Жизнь номер 2016: «Песни девочки не со звёзд» (СИ) - Савенков Сергей (читать книги онлайн txt) 📗

— Я бы знал. У нас такое не скрыть.

— Животные… Он собирал улиток по огородам в огромную кучу. Давил, наблюдая, как они извиваются. Бабушки были в восторге. Когда Илья перешёл на насекомых, людям это уже не понравилось. Он резал стрекоз прутиком на лету и складывал части в банку. Лил в муравейник бензин и поджигал. Он вообще, всё любил поджигать…

— В деле всё так подробно?

— Да. Протоколы бесед, заключения психиатров. Сама удивилась. Вот почему Семёныч сразу поверил.

— И что было дальше? Как Илья попал в интернат?

— Отец отравился бензином. Полный желудок. Следствие посчитало самоубийством. Только я в этом совсем не уверена.

— Ну, а мать?

— У неё Илью отобрали. Она постоянно пила и нигде не работала. К тому же, соседи сказали: «У неё непонятные отношения с ребёнком».

— Да уж… — Мур почесал затылок. — А я думал, Фрейд — долбоёб!

— Кто?

— Жил когда-то такой мозгоправ. Забавный, как они все. Сам ебанько, но пытался кого-то лечить. Считал, что во всём виноваты детские психотравмы, Эдипов комплекс и прочая хуета.

— Что?

— Желание трахнуть мать и убить отца… Я думал, что это полнейшая чушь.

Меня передёрнуло.

— А у девчонок?

— У девчонок — комплекс Электры, борьба с матерью за отца. Его придумал другой мозгоправ.

— Это же бред!

Я вспомнила маму и папу.

Бороться? Я их любила двоих — и вовсе не так, как Злату. Впрочем, тогда я была ещё маленькой.

— Может и бред. — Мурлыка скривился. — Да видать, не для всех. Только для тех, кого не ебали родители.

Я выдавила то, что вертелось внутри головы, но было слишком ужасно, чтобы я решилась открыто об этом подумать:

— Он спал со своей мамой? Она заставляла? Насиловала ребёнка?

— Откуда мне, нахрен, знать? Я что тебе, Фрейд?

Мурлыка ругался и горячился. Значит, ему тоже было не по себе.

Сейчас, чтобы отвлечься, начнёт философствовать. Мурлыке лишь бы куда-то сбежать!

Так и случилось. Он заявил:

— Фрейд считал, что в основе любой любви лежит сексуальность — даже любви к работе и детям, айфону и Родине.

— К Родине? Хочешь оттрахать степь?

Он усмехнулся.

— Зачем? Мы и так одно целое. А Родину трахнуть не выйдет, скорее она нагнёт тебя самого.

На степь мне было плевать, а Родину у меня отобрали.

— Что, если Сашка не первая?

— Первая. Он бы не перешёл с людей на собак. Улитки, стрекозы — всё это в прошлом. Теперь навсегда.

Кружилась голова и тошнило.

Похоже, Мурлыка заметил моё состояние и попробовал рассмешить:

— Знаешь, ещё Фрейд считал, что девчонки завидуют нам — потому, что у них нету члена… Ты как, завидуешь?

Забыв обо всём, я рассмеялась.

— Не очень! Он же мешает ходить!

— Только, если большой.

— К тому же, он ваш поводок. Разве ты знаешь, куда он тебя заведёт? А вдруг его схватит девчонка? Будешь всю жизнь её верной собачкой!

— Завидуешь! Просто не осознаешь!

Мы хохотали как полоумные. Нам было до чёртиков страшно.

Насмеявшись, я всё же решилась спросить:

— Я в безопасности, правда? Илья ведь меня не убил. Значит, я — наблюдатель.

— Не обязательно. А если и так — думаешь, вы проживёте на пару до старости?

Я вспомнила слова Мясоедова.

— Наблюдателем может быть каждый, у всех есть глаза.

— Вот именно, Мика. Илья играет с тобой. Кто знает, что он задумал? В любом варианте, нам уготована смерть.

Когда я спустилась к девчонкам, то вспомнила, как Мур вчера отвернулся, когда посмотрел мне в глаза — будто что-то заметил.

Я пошла в умывальник и встала у зеркала.

Глаза, как глаза. Никакой живой темноты, только алые прожилки сосудов.

Видно, я просто схожу с ума. Придумала какую-то Тьму!

Круг седьмой. «Нападение»

С утра позвонил Семёныч и сказал зайти в кабинет.

Там снова стоял перегар.

