Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз (мир бесплатных книг TXT) 📗

— Обошли нас на повороте, — шепнул Юстейс.

— Почву из-под ног выбили, — сказал Тириан.

— Хитро, ой, хитро! — проговорил Поджин. — Готов присягнуть, эту новую ложь придумал Рыжий.

Глава 10

Кто войдет в хлев?

Уху стало щекотно. Джил оглянулась — единорог Брильянт шептал ей своим конским шепотом. С трудом разобрав его слова, она кивнула и прокралась туда, где стоял Глуп. Быстро и бесшумно обрезала завязки на львиной шкуре. После того, что сказал Глум, другого выхода не было! Спрятать бы ее куда подальше, но шкура оказалась слишком тяжела. Пришлось затолкать в кусты. Потом Джил сделала знак ишаку, и они присоединились к остальным.

Обезьяныч продолжал:

— Это преступление разгневало Эслана… Ташлана… Он сказал, что был слишком милостив к вам, являясь вам еженощно! Но теперь больше не явится.

Вой, мяв, рев и визг послышались в ответ, но в этот общий плач ворвался громкий хохот.

— Ха-ха-ха! Вы только послушайте эту обезьяну! Мы-то знаем, почему его бесценный Эслан больше не явится. Я скажу вам, почему: потому что его там нет. И никогда никого там не было, кроме старого осла в львиной шкуре. Ишак исчез, вот обезьяна и выдумывает.

Сквозь пламя Тириан не мог различить говорящего, но скорее всего то был Гриффел, предводитель гномов. И это подтвердилось через секунду — хор гномов затянул:

— Врет обезьяна! Врет обезьяна! Врет обезьяна! Вре-е-е-т…

— Молчать! — рявкнул таркаан Ришда. — Молчать, порождение грязи! Слушайте меня, вы, нарнианцы, иначе я велю моим воинам взять вас на мечи. Господин Глум уже сообщил вам о преступном ишаке. И поэтому вы помыслили, что в сем строении не пребывает Ташлан! Вы так думаете? Остерегитесь! Остерегитесь!

— Нет, нет, мы так не думаем! — вопила толпа.

Но гномы кричали:

— Вот именно, черномазый, именно так! Пошли, Обезьяныч, покажи нам, что там, внутри, иначе не поверим!

Дождавшись затишья, Обезьяныч ответил:

— Ага, значит, вы, гномы, думаете, что вы умнее других? Не спешите. Я ведь не говорил, что вы не можете увидеть Ташлана. Всякий может увидеть его.

Сборище притихло. Потом медведь проворчал медленно и неуверенно:

— Я чего-то не совсем… того…. Я-то думал…

— Он думал! — передразнил Обезьяныч. — Разве то, что происходит в медвежьей голове, называется «думать»? Слушайте, вы. Всякий может видеть Ташлана. Только к вам он не выйдет. Зато вы можете войти к нему.

— Ура! Ура! Ура! — заголосила толпа, — Этого мы и хотели! Мы можем войти и лицезреть его. И он будет милостив, как это было всегда, — птицы щебетали, собаки взволнованно взлаивали. Раздалось шуршание, топот, гомон — все разом вскочили на ноги и ринулись к хлеву, желая протиснуться в дверь. Обезьяныч вскричал:

— Назад! Тихо! Не спешите.

Животные застыли на месте — кто с поднятой лапой, кто виляя хвостом, и все головы повернуты в одну сторону.

— Но вы же сказали… — начал медведь.

Глум не дал ему договорить.

— Всякий может войти… Но не все разом, а по одному. Кто первый? Ташлан не говорил, что умилостивился. И кроме того, он облизывался, как в ту ночь, когда проглотил преступного короля. Сегодня с утра он рычал. Я-то сам туда сейчас не сунусь. Ну а вы — пожалуйста. Кто первый? Только не вините меня, ежели он проглотит кого или испепелит одним только взглядом. Это — ваше дело. Ну же! Кто первый? Эй, гномы, может, кто из вас?

— Так-то оно так, — ухмыльнулся Гриффел. — Да только войдешь, а тебя и кокнут! Откуда нам знать, кто у тебя там, за дверью?

— Хе-хе! — отвечал Обезьяныч. — Стало быть, ты уже согласен, что там кто-то да есть, а? Зачем же вы так шумели? С чего это теперь притихли? Ну, кто первый?

Животные переглядывались и потихоньку пятились. Весело вилявшие хвосты обвисли. Глум же вперевалочку расхаживал взад-вперед, глумясь над ними:

— Э-хе-хе! А я-то радовался — как они все желают лицезреть Ташлана! Неужто расхотели, а?

