Безумный корабль - Хобб Робин (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Это была его главная мука, его непрестанная пытка. Она в самом деле верила, будто в его власти было вернуть истинных драконов в этот мир!…
А когда он ступил на борт «Кендри», чтобы ехать в Удачный, пытка приобрела еще более изощренную форму. «Кендри» был живым кораблем, в основной части своей состоявшим из диводрева. Много поколений назад предки Рэйна вколотили клинья в огромное бревно диводрева, хранившееся в чертоге Коронованного Петуха. Они раскололи необъятный ствол и постепенно распилили и расщепили его на доски. В том числе был вырезан особенно большой целый кусок, из которого впоследствии изваяли носовую фигуру.
А мягкотелое, недоразвитое создание, обнаруженное в недрах бревна, безо всяких церемоний вывалили на холодный каменный пол…
Каждый раз, думая о том, как это происходило, Рэйн ощущал внутреннюю судорогу. И помимо воли гадал, корчилось ли оно?… Силилось ли, не обладая дыханием, закричать от отчаяния и боли?… Или, как на том настаивали мать и брат, это был всего лишь древний труп, нечто давным-давно ссохшееся – и не более?…
Но, если семейству Хупрусов в самом деле нечего было стыдиться, почему все касавшееся диводрева держалось в таком страшном секрете? Даже другие семьи торговцев из Дождевых Чащоб не были прикосновенны к тайнам бревен диводрева. Да, захороненный город считался их общей собственностью, но торговые семьи давным-давно поделили его на, так сказать, зоны влияния. Так и вышло, что к Хупрусам отошел чертог Коронованного Петуха со всей его более чем странной начинкой. Хоть плачь, хоть смейся – в те далекие времена гигантские бревна были сочтены хламом, мало на что пригодным. Рэйну всегда внушали, будто их необыкновенные свойства были обнаружены благодаря случаю. Правда, каким именно образом произошло столь знаменательное событие, доподлинно выяснить ему так и не удалось. Даже если кто-либо из ныне живущих членов семьи и знал эту историю, от Рэйна ее утаивали.
А вот «Кендри» не утаивал ничего. Носовое изваяние являло собой симпатичного, улыбчивого юнца. Никто лучше него не знал нрава реки Дождевых Чащоб, и в прежние времена Рэйн не упускал случая с ним побеседовать. Но с тех пор, как Рэйна поразило проклятие драконицы, носовое изваяние более не могло выносить его присутствия рядом. Стоило Рэйну приблизиться – и Кендри сразу переставал улыбаться, а потом и дар речи терял. Лицо милого юноши становилось не то чтобы враждебным, скорее настороженным. Он забывал про все окружающее и пристально следил только за Рэйном. И конечно, столь странное поведение не укрылось от команды «Кендри». Никто не осмелился расспрашивать, но повышенное внимание к своей персоне Рэйн чувствовал непрестанно. С тех пор он перестал появляться на баке.
Но, сколько ни волновался Кендри в присутствии Рэйна, чувства, испытываемые самим Рэйном, были куда острее и глубже. Ибо Рэйн знал: там, в глубине, за фасадом улыбчивого лица молодого красавца, в самой сути диводрева, укрывался дух свирепого дракона. И стоило Рэйну заснуть – хотя бы задремать, сидя в кресле, – дух, погребенный в корабле, тотчас был тут как тут. Он ярился и скорбел по всему, что было так жестоко отнято у него. Он гневался на судьбу, которая лишила его крыльев и заменила их хлопающей парусиной. А вместо благородных когтей, предназначенных хватать добычу, у него теперь были слабенькие мягкие лапки с пальчиками, словно вырезанными из каких-то вялых клубней!… Тот, кто некогда гордо именовал себя повелителем трех стихий, вынужден был теперь ютиться на поверхности воды. Его носили туда-сюда безмозглые ветры, а на нем и внутри него кишели двуногие – ну точь-в-точь черви, облепившие умирающего кролика. Невыносимо!…
Корабль знал – вне зависимости от того, осознавала ли это знание улыбчивая носовая фигура. А теперь знал и Рэйн. И он понимал, что дух, заключенный в деревянных костях «Кендри», жаждет отмщения. Рэйн очень боялся, как бы его присутствие на борту живого корабля не вызвало к жизни эти глубоко погребенные воспоминания. Как знать, что еще сотворит Кендри, если древняя память вдруг всплывет к поверхности его разума? И на кого в первую голову падет его месть?
