Разящий клинок - Кэмерон Майлз (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Они продержались дольше, чем кто-либо был вправе ожидать; самые храбрые из них сломя голову мчались за смеющимися вардариотами и умирали от метко пущенных стрел. Лучших убили, остались нерешительные и медлительные. В конце концов они повернулись и бросились прочь, словно стервятники, которых согнали с падали.
Вардариоты, собаку съевшие на таких боях, отступали до самых каменных построек одинокой фермы. Отпуская шуточки и меняя колчаны, они позволили оставшимся фракейцам жить дальше.
Граф Зак пересчитал коней. Он потерял одного человека.
— Где Хенгиз? — крикнул он.
— Подпруга порвалась! — отозвался хавильдар. Ему вторили смехом.
Было видно, как напротив перестраивается главная вражеская конница. Строй пришлось разомкнуть, чтобы впустить крестьян, и дело проходило неважно. Налицо была упущенная возможность, однако сопровождение крестьян вплотную могло обернуться бедой.
Зак повел плечами.
— Готовы, дорогие мои?
Воздух наполнился криками.
Он глянул налево. Там бились нордиканцы, готовые умереть, но не сдвинуться ни на шаг. Похоже, центр побеждал. Зак нахмурился.
От головного отряда блистательных схолариев подъехал сэр Георгий.
— Это было не сложнее учебной задачи, — сказал он. — Перестрелка. И...
Граф Зак просиял от удовольствия.
— Поистине высокая похвала от графа схолариев.
Враг оставался занят устрашенными крестьянами, которые столпились перед его кавалерией. «Увы!» — подумал граф Зак.
— Другое дело — теперь, — заметил Георгий.
— Ха! — рассмеялся граф Зак. — Две тысячи сельских конников? Между нами пятьсот человек. Справимся! — усмехнулся он и пожал плечами. — Если только их истриканцы не обойдут эти постройки за час, и тогда нам конец. Я себе цену знаю. А вы?
Сэр Георгий улыбнулся.
— Как начнем? — спросил он.
— А, вы доверяете мне командование? — Граф Зак был коротышка, но при этих словах выпрямился и подтянулся.
— Доверяю.
— Тогда, полагаю, начнем с сокрушительного поражения. Идет? — рассмеялся он.
Сэр Георгий подхватил его смех.
— Вот они! — крикнул Дмитрий, гипаспист-щитоносец сэра Кристоса.
Сэр Кристос наблюдал за приближением вардариотов и схолариев — людей, которыми он командовал в других сражениях. Стройность их рядов и отточенность движений, когда они извлекали луки из чехлов, разительно контрастировали с бестолковостью его деревенских тагм, которые все еще боролись с собственными крестьянами, зачастую — своими же друзьями и соседями. Землевладелец свешивался с седла и слушал причитания плачущего мужчины о том, что брат его пал лютой смертью, продырявленный красными варварами.
Все это было очень по-морейски, и он любил их за любовь к своим. Но и видел, какой бедой грозит эта возня.
— Эй, там, поживее! — взревел Кристос. — Расчистите мой фронт! Атака будет ложной — видите их луки? Они подойдут, пустят стрелы и удерут. Мы не ответим — вы меня слышите, гетайры? Ни шагу с места!
Неприятельская конница приближалась быстрой рысцой. За двести шагов, когда наемники-латиняне врезались в нордиканцев со звуком, достойным Рагнарёка, два гвардейских полка перешли на легкий галоп.
— Поднять щиты! — гаркнул Кристос.
Крестьяне, сгрудившиеся перед конницей, подняли, какие остались, щиты.
Обрушился ливень стрел. Иные вардариоты пустили стрелы со свистками, и воздух наполнился визгом.
Опытные лучники из его страдиотов ответили собственным залпом.
Люди и лошади падали с обеих сторон.
Гвардейцы развернулись и поскакали прочь, оставив на поле несколько убитых людей и животных. Они выстрелили снова, назад. Опять разлетелся визг. Потребовалась немалая отвага, чтобы выстоять с поднятой головой, пока звук приближается, — всего секунда, но самая долгая в жизни. И, возможно, последняя.
Послышались крики. И утробные стоны.
