Ведущая на свет (СИ) - Волховец Вера (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt, fb2) 📗
Занятный вопрос. Будто она в нем сомневается.
Генрих протягивает вперед раскрытую ладонь с двумя её ключами. Девушка тянется к ним, а он ловит ее пальцы своими.
Глупая. Ну это ж самый простой трюк.
А она замирает, купая его в коричном тепле своих глаз.
— Буду очень ждать нашей следующей встречи, Агата Виндроуз, — улыбается Генрих.
То, что он ждет ее, чтобы поймать эту птичку в свои лапы уже насовсем — он проговаривает про себя.
Он хочет этого потому, что в аду Агате не место, а выходов из этой ситуации не существует.
А еще потому, что ему просто этого хочется.
В конце концов, соблазнить девушку, которой очень дорожит святоша Миллер, будет маленькой, но очень приятной местью.
Агата вытягивает пальцы из ладони Генриха, он не препятствует. Он еще все успеет.
Девушка чуть встряхивается, будто сбрасывая с себя наваждение, и оглядывается. Генрих занес ее на крышу дома, относительно невысокого среди местных многоэтажек, но для того, чтобы воспользоваться ключом, ей нужна дверь с замочной скважиной, а такие наверняка найдутся только внизу. И можно было бы сосредоточиться, провалиться вниз, в квартирку кого-нибудь из смертных, ведь, по сути, для них и Генрих, и Агата сейчас были бесплотными духами, но это всегда ходило на грани с риском. Кто его знает, что ты можешь увидеть из того, что тебе видеть не полагалось. Проще было слететь вниз, пара минут, дай Бог, два десятка взмаха крыльев.
— Ну что, спустить тебя? — тоном джентльмена интересуется Генрих. Он ведь знает, что крылья в смертном мире призывать тяжелее. Ну и лишний раз потискать девчонку он не откажется ни в коем случае.
Агата задумчиво смотрит на него и качает головой. Кажется, она догадывается об истинной стороне его мотивации.
— Да нет, я сама справлюсь, — отзывается девушка и чуть прикрывает глаза, сжимая ладони вместе, будто для молитвы. Да, кажется, это упрощает… Но удлиняет процесс призыва крыльев. Имей Генрих намерение эту дурочку употребить в качестве десерта — он бы успел ее поймать до того, как крылья за ее спиной обрели бы плотность.
Генрих шагает к ней, опускает ладонь на плечо, заставляет замереть. Касается ладонью плотных перьев. Для нее это весьма ощутимое прикосновение, ведь крылья — часть ее души сейчас.
И все-таки грешница. Он было подумал, что девочка — серафим, не меньше, уж больно быстро она очнулась от его яда. Без небесной благодати в крови это было бы сделать сложно, но… Но серафимы, архангелы — эти все сплошь белокрылые.
Крылья Агаты — серые, будто покрытые пылью, а на спине, у лопаток, — множество мелких черных перьев. Лежат плотно друг к дружке, будто черная туча на сером небе. Серьезно, однако.
— Что ты такого натворила? — с интересом уточняет Генрих, и его накрывает плотным водоворотом чувств, поднявшихся в душе у девушки. Страх, стыд, неприязнь. Не к нему — к прошлому. Даже любопытно стало, что скрывает в своей душе эта дурочка. У него-то, когда еще были такие вот крылья, “подаренные небесами”, серых перьев почти не было. Умирал он на виселице. И за дело.
— Не важно, — Агата чуть встряхивает крылом, отталкивая ладонь Генриха. А он лишь перекладывает руки на ее плечи и ободряюще их сжимает.
— Не нервничай, птичка, душу сапогами топтать не буду, — с усмешкой и чуть успокаивающим тоном замечает он. — Я ведь знаю, что среди ангелов восьмого слоя святых не найдешь и с лупой. Это же не умаляет того, что ты для меня сделала.
От Агаты впервые чувствуется тепло. Не любопытство и доброжелательность, а именно тепло. Так бывает, когда отодвигаешь плечом в сторону чужие страхи.
И все-таки изъяны есть в каждой душе. Генрих и так это знал — он ведь знает, насколько не подходят святоше Миллеру его белые крылышки, но сейчас получает лишнее доказательство. Даже светлой и сочувствующей Агате Виндроуз есть что скрывать и есть чего стыдиться.
