Листья полыни - Семенов Алексей (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
На сей раз он увидел себя едущим на серой лошади по лесной, едва заметной стежке. Впереди размашисто бежал большой черный пес, шел по верхнему чутью, редко приближая удлиненную черную морду к земле. Позади слышен был мерный перестук копыт. Еще двадцать верховых — а по тропам справа и слева еще четырежды по двадцать верховых и пять раз по двадцать пеших воинов. При каждом верховом рядом шагал пеший. Нехитрый походный скарб навьючен был на лошадь, а шедший пешком держался для удобства и быстроты хода за стремя и так менее уставал от пути.
Ночь березозола месяца заканчивалась. Сквозь ветви и листву на восходе небо сочилось серым предутренним светом. В лесу было влажно, и влага, словно паутина, ложилась на волосы и бороду, так что хотелось провести ладонью по макушке и затылку, чтобы снять ее. Лес меж тем редел: полтора больших галирадских колокола тому назад их окружал частый и непролазный для иноземца ельник, неприветливый, темный и душный. Сейчас же ель отступила, ушла в низину, поелику местность незаметно, исподволь поднималась. Ель сменилась березой и осиной. То и дело попадалась рябина и ольха.
Места казались Волкодаву чем-то знакомыми. Конечно, полтора колокола назад он еще не спал, но, попадая в сон, он, казалось, будто и не просыпался, потому что знал все, что случилось здесь, во сне, в то время пока он бодрствовал. Ничего удивительного в этом венн не усматривал: умел же Тиллорн летать в лодке по звездному небу, клубилось ведь над скалами поблизости от Галирада облако, ведшее в Беловодье, жили высоко в горах виллы, да и много иных чудес вершилось в свете. Путешествия во сне вовсе не казались ему чем-то исключительно необычайным, тем паче что покуда были они все же сном: ощущение жизни, происходившей во сне, не было столь же полным, сколь и явь.
Но сегодня все вокруг было столь внятно и осязаемо, что Волкодав начал сомневаться, спит ли он. Эти тропки, ельник внизу и лиственный лес на поднимающейся тихо земле, валуны, все чаще встречающиеся на пути, негромкий говор идущих следом — на веннском и вельхском, — где-то он видел все это! Вдруг он понял, что находится здесь не просто так, один среди прочих. Все, кто был позади, и рядом, и чуть дальше, и чуть впереди, — все смотрели на него. Разумеется, не прямо смотрели, но обращались к нему мыслью, как стая обращается неслышно и невидимо к вожаку и, пускай движется в чаще или в поле порознь, делает одно дело.
«Зорко… Зорко… Зорко Зоревич…» — Он слышал это, будто листья шептали ему это, тревожимые предрассветным током воздуха. Так звали его здесь, с таким именем ему предстояло здесь существовать. Сколько? Этого никто не знал. Даже если это будет всего лишь недлинная весенняя ночь, эти люди надеялись именно на него. Нетрудно было догадаться, что две сотни ратников не станут неслышно пробираться сквозь ночной лес забавы для. Где-то, может статься совсем близко, находился их враг. Враг войска, в котором были венны. Какие венны, каких родов и из какого мира — это не было главным: Волкодав знал, что несправедливой войны они вести не будут. Когда так, его делом теперь была их война.
Лес раздался в стороны, открыв луговину шириной саженей в полсотни. Дальше был провал. Провал уходил и вправо, и влево. В сумерках неясно было, где его края. Противоположная сторона провала терялась в полутьме. От леса к провалу бежала широкая тропа, уже ясно видная. На полпути по обеим сторонам ее Волкодав узрел два валуна высотой в два человеческих роста. На сероватой, слегка выпуклой и ровной их поверхности чернел рисунок, выбитый в незапамятные времена. Под валунами колыхалась, как волны, осока.
Мигом все встало на свои места. Волкодав узнал валуны, луговину и провал в полутьме, и земля, что еще продолжала подниматься, дала ему знать о своем незримом глазу уклоне, несмотря на то даже, что он сидел на лошади. Все вещи и контуры словно бы слились со своими образами, вросли в землю, дали потрогать себя воздуху и свету, и воздух и свет признали их, дав им облики и тени.