Тириан склонил голову, чтобы расслышать шепот Джил:

— А что там может быть, в хлеву?

— Кто знает? — отвечал Тириан, — Может быть, два калорменца по сторонам от двери, с мечами наготове.

— А не может ли… не может ли там быть… этот, ужасный, которого мы видели?

— Сам Таш? — шепнул Тириан, — Понятия не имею. Но мужайся, дитя: да хранит нас лапа истинного Эслана.

И тут произошло нечто неожиданное. Невозмутимым ясным голосом, так, будто ничего особенного не случилось, кот Рыжий сказал:

— Если хотите, я войду.

Все уставились на него.

— Вот это ловко, ваше величество, — молвил Поджин. — Ведь мошенник-кот с ними в сговоре. Кто бы там ни был внутри — будь я проклят, если кота тронут; Рыжий выйдет цел и невредим и объявит, что видел нечто этакое преужасное.

Тириан не успел ответить — Обезьяныч подозвал кота:

— Хе-хе, так это ты, дерзкий котяра, решил встретиться с ним лицом к лицу? Давай, иди! Я тебе приоткрою дверь. Только я не виноват, если он подпалит тебе усы. Сам напросился.

Кот встал и прошествовал прочь от толпы, ступая чопорно и изящно, подняв хвост, весь прилизанный — ни единая шерстинка не топорщилась. Он обогнул костер, и прошел так близко от Тириана, стоявшего за углом, что королю удалось заглянуть ему в глаза. Огромные зеленые котовьи глаза не мерцали. («Холоден, как огурец, — пробормотал Юстейс. — Знает, что ему нечего бояться».) Обезьяныч, хихикая и гримасничая, поднял лапу, отодвинул засов и отворил дверь. Тириану показалось, что кот мурлыкал, входя в темный дверной проем.

— Иа-ии-уаа!… — раздался ужасный вопль, вопль, от которого кому угодно стало бы не по себе. Так, знаете, орут коты на крыше, когда дерутся из-за кошки, и вся округа просыпается.

Это было ужасно. Рыжий опрометью выскочил из хлева, перепрыгнул через Обезьяныча, оттолкнувшись от его головы задними лапами. Это был не кот, а рыжая молния — с такой скоростью он промчался через площадку, назад к толпе. Кому охота иметь дело с кошкой в таком состоянии? Звери прыснули во все стороны. Рыжий взвился по дереву на ветку, и повис на ней вниз головой. Шерсть стояла дыбом, хвост стал толще туловища, а глаза, огромные, как зеленые блюдца, ярко сверкали.

— Я бы отдал свою бороду, — шепнул Поджин, — лишь бы узнать, притворяется он или впрямь чего-то испугался!

— Тише, дружище, — сказал Тириан; калорменец с Обезьянычем о чем-то шептались, и ему хотелось послушать, о чем. Но ничего он не услышал, кроме всхлипываний Глума, опять захныкавшего; «Ох, голова, моя голова…», однако ему показалось, что эта парочка так же озадачена поведением кота, как и все остальные.

— Слушай, Рыжий, — кликнул таркаан, — хватит выть. Поведай-ка нам, что ты видел.

— Йа-йо-еее… мяв… мяу, — отвечал кот.

— Воистину, разве ты не говорящее животное? — удивился таркаан. — Прекрати этот дьявольский ор и говори по-человечески.

Ничего худшего придумать невозможно. Тириан был уверен (да и другие тоже), что кот пытается сказать что-то, но из пасти его не исходит ничего, кроме обыкновенного и весьма противного кошачьего ора, какой можно услышать в Англии на заднем дворе от какого-нибудь Мурзика, когда он в ярости или напуган. И кот уже не походил на говорящее животное. Толпа жалобно поскуливала и повизгивала.

— Эй, глядите-ка! — послышался голос кабана. — Он не может говорить. Он разучился говорить! Он снова стал бессловесным. Поглядите на его морду, — и все увидели, что это так и есть. И неизбывный ужас охватил нарнианцев. Ибо каждый из них, еще будучи птенцом, щенком или жеребенком, выучивал назубок, как Эслан в начале времен, наделяя тварь Нарнии даром речи, предупреждал, что однажды все может обратиться вспять, коль скоро собьются с пути истинного, и тогда они вновь станут бессловесными тварями, такими же, как и в других краях. «И вот, это настигло нас», — так стенали они.

— Пощади нас! Смилуйся! — взывала толпа, — Спаси нас, господин Глум, будь посредником между нами и Эсланом, войди и говори с ним. Мы боимся, боимся.