Как бы не ополчился он всей своей яростью на потомка тех, кто некогда выбросил его, нерожденного, из колыбели…
Серилла стояла на палубе корабля. Рядом с нею двое крепких калсидийских матросов поддерживали сатрапа. Вернее, он лежал распростертым на носилках, на скорую руку сооруженных из весел и парусины. От морского ветра его щеки слабо румянились. Серилла ласково улыбнулась ему:
– Позволь мне говорить от твоего имени, государь. Тебе надо бы поберечь силы. А кроме того, наши будущие собеседники – всего лишь простые моряки. Ты еще скажешь свое слово, когда придет время выступать перед Советом торговцев.
Как она и ждала, он ответил благодарным кивком.
– Скажи им… Просто скажи им, что я хочу как можно скорее сойти на берег с корабля. Мне нужна теплая комната с хорошей постелью, свежая пища и…
– Тише, тише. Не переутомляйся, государь. Позволь мне тебе послужить. —И она наклонилась еще уютнее подоткнуть толстое одеяло. – Обещаю: надолго я не задержусь.
Вот это была и в самом деле правда святая. Лишнего задерживаться Серилла ну никак не собиралась. Она была намерена убедить людей с удачнинского корабля забрать к себе в город только ее саму да сатрапа. Все равно брать с собой кого-то еще из сатрапского окружения было бессмысленно. Еще наговорят чего-нибудь, что смутит и обеспокоит торговцев. Нет уж. Известия, услышанные самыми первыми, всегда западают в душу сильнее всего. А Серилла собиралась говорить весьма убедительно… Она выпрямилась, кутаясь в плащ. Для такого случая она очень тщательно подбирала одежду. И даже выговорила себе время, чтобы сделать какую следует прическу. Она желала выглядеть царственной, но в то же время простой и даже мрачноватой. Помимо видимых украшений носки ее туфель были набиты несколькими парами лучших сережек из запасов сатрапа. Что бы ни случилось – прозябать в бедности у нее никакого намерения не было!…
На калсидийского капитана, который стоял и хмурился неподалеку, она старательно не обращала внимания. Она подошла к поручням и, хотя корабли еще разделяла изрядная полоса воды, постаралась перехватить взгляды стоявших там, на борту. Носовое изваяние удачнинского корабля свирепо таращилось на нее. Когда же оно шевельнуло руками, а потом с вызовом скрестило их на груди, Серилла тихонько ахнула. Живой корабль! Настоящий живой корабль!… Прожив много лет в Джамелии, она своими глазами так ни одного и не увидела. Матросы-калсидийцы подавленно забормотали и стали осенять себя священными знаками, долженствовавшими, согласно их вере, отгонять нечистого духа. Серилла почувствовала, как их суеверный страх придает ей новые силы. Сама-то она ничего потустороннего не боялась. Выпрямившись во весь рост, она набрала полную грудь воздуха и заговорила, используя особые приемы, чтобы голос разносился подальше:
– Я – Серилла, Сердечная Подруга государя сатрапа Касго! Я посвящаю свои ученые занятия Удачному и его истории. Решив путешествовать сюда, государь избрал меня в спутницы. И вот теперь, будучи ослаблен болезнью, приключившейся с ним в пути, он велит мне говорить с вами и должным образом приветствовать вас. Не пришлете ли шлюпку, чтобы я могла исполнить приказ государя?
– Всенепременно!… – тотчас отозвался толстяк в необъятной желтой жилетке. Однако стоявший рядом с ним бородач лишь мотнул головой:
– Помолчи, Рестар. Ты тут не начальник. Эй!… Подруга! Так ты поднимешься к нам на борт? Одна?
– Да, одна. Чтобы передать вам волю сатрапа. – И Серилла широко развела руки, раскидывая полы плаща. – Я женщина, и я безоружна. Позволите ли вы мне перейти к вам на борт и говорить с вами? А не то, боюсь, может произойти самое прискорбное непонимание…
Они стали советоваться. Серилла наблюдала за ними. Она нимало не сомневалась, что они разрешат ей взойти к ним на корабль. И тогда самое худшее, что с нею может произойти, – это если они вдруг вздумают взять ее в заложницы. Но пусть даже и так, лишь бы только убраться поскорее с этого адского корабля… Она стояла неподвижно, высокая и прямая, и ветер понемногу потрошил ее замысловатую прическу, на которую было положено столько трудов. Серилла ждала.
