Нарский Шакал - Марко Джон (лучшие книги без регистрации txt) 📗
И виноват в этом будет сам Аркус — хотя бы отчасти. Оставаясь упрямым до конца, император отказался поверить в неизбежность собственной кончины. И члены Железного Круга уже кружили над головой подобно стервятникам. Эррит и сейчас сидел с Аркусом, декларируя всякую чушь о Небесах. Начнется борьба за трон — возможно, кровавая. И несмотря на кажущуюся мудрость, Аркус сам довел дело до крайности. Бьяджио содрогнулся: ему тошно было думать о молитвах епископа Эррита. Он молится Богу, которого не существует.
— Проклятие!
В пылу ярости Бьяджио вскочил со стула и, схватив книгу, с силой швырнул ее прочь. После этого Бьяджио взялся за стул и разбил его о скульптуру женщины. Не выдержав удара о мрамор, стул раскололся. Бьяджио рухнул на колени, дрожа и рыдая. Он поднял лицо к небу и плюнул, представляя, как его плевок летит прямо в лицо Бога.
— Ненавижу! — завопил он. — Глухое чудовище, я тебя ненавижу!
Бог подвел его — как он сам подвел Аркуса. В Люсел-Лоре не оказалось магии. Там были только смерть, одиночество и месть. Он обещал Аркусу жизнь, а дал гибель. Он даже не сумел взять в плен Вентрана. Вентран! Бьяджио кипел гневом. Когда-нибудь этот мальчишка ему заплатит!
— Ты меня слышишь, Бог? — крикнул он. — Можешь взять Аркуса, но Вентрана тебе ни за что не спасти! Я сожгу все церкви, я убью всех священников, если это понадобится для того, чтобы его заполучить! Я знаю, ты его защищаешь. Но тебе его не спасти!
— Ренато!
Резко обернувшись, Бьяджио увидел Бовейдина. Главный ученый императора стоял в дверях балкона в невероятном потрясении.
— Что ты делаешь?
Он торопливо подошел к графу и протянул ему руку. Бьяджио зарычал и, оттолкнув его руку, поднялся на ноги сам.
— Оставь меня! — закричал он. — Я же говорил тебе, что не нуждаюсь ни в чьем обществе!
— Слушай, дурень, Аркус тебя зовет! Уходи отсюда, побудь с ним.
— Он зовет призраков, Бовейдин. Он даже не узнает меня.
— Он умирает, — огрызнулся главный ученый. Схватив Бьяджио за плащ, он заставил его обернуться. — Ты меня слышишь? Он умирает!
— Знаю! — возопил граф сквозь рыдания. — И пусть умирает. Пусть оставляет нас воевать. — Злобно отвернувшись, он отошел к краю балкона. — Если ад существует, то я готов поклясться, что он окажется там. А после него — и мы все. Все, кроме Эррита.
Карлик проковылял к Бьяджио и ласково прикоснулся к его спине крошечной ручкой.
— Ренато, — увещевал он его, — ты об этом пожалеешь. Пожалуйста, пойдем со мной. Пока не поздно…
— Поздно. Он уже мертв.
— Но с ним Эррит. Может быть, Аркус скажет — и Эррит его услышит…
Бьяджио мрачно рассмеялся.
— Аркус этого не скажет. Даже сейчас он не может признать, что умирает. Он ни за что не передаст свой трон мне.
— Тогда ты должен заставить его это сделать, — не сдавался Бовейдин. — Если ты этого потребуешь, он может согласиться. Пожалуйста, Ренато! Ради нас всех. Может, ты попытаешься?
— Ничего не получится. Ты знаешь его не хуже меня. Он никогда не откажется от трона. Нам предстоит за него бороться. — Граф упал на колено, положил руки на узкие плечи главного ученого и заглянул в его уродливое личико. — Мне нужна твоя поддержка, — прошептал он. — Я уже разговаривал с Никабаром и еще кое с кем. Они согласились быть со мной. А что решишь ты?
— Не заставляй меня делать выбор! Пока не надо. Еще есть шанс.
— Со мной или против меня, Бовейдин. Что ты выберешь?
Ясные глаза Бовейдина встретились со взглядом Бьяджио.
— С тобой. При условии, что ты попытаешься поговорить с Аркусом.
— Бовейдин, это бесполезно…
— Попытайся, — настаивал ученый. — Или я присоединюсь к Эрриту.
Бьяджио угрожающе навис над карликом.
— Присоединись к Эрриту — и я тебя убью. Ты знаешь, я могу это сделать.
— Поговори с Аркусом или больше не получишь снадобий! — парировал Бовейдин.
Бьяджио был опытен в ведении допросов. Быстро взглянув на Бовейдина, он пришел к выводу, что ученый не лжет. А без снадобий, поддерживающих жизненную силу, все они быстро зачахнут.