— Ну так что, полетаем напоследок, птичка? — свои крылья Генрих материализует без особых усилий. Он по ним скучал там на кресте. Они настолько его, что даже странно, что когда-то он был без них. Все-таки некоторые вещи неизменны и иной раз кажутся так и вовсе предрешенными. Такие, например, что Генрих Хартман — исчадие ада.
Агата даже не пытается отказаться от полета, ведется на предложение Генриха как девчонка, взлетая вслед за ним — наверняка в Лимбе крыльями пользуется “только по делу” и никогда для того, чтобы просто получить удовольствия от высоты и стремительного полета.
Делить полет Генриху раньше было не с кем. Метку в виде крыльев исчадия ада он получил почти перед самым распятием, да и в принципе редко кому удавалось выпить душу Орудия Небес. Он не искал этой метки, он просто мстил самым жестоким из доступных ему методов. А крылья — крылья пригодились, конечно.
То, что было в Чистилище, — оно было, но сейчас это и вспоминать не хочется. Кажется, это было целую вечность назад.
Но делил полет с кем-то Генрих впервые. И Агата Виндроуз для этого — подходящий кандидат. В самый раз для того, чтобы дать ей фору секунд в пять, а потом в четыре взмаха крыльев набрать ту же высоту, что “птичка” набрала за десять.
— Нечестно, у тебя размах больше, — возмущенно пищит Агата, когда Генрих хлопает ее по плечу — “догнал, мол” — а у самой глаза блестят. Ей весело.
— Ну, дорогая, что такое честность и в котором месте это про меня? — Генрих смеется.
Взмах за взмахом, воздух вокруг все холоднее, но вид на ночной безумный Лондон с высоты птичьего полета — то, ради чего стоит потерпеть такие мелкие неудобства.
Этот город чудовищно изменился за то время, пока Генриха в нем не было. Он ощутил это еще вчера, и это не описать двумя словами. Так и хочется сказать: “Здравствуй, старина, ты меня не помнишь, да и я тебя, пожалуй, тоже почти не знаю”.
В какой-то момент простое скольжение в небесах Генриху надоедает, и демон снова позволяет Агате чуть опередить себя, затем снова ее настигает — только для развлечения, никакой настоящей охоты — ловит девушку за талию, притягивает к себе.
— Крылья убери, — вкрадчиво и многообещающе шепчет Агате в ее холодные губы. Тут такая высота, что она вряд ли подумает, что он так бессовестно ее атакует. Хотя так оно и есть, ему хочется чуять ее волнение.
И он чует. Будто ледяная змейка трепета скользнула по позвоночнику Агаты Виндроуз.
Девушка смотрит на демона удивленно, не очень понимая, что он хочет, а Генрих подмигивает.
— Ну же, доверься мне. Вряд ли это для того, чтобы тебя съесть, как думаешь.
Поведется или нет?
Агата закрывает глаза, видимо, ругая себя за такую отзывчивость, и убирает крылья. Земля сразу же начинает тянуть ее к себе, в воздухе ее сейчас держат только руки и крылья Генриха.
И он рассеивает. уже свои крылья.
Дальше — только падение вниз, к земле, в ледяных потоках воздуха, под пронзительный визг Агаты, сжавшейся в его руках в комочек. Если бы падение не перешибало Генриху чутье — он бы чуял сейчас столько ее страха, что непременно ощутил бы острый приступ голода, сводящий сущность. Жертва боится — ее пора есть.
А вы когда-нибудь падали с высоты в две с половиной тысячи футов?[1]
Когда земля что есть сил несется тебе навстречу, и пусть ты даже точно знаешь, что не умрешь, когда врежешься в нее. Будет больно все равно.
Агата, кажется, никогда так не падала — и уж тем более осознанно. Надо было, наверное, высоту поменьше набрать, но Генриху хотелось, чтобы ощущения были острее. Острее некуда — в его крови адреналин кипел и пенился, как море во время тайфуна.
— Тише-тише, птичка, смотри на меня.
Агата смотрит — с прокушенной до крови губой, бледная как смерть, и глаза просто огромные. Девчонке страшно, смертельно страшно.
Ну ладно, еще три секунды падения, и Генрих снова материализует черные крылья за своей спиной, мягко переходя в плавное планирование к земле.
Вот он уже опустился на Лондонский тротуар, и Агата прижимается к нему, все еще сжимаясь от страха, и барабанит по его плечам маленькими кулачками.