Волкодав оказался на берегу Нечуй-озера, бывшего в старице великой Светыни. Старица с тех пор расширилась и углубилась, склоны ее стали высоки и отвесны, и черные от торфа озерные воды плескались теперь в глубине огромной впадины. Совсем неподалеку, в десяти верстах, на берегу Светыни, стояло печище Серых Псов! Печище, уничтоженное кунсом Винитарием; печище, которое искал он в Беловодье, но напрасно; печище, которое грезилось ему в каком-то радужном будущем, до коего он, конечно, не доживет в земном своем обличье. И вот здесь, во сне, который уже перестал быть сном, он вдруг очутился совсем рядом с тем, к чему стремился и о чем старался не думать слишком много, — с домом.
Из пади, где лежало невидимое пока озеро, потянуло холодным и волглым ветром, и Волкодав узнал запах воды с Нечуй-озера, словно пес, нашедший верхним чутьем запах дома. И тут же вспомнился вкус воды из Нечуй-озера: была та вода не такая, как в Светыни, не такая, как в других лесных озерах и родниках. Был в ней привкус торфа и глины, но не только их, а и еще чего-то, должно быть той самой зеркально-блестящей таинственной черноты, которой озеро было замечательно.
Сейчас он знал доподлинно, куда он следует со всеми воинами, что слушают его, и зачем. Дом был рядом, но десять верст, что оставались до него, еще надлежало пройти. Враг из дальних краев, куда ни Волкодаву, ни Зорко Зоревичу, как звали его теперь, забредать не приходилось, встал между ними и родным порогом, и ничего не оставалось делать, опричь как браться за меч, чтобы явить справедливость. «Не обнажай меч без нужды, — услышал Волкодав чей-то голос из неведомых глубин времени. — Не вкладывай в ножны без чести»…
Сильный толчок заставил Волкодава мигом вскочить на ноги и оглядеться. Рядом никого не было, только за бортом, возмущая по-прежнему безмятежное предрассветное море, катилась стремительно к восходному овиду огромная волна — одна на все видимое море, но столь великая, что казалась выше мачт корабля, на коем они плыли. Должно быть, волна эта лишь краем задела корабль, не то быть венну выброшенным за борт, а кораблю — перевернутым и брошенным днищем кверху, со сломанной в щепы мачтой и вырванным рулем. А так только немногие вещи, не закрепленные по небрежности в уповании на неизменность доброй погоды, сбросило со своих мест на палубу.
Волна уходила, отблескивая крушецовой чешуей загривка, хищно наклонившись вперед, словно готовая к броску исполинская змея.
На палубе, если не считать Волкодава, один только кормчий наблюдал за всем, что случилось. Остальные, кто спал на верхней палубе, а были то сплошь сегваны, даже не проснулись, столь привыкли почивать при морском волнении.
— Не скажешь ли, что это вдруг? — негромко вопросил Волкодав, кивая на совсем уже далекую теперь волну.
— Случается, — невозмутимо ответил сегван. — В первый раз вижу такое сам, но мне говорили. Это волна-убийца: поднимается вдруг из пучины, сразу огромная, и от нее не уйти. Горе кораблю, если она поднимется рядом с ним. Храмн оградил наш корабль. Эта встала на двадцать саженей дальше нас, если смотреть на восход.
«Это хорошо, что Храмн о нас так позаботился, — про себя согласился с сегваном Волкодав, провожая взглядом волну-убийцу за пределы видимости. — Иначе как бы я мог защитить родной дом?»
Сон закончился и ушел, но Волкодав помнил его и мог теперь вспомнить до мельчайших подробностей и смотреть его наяву. И еще он чувствовал, что торопиться не стоит: на следующую ночь этот сон придет к нему снова. А пока следовало подумать, как сподручнее биться с конным врагом, который не знает удобнее места, чтобы присесть, чем конское седло. Тот, второй, которого звали Зорко, знал, как держать меч, знал он и что такое меч, — откуда бы тогда взяться голосу? — но воином, для которого меч — продолжение руки, равно как для некоторых искусников резец или кисть, он не был. А здесь была война, простая и страшная своей простотой, и вести ее надлежало воину, такому, как он, чтобы рукам мастера не суждено было менять кисть на меч.
