Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах) - Уланов Андрей Андреевич (электронная книга TXT) 📗
– Воистину, – с трудом выговорил сквозь смех эльф, – правы были ваши мудрецы, когда говорили, что весь вред – от излишнего образования! К вашей расе это относится в превосходной степени!
– Вообще-то, – скромно заметил я, – первым это сказал гном.
– Неважно, – отмахнулся Шар. – Так что будем с этим заказом делать? Время-то идет.
– Знаешь, – задумчиво сказал я, – а пожалуй, что я сам навещу господина Вэ Туруханова. Погляжу, где это водятся личности, способные позволить себе собственный выезд. ЗАО «Альгамейд Среднеруссия», как же! Написали бы прямо – ЗАО «Родина Продакшн».
– Зачем ты так? – примирительно сказал эльф. – Что, по-твоему, честным трудом уже вовсе никто не занимается?
– Нет, почему же, – удивился я. – Грабители, например. Вот уж кто трудится в поте лица. Киллеры опять же... знал бы кто, какой это тяжкий кусок хлеба с икрой! А то читают всякие бульварные листки...
– Ты еще потребуй, чтобы тебе молоко за вредность выделяли, – усмехнулся эльф. – Серьезно – пойдешь?
– Пойду.
– Когда?
– Хм... – Я уставился на висевший над кассой календарь с рекламой рыбьего корма. – Сегодня у нас среда, так? Вот завтра и схожу. Только созвонюсь с этим бизнесменом.
– Мя? – недоверчиво наклонил голову Македонский.
– Зуб даю, – пообещал я.
Валентин Зорин, среда, 16 июня
В редакции «Светской жизни», куда я решил наведаться после визита к барышне Валевич, царила рабочая суета. Скрипели самопишущие карандаши, кто-то интеллигентно ругался, обнаружив, что забыл такой карандаш заточить, и тот только зря царапает бумагу, отбивали барабанную дробь печатные машинки, носились люди и нелюди, прижимая к груди стопки бумаг, державшиеся явно на одном Слове... Мне едва не показалось, что я попал в родное центральное городское благочиние. Только мундиров не хватает.
– Вам что надо? – Вынырнувшая из-за угла особа, отличавшаяся телосложением и ростом тумбочки, взяла меня за пуговицу камзола и требовательно покрутила.
Я привычным движением вытряхнул из кармана корочку.
– Благочиние, господство Зорин. – Я подержал документ перед лицом «тумбочки», пока та не сфокусирует на нем взгляд, потом убрал. – Где тут ваш... редактор, наверное?
– Вы насчет Парамоши? – догадалась «тумбочка». – Так, вам, наверное, к нашему главному, к Варсонофию Нилычу! Только... – Она потупилась. – Он сейчас занят.
– И сильно? – скептически поинтересовался я.
Похоже было, что здесь заняты абсолютно все, причем продыха бедным журналистам не предвидится до Страшного суда.
– Ну... минут на пятнадцать, – созналась «тумбочка». – Вряд ли дольше.
– Тогда... – Я поспешно раскинул мозгами. – Может, вы меня просветите?
– В какой области? – парировала «тумбочка».
– Ну, например, об отношениях в редакции... – Я потер подбородок, изображая бурную мыслительную деятельность. На самом деле вопросы были совершенно стандартные, но людям почему-то льстит, когда стараются ради них. – Не было ли у господина Парамонова врагов... Чем он занимался в последнее время... Такие вот вопросики.
– Тогда идемте! – «Тумбочка» перехватила меня за рукав и потащила куда-то в угол общего зала, где за баррикадой из книжных полок притулился письменный стол, явно рассчитанный на рост моей странноватой собеседницы.
– Простите, а с кем имею? – полюбопытствовал я, немного ошарашенный таким напором.
– Хельга Аведрис Торнсдотир, – представилась «тумбочка», не отпуская моего камзола.
Я постарался не уронить челюсть на пол. Нет, я, конечно, осведомлен, что у карл тоже есть женщины – в конце концов, откуда-то же должны браться маленькие гномики? Но, во-первых, гномки редко покидают дом; даже во времена Стройки, когда очереди стояли везде и за всем, в них редко можно было увидеть гномку – уж скорее ее мужей. А во-вторых, я никогда не слышал, чтобы гномка согласилась сбрить бороду.
Эмансипация, не иначе.
– Так, Ольга Торновна, – ненавязчиво напомнил я, – вы что-то хотели мне рассказать?
