораживающий первый этаж от второго, ухватился за распахнутую и закреплённую ставню, осторожно заглянул в распахнутое окно, откуда нестерпимо пованивало грязным постельным бельём и давно немытыми мужскими ногами.
В просторной комнате тускло горели три свечи, вставленные в гнёзда подсвечника, одиноко стоящего на прямоугольном дубовом столе, украшенном искусной резьбой. В большом удобном кресле сидел, устало подперев голову рукой, странный человечек, в жилах которого, несомненно, добрая половина крови имела татарское происхождение. Выпуклый безбровый лоб, раскосые карие глаза, маленький, слегка кривоватый нос, на безвольном подбородке – несколько тонких и длинных рыжеватых волосин. Одет человечек был в парчовый халат – восточного кроя, богато расшитый золотыми и серебряными нитями, на маленькой голове красовалось некое подобие тюбетейки, украшенной разноцветными каменьями, на столе, рядом с татарским господином, лежала пижонская тросточка – тонкой иноземной работы.
«Это и есть Степан Семёнович Одоевский!» – решил Егор, вспомнив нужную главу из романа Алексея Толстого. – «Действительно – хиляк хиляком, не то, что соплёй, обычным плевком запросто можно перешибить. Так перешибить или как? Может, достаточно просто запугать до полусмерти и тщательно допросить?».