— Мика, ты не волнуйся. Я тебе верю. И Мясоедов тоже. Конечно, его ребята будут на тебя наезжать, у них работа такая. Но всё успокоится.

— А как же Илья?

— Мясоедов не верит, что убил он… Посадим, не бойся.

Я ничего не понимала. Если убил не Илья, тогда кто? Дядюшка-лесовик?

— Посадим кого? Мурлыку?

Семёныч смутился. Зажёг сигарету.

— Как бы там ни было, всё успокоится. Жизнь идёт своим чередом, нужно делать дела, — он потушил сигарету, ни разу не затянувшись. — Завтра приедет один человек. На тебя посмотреть, оценить. Произведи впечатление! Впрочем, у тебя это получается само собой.

Оценить… Всё-таки, прав Мясоедов, у каждого есть цена.

— Если всё пройдёт гладко, тебя заберут. Удочерят, увезут в Германию… Ты мне как родная, потому расскажу. Не думай, что там тебя ждёт семья. Смекаешь? Там будет работа. Никто не должен узнать, что ты больна. Скрывай! Заработаешь денег, оплатишь лечение.

— А люди? Они заболеют.

Он поправил:

— Не люди. Клиенты! Вероятность мала. С презервативом вообще нулевая.

— А Вишневский получит деньги? И вы?

Глаза Семёныча превратились в щёлки.

— А это Микуся, уже совершенно тебя не касается.

Девчонки ходили, как будто бы пьяные. Болтали какую-то чепуху, на лицах пылал нездоровый румянец. Убийства были для них, словно секс. А я окончательно поняла, что секс мне не нужен.

Когда я спускалась на завтрак, меня обогнал Илья и шепнул:

— Ты не увидишь закат.

Я встала, как вкопанная, уставившись на его узкую спину. Илья шёл не оборачиваясь, медленно и уверенно.

В груди вспыхнула ярость.

Считает себя главным и неуязвимым? Нашёлся местный божок, поедатель говна!

Когда ноги Ильи ступили на следующий пролёт, я разбежалась, и изо-всех сил толкнула его ладонями в спину. Щёлкнул сустав, и руку пронзила острая боль.

Илья полетел вперёд, глупо выставив руки. Упал, скатился по лестнице на площадку. Я подлетела к нему, и, не давая встать, начала бить ногами.

Илья не проронил ни единого звука, только пытался закрыть руками лицо. Я наклонилась, схватила мальчишку за волосы и ударила лбом о бетон. Он потерял сознание, но я и не думала останавливаться.

До того, как меня оттащили девчонки, я успела треснуть его раз пять. Илья лежал без движения.

Меня прижали к стене и не отпускали. Примчалась питалка, завхоз и Семёныч. Он выдавил глупое: «Мика…», нагнулся над телом Ильи и проверил на шее пульс.

— Живой! Вызывайте «скорую»! Бери его за ноги, тащим в медпункт.

Живой! Блять! Живой!

Я билась в истерике, задыхаясь от ненависти. К девчонкам, которые меня оттащили, не дав проломить Илье черпушку. К местному рабовладельцу Семёнычу, который торгует детьми. К Мясоедову, который считает, что закон — это он сам. К несчастной и бестолковой стране, в которой мне довелось появится на свет.

— Свяжите ей руки!

Мне замотали запястья тряпкой, скрученной в жгут. Рука горела огнём.

Семёныч взял Илью под мышки, завхоз ухватился за щиколотки. Голова безвольно болталась, из рассечённого лба на бетон текла кровь. Я очень надеялась, что у мальчишки поломана шея, и «спасатели» её до конца доломают. Надеялась, что повредила его извращённый мозг, и Илье до конца длинной жизни придётся срать под себя, пуская слюну.

Мы спустились в холл. Возле входа стояла машина полиции. Меня усадили на кресло. Со связанными за спиной руками можно было сидеть, только лишь наклонившись и уставившись в пол.

Девчонки шушукались, а ребята молчали.

Спустя пять минут появился «Петюня». Сказал:

— Развяжите!

Мои руки освободили. Правая сильно распухла возле сустава, кисть едва шевелилась.

— Можете быть свободны!

Хмыкая и огрызаясь, ребята ушли. «Петюня» присел на соседнее кресло.

— Он сказал, что сегодня меня убьёт!

— При свидетелях?

— Разумеется, нет!

— Значит, это только твои слова, — «Петюня» вздохнул. — Прямо скажем, на убийцу Илья не похож. Сын алкоголика, размазня… — он вздохнул ещё раз. — А вот ты — это дело другое!