Гибель отложим на завтра. Дилогия (СИ) - Аэзида Марина (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
И теперь я знаю все, я даже знаю, о чем думал, пока мои руки все крепче и крепче сжимали ее горло. Я думал, что мне станет легче, когда Аззира умрет, что смерть ее облегчит мои пытки, что моя дочь будет отомщена, и что никогда, никогда больше я не услышу, как любимая мною женщина называет меня именем другого мужчины.
Но все-таки она узнала меня в самом конце. Должно быть, перед смертью люди способны на мгновение увидеть правду. В тот последний миг жизни ее глаза вдруг распахнулись и особенно ярко полыхнули зеленью. Она прохрипела:
– Адда…нэй… – и в этот миг мои пальцы последний сдавили ее горло, она конвульсивно задергалась, потом обмякла. Руки мои упали, словно тяжелые мокрые веревки, а она рухнула на пол.
Я не сразу завыл, первые секунды я ничего не понимал и лишь безразлично разглядывал ее тело, равнодушно отмечал какие-то мелочи, на которые прежде не обращал внимания: крошечная родинка на левой щеке, указательный и средний палец почти одной длины, одно ухо чуть больше другого. Странно, что я никогда этого не замечал, лаская ее.
Вот в этот момент я завыл.
Я завыл, я опустился на колени, я прижал ее к себе. Ее – ведьму, богиню, мою жену. Я только сейчас понял, что сделал. И понял, что сделал бы это снова. Я убил ее, но все равно не мог перестать ее любить, даже мертвую! И я умер во второй раз. Я целовал ее неподвижные губы, я подхватил ее на руки, я закружил с ней по сумрачной башне, и я кричал, сжимал ее и кричал: "Мы должны быть счастливы, родная! Мы обязаны быть счастливы!"
Что мне сделать, чтобы вспомнить это все? И что мне сделать, чтобы это забыть? Я любил ее. И я сошел с ума.
Я помню, потом я положил ее обратно на пол. И я сидел рядом и гладил ее седые волосы, я говорил с ней. Не помню о чем, но я говорил так, словно она могла меня слышать. Моя мертвая жена.
И тысячи мелочей проносились передо мной, тысячи мелочей, на которые обычно я не обращал внимания, а сейчас они казались такими важными и милыми…
Вот она вполоборота стоит у зеркала и изящный изгиб ее талии… Ее ночные страхи, когда она просыпается с криками и слезами, прижимается ко мне, бедный ребенок. Ее горячее тело… И те редкие мгновения, когда в ней просыпается нежность, и ее пальцы ласково пробегают по моему лицу, и глаза светятся… любовью?
Аззира! Аззира! Неужели это тебя я только что убил?
Но может хотя бы там, в мире Теней, безумная богиня, не способная радоваться, может хотя бы там ты наконец счастлива?
***
Гиллара почти влетела в замок. О, она сразу почувствовала неладное, стоило ее сумасбродной дочери со своим омерзительным братом пуститься в долгий путь к побережью. Впрочем, это она еще могла стерпеть, не поддавшись панике. Но когда в Нарриан отправился и мальчишка, гордо именующий себя царем, Гиллара испугалась. По-настоящему испугалась. И теперь не смогла усидеть на месте, последовала за ними, дабы убедиться, что они не задумали какой-нибудь подлости или глупости, способной испортить ее, Гиллары, жизнь. И она взяла в сопровождение двоих воинов – и последовала. Она привыкла доверять своей интуиции. Как оказалось, не зря.
Выкатив глаза, смотрела Гиллара на свою мертвую – по всей видимости именно мертвую! – дочь, которую Аданэй прижимал к себе. Он, казалось, не замечал, что в помещении уже не один. Неизвестно, что здесь произошло, но ясно одно – трагедия. И сейчас…
– Адданэй, – испуганно зашептала Гиллара и всхлипнула, бросаясь на колени рядом с ним. Она вцепилась пальцами в плечи Аззиры – Адданэй, что с ней? Очнись! Что случилось? Где Ильярна, где моя внучка? Аззира… Аззира, моя дочь…
– Мертва…
– Нет… Нет! Я не верю… Девочка моя! – женщина завыла.
