Темная Башня - Кинг Стивен (книга регистрации TXT) 📗
— Ладно, так, полагаю, роза видна тебе лучше? — спросил он с выговором Детты, проглатывая какие-то звуки, соединяя по два слова в одно.
Патрик, однако, не отреагировал на резкость тона стрелка. Возможно, даже пропустил мимо ушей все, что я сказал, — подумал Роланд. Лишенный языка юноша сидел, скрестив ноги в лодыжках, положив альбом на бедра. Тарелка с недоеденным ленчем стояла сбоку.
— Рисуя, не забывай про еду, — добавил Роланд. — Прислушайся к тому, что я говорю. — Наградой за его заботу стал еще один рассеянный кивок, и Роланд сдался. — Я собираюсь поспать, Патрик. День будет долгим, — «А ночь еще более долгой», — добавил он про себя… но утешало его то же самое, что и Мордреда: эта ночь скорее всего будет последней. Роланд не знал, что ждет его в Темной Башне, высившейся на дальнем конце поля роз, но, даже если бы ему удалось разобраться с Алым Королем, он почему-то не сомневался, что это будет его последний переход. Он не верил, что сможет покинуть Кан’-Ка Ноу Рей, и его это вполне устраивало. Он очень устал. И несмотря на мощь розы, на него навалилась грусть.
Роланд из Гилеада прикрыл глаза рукой и тут же заснул.
Долго поспать ему не удалось, потому что Патрик, переполненный детским энтузиазмом, разбудил его, чтобы показать первую нарисованную им розу: солнце предполагало, что прошло десять минут, максимум пятнадцать.
Как и все рисунки Патрика, этот обладал странной силой. Юноша нарисовал розу, какой она была в жизни, пусть работал он в карандаше. Однако Роланд предпочел бы лишний час сна, которого лишил его Патрик, вынося на суд стрелка свое творение. Впрочем, он одобрительно кивнул, обещая себе, что не будет более ворчать и брюзжать рядом с такой красотой, и Патрик улыбнулся, ему для счастья хватило и такой малости. Перевернул лист и принялся вновь рисовать розу. По одному рисунку на каждого, как и просил Роланд.
Стрелок снова мог поспать, но имело ли смысл? Через несколько минут немой юноша закончил бы работу и вновь разбудил бы его. Поэтому он подошел к Ышу и погладил по густой шерсти, что делал крайне редко.
— Извини, что говорил с тобой грубо, дружок. Скажешь мне хоть словечко?
Но Ыш не сказал.
Пятнадцатью минутами позже Роланд собрал те немногие вещи, что брал с повозки, поплевал на ладони и взялся за рукоятки. Повозка стала легче, по-другому и быть не могло, но казалось, что она заметно потяжелела.
Конечно, она тяжелая, — подумал Роланд. — На ней мое горе. Я тащу его с собой, куда бы ни пошел, да, тащу.
Скоро на Хо-2 забрался и Патрик Дэнвилл. Устроился поудобнее, накрылся шкурами и мгновенно заснул. Роланд продолжал идти, наклонив голову, тень, начинающаяся от его сапог, все удлинялась. Ыш шагал рядом.
Еще одна ночь, — думал стрелок. — Еще одна ночь, потом еще один день в пути, и все закончится. Так или иначе.
Он позволил биению Башни и многочисленным голосам наполнить голову и влить силы в ноги… хотя бы чуть-чуть. Роз встречалось все больше, они десятками росли как по обочинам, так и на невзрачной равнине, по которой тянулась дорога. Некоторые росли прямо на дороге, и стрелок обогнул их по широкой дуге, чтобы не задеть. При всей своей усталости он не мог допустить, чтобы колеса или его сапоги раздавили хоть одну розу, примяли хоть один опавший лепесток.
На ночлег он остановился, когда солнце еще висело высоко над горизонтом, слишком ослабев, чтобы идти дальше, хотя до наступления темноты оставались добрых два часа. Он набрел на пересохшую речку, и теперь на ее дне пышно цвели прекрасные дикие розы. Их песни не уменьшили его усталости, но хоть немного подняли настроение. Он подумал, что настроение улучшилось и у Патрика с Ышем, в чем тоже не было ничего плохого. Проснувшись, Патрик тут же начал оглядываться по сторонам. Потом лицо его помрачнело: юноша вспомнил, как понял Роланд, что Сюзанны больше с ними нет. Тогда, у захлопнувшейся за Сюзанной двери, он даже всплакнул, но сейчас обошлось без слез.