— Хорошо, я попытаюсь.
Он позволил Бовейдину увлечь себя обратно в помещения дворца. Мрачные рабы, облаченные во все черное, стояли в коридорах, ведущих к спальне Аркуса. Вдоль стен горели свечи и курились благовония — очередная дурь Эррита. Несколько учеников епископа стояли на коленях в коридоре и громко молились о душе императора. Бьяджио с презрением прошел мимо, небрежно наступая на полы их длинных одеяний. Двое Ангелов Теней стояли у открытой двери в спальню императора. Увидев Бьяджио и Бовейдина, они тотчас посторонились. Бьяджио притормозил на пороге и собрался с духом. Он был уверен, что его просьба повергнет императора в ярость. Медленно вошел в комнату. Епископ Эррит склонился над кроватью Аркуса, держа его за руку. Император лежал не шевелясь. При виде Бьяджио Эррит мстительно улыбнулся.
— Глубоко сожалею, — объявил он, — но вы опоздали, граф.
Император скончался.
Весь мир лавиной обрушился на Бьяджио. У него подкосились ноги. Он уцепился за Бовейдина — карлик пытался его удержать. Эррит бросился к графу и схватил его за руку прежде, чем тот успел потерять сознание. Епископ настоятельно тянул его к кровати. Там лежал Аркус, неподвижный и бездыханный.
Ренато Бьяджио закрыл глаза, чтобы не видеть этого мучительного зрелища.
Аркус Нарский был мертв.
50
Две тысячи воинов Люсел-Лора собрались на холме, откуда видны были укрепления Экл-Ная. Утро выдалось солнечное, и в его лучах буквально выпячивалось нарское уродство города нищих. Две тысячи воинов нетерпеливо дожидались сигнала к наступлению. Они пришли сюда со всех концов обширной трийской земли и жаждали отведать имперской крови. Кони недовольно храпели и били копытами, готовые помчаться вниз по склону. Пешие воины беспокойно переговаривались и в сотый раз проверяли стрелы. Над городом царило затишье: отсутствие всякого движения свидетельствовало о тревоге. Экл-Най был наглухо закрыт. Воинов заметили, и они об этом знали, однако отсутствие элемента неожиданности никого не смущало. Военачальники предупредили их об орудиях, установленных на башнях, и хорошо вооруженном гарнизоне, расквартированном в городе. Но жаждущих крови трийцев ничто не могло напугать.
У вершины холма вместе с остальными воинами ожидали трое, устремив пристальные взгляды в сторону лежащего у их ног города. Они восседали на крупных конях, их белые волосы развевались на утреннем ветерке. Восходящее солнце наполняло мир светом и укорачивало тени, отбрасываемые горами. Люсилер Фалиндарский нервно ерзал в седле. В отличие от остальных он не вдохновлялся мыслью о предстоящем. Его тяготило бремя, возложенное на него Тарном. Из двух тысяч собравшихся воинов непосредственно ему подчинялись семь сотен воинов Таттерака, облаченных в синие куртки, тех, что остались без предводителя после гибели Кронина. Тарн обещал Люсилеру, что они будут выполнять его приказы, и они это делали не колеблясь. Однако Люсилер по-прежнему чувствовал себя неуверенно. Он не был военачальником. Он даже не был командиром.
Но он сделал все что мог, и результатом этого стал утренний военный совет, на котором его решительно поддержали Пракстин-Тар и Шохар, так же как Карлаз и Нанг. Взгляд Люсилера переместился на горную дорогу, уходящую вдаль. По его приказу Карлаз с сотней львиных всадников затаились там между скалами, ожидая нарцев. Позади них, у окончания дороги Сакцен, расположился Нанг. Дикарь из Огненных степей тоже явился в Экл-Най на место сбора войск, и ему не меньше, чем остальным, хотелось напасть на город. Он привел с собой двести воинов — все, что была в состоянии дать его небольшая территория, — быстрым маршем провел их через горы и занял отведенную ему позицию на дороге. Тех, кого не сожрут львы, прикончит Нанг.
Люсилер продолжал сидеть в седле и ждать. Он был практически уверен в том, какой ответ дадут нарцы на его ультиматум: записка, которую он держал в руке, ему самому казалась нелепой. Однако он считал своим долгом попытаться. По всей видимости, в Экл-Нае находилось около тысячи нарских солдат, и хотя трийцы имели численное превосходство, Люсилеру хотелось избежать кровавого столкновения. Если бы нарцы отступили — сложили оружие и отправились обратно, то они смогли бы навсегда перекрыть дорогу Сакцен и вернуться к своим семьям. Люсилер взглянул на кусок пергамента. Он сам написал на нем по-нарски:
