Сбитый ритм (СИ) - Филатова Майя (читать книги онлайн txt) 📗
— И вымя, вымя её смотри! Чтоб не тельная! А то знаю я эту молодежь, всегда одинаково, хоть человек, хоть кто! — просипела женщина слуге.
В мгновение ока мужчина очутился на помосте, начал деловито щупать полуперерожденку за грудь с четырьмя сосками. Ещё двое потенциальных хозяев проверяли зубы и шерсть. Видя это, полуперерожденец бешено мычал и бросался на прутья своей клетки. Толпа смеялась, улюлюкала, кричала скабрезности.
— Ах, чего он возится? Дурак… Ну, ну, Мупсик, тише, тише, скоро пойдём…
Я обернулась на голос. Давешняя «фиолетовая» дама прятала в длинном меховом шарфе существо, похожее на крылатого львёнка с длинными и тонкими, как у газели, ножками, и шестью фиолетовыми глазами. Без зрачков.
— Ой! Чё за хрень? — вырвалось у меня.
— Сука старая, не видишь, что ли! — огрызнулась Эвелин.
Дамочка услышала, повернулась к нам.
— Это ты кого сукой назвала, шантропа безродная? — проговорила женщина на кривоватом Высоком, — ты чьих будешь-то вообще?
— Уж не твоих точно!
— Вот хамло! Ну, сейчас дождёшься у меня!
Эвелин начала отвечать в том же стиле. Дама махнула рукой. Стоявший рядом мужик внушительных габаритов сделал шаг к нам. Вот только этого не хватало! Я схватила Эви, на всякий случай проверила ножи в подпространстве…
Со стороны помоста раздался дикий крик: «юноша» таки разбил колодки, разогнул прутья клетки, и вырвался на свободу. Ведущий благоразумно отскочил подальше, а вот покупатели не успели. Отбросив прочь двух солдат, полуперерожденец в одно движение свернул шею покупателю своей возлюбленной, бросил тело в толпу. Люди хором заорали, толпа шатнулась прочь. Началась давка.
Забыв про Орры, я начала сворачивать пространство. Ноги тут же свело от нестерпимой боли. Шипя, Эвелин схватила меня за плечи, направила подсвертку сама. В следующий момент мы стояли на краю широкой телеги, вместе с несколькими другими счастливчиками.
Раздался оглушительный свист, из переулка посыпались солдаты. Но всё уже кончилось: юноша-полуперерожденец лежал на теле своей подруги, вокруг них растекалась кровь.
— Э-э-э… а чё произошло-то? — спросила я на Простом языке, потирая поясницу.
— Он спас её от позора. И себя.
Эвелин говорила низким голосом, словно в груди у неё замуровали пустой кувшин.
— Позора! Тоже мне, развели трагедь! — фыркнул один из соседей по телеге.
— Чай не люди, — поддержали его.
Лекарка возмущённо набрала воздуху, но только ойкнула: я сильно ущипнула её, чтоб молчала. Если в государстве есть что-то, напоминающее работорговлю, открытое сострадание к рабам не только не ценится, но может ой как навредить.
— Что конкретно произошло-то? Вы разглядели? — снова обратилась я к соседям.
— Так чего, да ничего. Взбесился полупер, троих людей удушегубил, полуперку свою тоже задушил, у солдатика нож отнял и себе кишки выпустил, — ответили за спиной.
— Колодки надо лучше делать! — сказали справа.
— Инквизиции на них нет! — подытожили слева.
Давка пошла на убыль. На помост взобрался потрёпанный ведущий, сказал, что торговля продолжится завтра. К нему подскочила «наша» дама в фиолетовом, начала возмущённо жестикулировать — наверное, хотела вернуть деньги за испорченную собственность и придушенного слугу. Остальной народ начал разбредаться, кто куда.
— Ну, нам пора, всего хорошего, — сказала я и потянула Эвелин с телеги.
— Позвольте вам помочь!
Человек в слегка потертом камзоле и помятой шляпе спрыгнул на землю. По очереди ссадил нас с Эви. Пихнул нам в ладони мятые бумажки, растворился в расходящейся толпе.
— Чё за… — начала я, но Эвелин схватила меня за руку и потащила в сторону лагеря.
— Слушай, мне тут этот крендель…
— Ш!
Лекарка остановилась в безлюдном проулке, развернула бумажки.
«Перерожденцы тоже люди» гласили крупные буквы Простого языка, «Солнце одно для всех». И ещё несколько фраз в том же духе.
— Неужели они не понимают, что этого мало? — застонала Эвелин и начала рвать листочки на мелкие клочки, — мало, мало мало! Надо действовать, надо давить, надо… Кет, что с тобой?
— Н-ничего… уф… — я оперлась на стену, стараясь пережить пульсирующую в позвоночнике боль, — по-моему, Дарн чем-то недоволен…
И тут я вспомнила, чем.
Театр — это не только роли и номера. Театр — это ещё и наряды. Желая, чтобы я «прилично выглядела», Дарн назначил свою пассию Изабель ответственной за мой вид. Вкуса у неё не было, желания украшать «конкурентку» тем более, зато была харизма. Целых две, аж в декольте не вмещались. В итоге Ткачи получали идиотские указания, а я отказывалась этот ужас надевать. Дни шли, результат отодвигался, причем так часто и с такими скандалами, что вмешался даже вечно безразличный Халнер. Благодаря ему глубину моего декольте сократили в два раза, из лифа убрали валик-имитацию груди, а с задницы — валик-имитацию жопы.
На днях костюм, наконец-то, дошили, но примерки ещё не было.
— К Хелии, — прохрипела я, корчась и цепляясь за Эвелин, — прим-мерка же… ща… вот прям ща…
Прям ща не получилось — в лагерь брела, заходясь кашлем и спотыкаясь от ноющих Орр. В итоге Эвелин отказалась отпускать меня «на растерзание», и мы пошли в шатер Ткачей вместе.
— Кети! Наконец-то! О Апри! Мы уже обыскались! — вскричала Изабель, по-ученически тщательно проговаривая звуки Высокого языка, — что значит «забыла»? Какая безответственность! У тебя же представление! Эвелин! Ты же ответственный человек, хоть ты-то повлияла бы! Так что… Кети! Хватит кашлять, фу! Лечиться надо! Нет, стой! Сначала примерка!
Тяжело вздыхая, я позволила обрядить себя в длиннющее кремово-золотое платье с полупрозрачными рукавами и витиеватой шнуровкой. Хм. На сей раз действительно симпатично, и к типу внешности «черные глаза плюс светлые волосы» подходит.
Изабель кисло прокомментировала, что платье ещё ничего, а вот над причёской надо поработать, и нахлобучила мне на голову парик. Я резко возмутилась. Фифа возмутилась в ответ. Поднялся гвалт. Перепалку заткнул Дарн, сказав, что внимание всё равно на иллюзиях, а вид нормальный и без парика. Затем директор поцеловал свою умничку Изабель и выдал мне увесистый подзатыльник — для профилактики простуд. На том всё и закончилось. Поспешно стянув с себя платье, я взяла Эвелин под руку и отправилась в лазарет — болеть.
Следующие полутора суток провалялась в полусне, хлобыща гадость, что мы купили с Эви, и усилено потея. Лекарство оказалось мощным: день представления встретила на ногах, и в полдень отправилась в церковь.
Храм находился в двух кварталах от площади, где стояло главное шапито. Когда театр только приехал, я сходила на службу, чтобы поддержать легенду своего «монастырского» происхождения, но теперь пошла намерено. Хотелось скрыться от суеты, от разговоров, от навязанных обязательств, от идеи стянуть у Эвелин скальпель и вырезать Орры, либо пристрелить-таки Дарна, и будь что будет…
В храме действительно получшело. Черно-белая строгость церкви Великого Апри поражала распорядком и однозначностью. Вот диск солнца открыт, а вот закрыт. Вот шар-символ Апри сияет во всю мощь, и священным цветом считается белый, женский цвет, цвет лета и плодородия. А вот шар скрыт черным покрывалом: это защита, это зима, это мужское время. Всего фаз солнца восемь: открытое, закрытое, Левый месяц и Правый месяц, и четыре Касания, когда диск Атума «касается» диска солнца самым краешком. Вся жизнь — маятник. Маятник года, маятник жизни, маятник веков.
После службы храм не закрывали. Я сидела, вертя в пальцах оплавленный медальон Феррика. О боги. О Апри. Если бы не старик, летала бы пеплом над горами, и не было бы никаких Орр, представлений, беспокойств…
И жизни тоже. А если есть жизнь, то всегда есть шанс её улучшить.
Башенные часы начали отбивать закатный час. Стараясь не расплескать малую толику спокойствия, что удалось выпросить у здешнего бога, я пошла на выход, и… напоролась на Дарна, стоящего в дверях.