– Гиллара? – прозвучал слабый голос, лишь отдаленно напоминающий Аданэя. Казалось, он только сейчас понял, что женщина обращается к нему: – Гиллара… Я убил ее. Это я убил твою дочь…
Молчание.
А потом она ударила его. Кулаком в грудь. Потом вцепилась пальцами в собственные волосы и так, низко склонившись, заскулила:
– Будь ты проклят, мразь… Навеки, навсегда проклят!
– Она и Шлееп убили Ильярну, а я – их, – голос звучал все так же ровно и тускло.
Гиллара умолкла, но скоро вновь застонала:
– Я говорила тебе, я предупреждала, а ты не послушал. Шлееп – чудовище! Моя бедная девочка, – ласково пробежали ее пальцы по волосам дочери. – Мое несчастное, вечно несчастное дитя. И Илльярна… За что же Боги так нас карают, Адданэй? Это все Шлееп. Я породила чудовище. Что же теперь с нами будет? Что будет с Илирином?
– Мне все равно…
– Не говори так! Не говори, прошу! Ты – единственная надежда. Без тебя нам не выстоять в войне! – Гилларе все же удалось взять себя в руки и подумать. Даже перед лицом смерти дочери удалось.
– Это больше не моя война, – пробормотал Аданэй. – Бери власть, веди сражения, делай что хочешь. А меня больше нет, царя больше нет. И царицы…
– Нет, не сдавайся! Ты сам жертва. Жертва Шлеепа. Но сейчас ты можешь искупить невольную вину – не отрекайся от Илирина, не отрекайся от своего народа!
– Это не мой народ. Он был моим, пока жила Ильярна, но моей дочери больше нет. И ничего больше нет. Оставь меня.
– У тебя будут еще дети. Главное, сохранить Илирин, сохранить власть, – тут Гиллара поняла, что слишком рано перешла к подобным речам: во взгляде Аданэя вдруг появились эмоции – удивление и презрение.
– Что ты говоришь, женщина? – в голосе послышался металл. – Твои дети мертвы, твоя внучка мертва, а ты грезишь о власти?
– Не власть, а судьба страны меня волнует. Страны, где я родилась и выросла, Адданэй. Понимаешь? Я уже давно живу на свете, я пережила много трагедий. Но Илирин – он до сих пор со мной. И с тобой. Не смей отрекаться! Что бы ты ни думал, но это – твоя земля, ты должен за нее бороться. Она мертва, – Гиллара кивнула в сторону Аззиры и снова расплакалась, – этого не изменить. Но мы с тобой живы!
Не услышав ответа, встретив только полный непонимания взгляд, она взмолилась:
– Пожалуйста! Послушай меня! Сейчас – только сейчас, единственный раз, послушай меня, Адданэй!
Но он не слушал. Он медленно поднялся с пола и двинулся к выходу, пробормотав:
– Я ухожу… Прощай.
Гиллара в отчаянном порыве преградила ему путь, словно в ее силах было удержать мужчину, пусть и раздавленного горем.
– Нет! Я не выпущу тебя!
– Прочь! – хрипло крикнул он. – С дороги! Или я и тебя убью!
И что-то такое послышалось в его голосе, отчего Гиллара поверила этим словам. Поверила, что он и впрямь ее убьет, если она сейчас же не уберется. Убьет, потому что ему больше нечего терять.
И она убралась. Гиллара не любила и не умела проигрывать, но сейчас с неотвратимой ясностью осознала – все кончено. И вот, последний в своей жизни раз смотрела она вослед уходящему царю, а потом рухнула на пол и разрыдалась. Теперь можно, теперь ее никто не слышит, разве что духи. Ведь есть же и у нее сердце. Она любила власть больше всего на свете, но и свою дочь любила тоже.
></emphasis >