На берегу стояла роща тополей, во всяком случае, стрелок подумал, что это тополя, но они засохли, когда иссяк поток, из которого пили их корни. Так что теперь к небу торчали голые, без листвы и коры ветки. В их переплетениях Роланд вновь и вновь видел число девятнадцать, написанное цифрами как мира Сюзанны, так и его собственного. В одном месте ветви сложились в слово «ЧЕЗЗЕТ» на фоне темнеющего неба.
Прежде чем разжечь костер и приготовить всем ранний ужин, благо консервов из кладовой Дандело еще хватало, Роланд спустился в русло реки и вдыхал аромат роз, слушая их песню и медленно шагая мимо засохших деревьев. И аромат, и звуки бодрили.
Почувствовав себя лучше, он собрал хворост под деревьями и сломал несколько нижних веток. Из стволов остались торчать их толстые концы, заостренные, напоминающие карандаши Патрика. Разжигая костер, произнес древнее заклинание, механически, не слыша слов: «Искра, искра в темноте, где мой сир, подскажешь мне? Устою я? Пропаду я? Пусть костер горит во мгле!»
Ожидая, пока огонь вспыхнет, а потом уляжется на постель из розовых углей, Роланд достал часы, которые подарили ему в Нью-Йорке. Днем раньше они остановились, хотя его заверяли, что батарейка будет работать как минимум пятьдесят лет.
Теперь же, по мере того как вторая половина дня перетекала в вечер, стрелки очень медленно начали двигаться в обратном направлении.
Какое-то время он, словно зачарованный, не отрывал глаз от циферблата, потом захлопнул крышку и посмотрел на выгравированные на ней сигулы: ключ, розу и Башню. Слабый, сверхъестественный голубой свет начал пробиваться из поднимающихся по спирали окон.
Они не знали, что может быть и такое, — подумал он и аккуратно убрал часы в левый нагрудный карман, предварительно проверив (как делал всегда), нет ли в нем дыры, через которую они могли выпасть. Потом приготовил ужин. Он и Патрик поели с аппетитом.
Ыш к еде не прикоснулся.
Если не считать ночь, которую он провел в разговорах с человеком в черном (ночь, когда Уолтер предсказывал судьбу на, безусловно, подтасованной колоде карт), эти двенадцать часов темноты на берегу пересохшей речки стали самыми длинными в жизни Роланда. Усталость проникала все глубже и глубже, пока не создалось ощущение, что на него навалили груду камней. Давние лица и давние места маршировали перед глазами, веки становились все тяжелее и тяжелее: Сюзан, скачущая по Спуску с развевающимися за спиной золотистыми волосами; Катберт, бегущий вниз по склону Иерихонского холма, крича и смеясь, и его волосы тоже развевались за спиной; Ален Джонс, поднимающий стакан, чтобы произнести тост; Эдди и Джейк, с веселыми криками борющиеся в траве, лающий Ыш, бегающий вокруг.
Мордред был где-то рядом, и близко, но вновь и вновь Роланд чувствовал, как погружается в сон. Всякий раз ему удавалось рывком выдергивать себя из объятий Морфея, и тогда он начинал торопливо оглядываться, понимая, что все ближе подходит к черте, за которой глубокий сон неизбежен. Всякий раз он ожидал увидеть черного паука с красной отметиной на животе, бросающегося на него, но видел только пляшущих вдалеке оранжевых гобов. И не слышал ничего, кроме завывания ветра.
Но он ждет. Наблюдает. И если я засну, когда я засну, бросится на нас.
Примерно в три часа ночи только огромным усилием воли ему удалось вырваться из дремы, которая через мгновение-другое точно утянула бы его в глубокий сон. Он в отчаянии начал озираться. Ладонями так сильно потер глаза, что перед ними засверкали звездочки, искорки, огоньки. Костер едва тлел. Патрик лежал в двадцати футах от него, у искривленного ствола тополя. С того места, где сидел стрелок, юноша казался укрытым шкурой мешком. Ыша нигде не было видно. Роланд позвал ушастика-путаника, но ответа не получил. Стрелок уже решил подняться, но тут увидел маленького дружка Джейка, лежащего чуть дальше границы светового круга, отбрасываемого догорающим костром. Во всяком случае, увидел поблескивание глаз с золотыми ободками. Глаза эти с мгновение смотрели на Роланда, а потом исчезли: вероятно, Ыш вновь положил морду на лапы.