Сэр Кристос взглянул на солнце, которое не сместилось за четверть часа.
«Что я здесь делаю? — подумал он. — Зачем сражаюсь с этими людьми? Все пошло наперекосяк! Мы же хотели спасти Морею».
На него смотрели. Его план был прост: дождаться, когда истриканцы окружат вражеский фланг, и только тогда атаковать. Гвардейцы, возможно, и падут под напором превосходящих сил — все же две тысячи человек, но потери будут таковы, что нарушится связь поколений, и фермы — сотни ферм — окажутся снова в землях Диких. Гвардия не сдастся легко.
Но если зайти ей с фланга, то она отступит, ибо там профессионалы. Они останутся жить, чтобы сражаться за нового императора. А его люди выместят злость на чужеземцах, что в центре.
— Стоять! — скомандовал он снова.
Деметрий чувствовал, что побеждает, а он даже не запятнал кровью меч. Он подозревал, что его родитель находился бы в центре, с пехотой. Или лично возглавил бы один из флангов.
Дариуш — во многих отношениях его лучший соратник, но человек докучливый, въедливый, не выбирающий выражений, когда критикует, — привстал в стременах.
— Фракейцы разбиты. Почему сэр Кристос не атакует через них?
Деметрий тоже привстал и уставился вдаль надолго — священник успел бы освятить хлеба.
— Отправляйся и вели старику наступать. Живо.
Он посмотрел направо и увидел, как рыцари — его лучшее приобретение — опускают забрала и готовятся атаковать нордиканцев, которых он боялся не меньше, чем другие страшатся болезни и смерти. Чужеземцы были слишком невежественны и не понимали, с кем связались, а потому вели себя с безрассудной отвагой — пусть сколько-то их погибнет, но он выиграет всю битву.
Центры были заперты. Как он и рассчитывал. Много людей погибло. А другие двинулись в наступление по их телам, не разбирая, живые или мертвые лежат под ногами.
Аэскепилес восседал в одиночестве на своем коне в пятидесяти шагах от эпицентра битвы, и казалось, что на него не падает свет — он не отбрасывал тени. Голова была чуть повернута влево. Он возвел четыре щита, все угольно-черные: круглый, квадратный и два наподобие рыцарских. Когда двигался он, двигались и они.
В чем бы ни заключалось его занятие, оно было намного зрелищнее остальной битвы. Молнии всех цветов и вовсе бесцветные искрились между щитами и били в точку далеко слева от неприятельского центра, в самом конце расположения так называемой компании, отряда чужеземцев.
В далекие горы катился раскат за раскатом и отражался грохотом, а люди гибли. Разорванные в клочья силами, постичь которые не могли.
Плечи Аэскепилеса поникли, затем расправились, как будто он занес огромный кузнечный молот — и вот он ударил вновь, на этот раз с обеих рук.
И снова смерть.
Аэскепилес затерялся в величественной фуге своего позаимствованного колдовства, на каком-то уровне в панике сознавая, что слишком расточительно расходует резервы. Пораженный неожиданной силой юного мага, который действовал слева. Обеспокоенный внезапным молчанием старика, что находился справа.
Но это не имело значения, ибо его колдовство — небывалое, неприкрытое колдовство — близилось к апогею. Кульминация надвигалась без его участия; колдовство умножало себя само, как размножаются живые существа.
Как закипающий котел, который все медлит, если за ним следить...
Но следить ему было не нужно.
Студент — он определил юнца как старшего студента университета, исходя из его стиля наводить чары — создал весьма достойный световой клинок. Аэскепилес лишился двух щитов, а уголком сознания отметил, что сражение в центре развивается не совсем как положено.
«Если я поступлю как надо, они умрут все — обе стороны».
Но сначала умрут эти двое, опасные для него. Молодой, а потом старый.
Аэскепилес подступил так близко, что у Мортирмира не осталось шанса отразить нападение. Черно-зеленый топор сокрушил все четыре его тщательно сооруженных щита.
Джон Ле Бэйлли умер, сгорев в своем доспехе дотла. Умер Бент, которому выжгло легкие. Умер сэр Йоханнес. В мгновение ока отряд лишился целого поколения командиров и еще двадцати человек.