– Про Парамошу? – Гномка вспрыгнула на стул – ножки жалобно скрипнули. – Значит, отвечаю по порядку. Врагов у него столько же, сколько знакомых. И даже больше. Его никто больше пяти минут вынести не мог. Для редакции он служит... служил объединяющим началом.
– Что ж в нем было такого неприятного? – не удержался я.
– А все! – отрубила гномка. – Более наглого, самодовольного, пронырливого, бесцеремонного типа свет божий не видывал! Я уж не говорю о честности – которой в нем отродясь не было, и совести – которую ему в детстве ампутировали. Вместе с хвостом и рогами.
Я пришел к выводу, что покойный Парамонов относился к той категории поганцев, что способны занять рубль и не отдать безо всякой корысти, из принципа. Такие действительно долго не живут.
– Ольга Торновна, спасибо, я понял, – прервал я журналистку, которая пустилась в красочное, хотя и совершенно фантастическое описание предположительных предков господина Парамонова, из которого следовало, что наш покойник произошел не от обезьяны, как большинство людей и нелюдей. И не из реторты алхимика, как многие другие существа. А... впрочем, это уже поэзия, и ее я приберегу до той поры, когда придет пора описывать собственное высокое начальство. – А не подскажете ли, над чем покойный Парамонов работал в последнее время?
– Это вам придется у него самого узнавать, – сообщила гномка. – Парамоша у нас был на особом положении. Под кого он копает, даже Снофнилыч не знал. Он и на работе нечасто появлялся – заглянет, может, раз в неделю, всех достанет, материал сдаст и уйдет. Но что-нибудь к очередному выпуску да принесет. Не найдет, так придумает. – Она развела руками. – За то его и держали.
– Понятно, – протянул я. – Ну, может, у вас какие-то догадки есть?
– У меня? – картинно изумилась гномка. – Ню-ню. Вы же должны помнить, сколько мозолей Парамоша поотдавил. Да вот хоть норильское дело – там миллионы завязаны. Его за любое могли... – Она пробормотала себе под нос что-то по-древненорвежски и перевела: – Шлепнуть.
– М-да. – На более осмысленное высказывание меня не хватило.
– Ну, господин благочинный, теперь ваша очередь, – жизнерадостно заявила гномка. – Делитесь.
– Чем? – не понял я.
– Сведениями, – точно несмышленышу, разъяснила журналистка. – А что ж вы думали – я вам буду задаром распинаться?
Правду говорят: с карлой не торгуйся – голым уйдешь.
– Вообще-то, – попытался я взять нахрапом, – содействие следствию входит в обязанности каждого гражданина.
– Пф! – отмахнулась гномка. – Найдите мне таких идиотов, я про них репортаж сделаю. Такой заголовок будет – закачаешься. «Их науськивает полиция» – звучит?
– Благочиние, – автоматически поправил я. – Это на Западе полиция. А у нас – пресвятое благочиние.
– Благочиние – оно пресвятое, – возразила Хельга. – А полиция – продажная. Прям как у нас.
– Знаете, барышня... – возмутился я.
– Вот именно, что знаю, – буркнула гномка. – Я, между прочим, репортер криминальной хроники. Начиталась этих ваших отчетов. «Скончался от трех ножевых ранений в грудь. Вывод следствия: самоубийство».
– Что, правда такое было? – изумился я. – Мы в отделе грешным делом думали, что это анекдот. Кто из наших так блеснул?
Гномка моргнула.
– Вообще-то и правда анекдот. Это я для примера, – призналась она. – А что, могли написать?
– Ну, ваша братия же за деньги и не такое напишет, – напомнил я. – Чем мы хуже?
Журналистка фыркнула и поспешно сменила тему:
– Так что там у вас в благочинии думают?
– У нас – это значит «я», – пришлось мне уточнить. – Я вообще-то веду следствие по этому делу.
– И что вы в благочинии думаете по этому поводу? – не отставала Хельга Аведрис.
– Что у нас есть шанс прижать Невидимку, – честно признался я.
Сделал я это не без задней мысли. Мой противник – а Невидимка еще со вчерашнего дня стал казаться мне кем-то вроде невидимого соперника по партии в какие-то вселенские шахматы – сейчас неуверен в себе. Он не знает, удалось ли ему провести погоню. Я хотел усилить его неуверенность до той точки, после которой Невидимка начнет ошибаться.
