Проникновение - Суржевская Марина "Эфф Ир" (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Чужачка с темными волосами и зелеными глазами. Я смотрю на нее слишком часто, пытаюсь понять, почему мне так хочется ощутить под собой ее тело. Оно не столь бело и прекрасно, как тела дев Аурольхолла, не столь услужливо и покорно, как тела тех, что ждут меня в Нероальдафе. И сдается мне, даже не столь умело, как тела пленниц южных земель… Она не похожа на женщин фьордов. В ее глазах горит огонь, но там нет ярости. И она улыбается, даже когда боится.
И еще она любопытна… Пожалуй, в этом мы с ней похожи. В светлой зелени женских глаз я вижу такую же тягу познания, что когда-то заставила меня изучать мир за туманом.
Чужачка, что оскорбила меня.
А я не из тех, кто прощает оскорбление.
Ирвин положил ладонь на плечо, безмолвно напоминая о моем долге. Я сдержал рык, но руку сбросил. Над головами зарождается буря, и племя смотрит с мольбой во взглядах. Женщины протягивают ко мне ладони с едой, предлагают пряности, мясо, себя… Надеются усмирить мою ярость.
Я киваю, тихо даю понять, что не обижу тех, кто дал кров и еду… Ирвин выдыхает за спиной. И зеленоглазая чужачка смотрит — сквозь пламя, так что внутри снова обжигает желание… я смотрю, как она ахает, как приоткрываются розовые губы, и почти ощущаю ее выдох на своей коже. Он тоже будет пряным, как летние травы, настоянные в горячем напитке. Чужачка отворачивается, и над фьордом ударяет первая молния…
Ночь я провела практически без сна. Над фьордом разразилась гроза, в раскатах грома мне чудился рев какого-то зверя. Так что я лишь задремывала на несколько минут и резко просыпалась, хватая сухими губами воздух. Несколько раз прикладывалась к ингалятору, мрачнея с каждым вдохом лекарства. Поэтому утро встретила с облегчением, понадеявшись, что день окажется лучше ночи.
Прошлым вечером наша группа переругалась. Максимилиан озвучил свое решение уйти, но его восприняли в штыки. Дошло до ругани, прямо возле огня… Сцена получилась отвратительная. Коллеги уверены, что ильхи их не понимают, и позволяют себе слишком многое. Но в племени как минимум двое говорят на нашем языке. Однако это не остановило ученых. И, к сожалению, Максимилиан всегда был выдающимся исследователем, но никогда — лидером. Он не умеет настаивать. К тому же не мог внятно объяснить свои мотивы. На общем собрании он удержался от расплывчатого «дурное предчувствие» и попытался оперировать фактами. Но их практически не было. Экспедиции никто не угрожал. Напротив, нам демонстрировали гостеприимство.
При упоминании последнего Клин заметно покраснел, военные — Люк и Риз — пошло ухмыльнулись. И мне стало противно. Я не стала спрашивать, но, к сожалению, начала догадываться о том, что было ночью. Вошли они в круг шатии или продолжили общение с кем-то в шатрах? Подробностей я знать не желала… И самое ужасное… А не стала ли я катализатором?
Мысли горячечно вертелись в голове. Все видели, что ильх ушел за мной. И решили, что я сама дала согласие. Опять же — криков и призывов о помощи не было… Да и все мы понимаем, что один удар парализатором — и ильх свалился бы на землю, да там и пролежал несколько часов. А серебристая трубочка всегда со мной. То есть мои коллеги рассудили, что все произошло по обоюдному согласию. И раз уж можно мне — женщине, то какой спрос с них?
Клин верно заметил — все они прежде всего мужчины. И шатия могла показаться им не такой уж отвратительной… Скорее — наоборот. Возбуждающей. Как ни ужасно это звучит. Значит, все, кроме Максимилиана, ночью продолжили… изучение местных нравов. Даже Клин, у которого дома семья? Даже Жан, что влюблен в сотрудницу Академии?
Мне стало дурно от таких мыслей.
И самое плохое, что коллеги и на меня поглядывают искоса. Спросить — никто ничего не спросил, а мне было противно оправдываться за их догадки и домыслы. Тему вчерашней ночи все обошли, сделали вид, что ничего не случилось. И это заставило меня еще сильнее напрячься.
Переругавшись и не найдя компромисса, мы разошлись по шатрам, решив еще раз все обсудить утром. Что ж, надеюсь, сегодня Максимилиан найдет доводы для отъезда. Честно говоря, мне захотелось покинуть фьорды. И Сверра. Слишком странной была моя реакция на него.
Первые лучи еще только коснулись земли, а я уже стояла возле шатра, жмурясь и осматриваясь. В центре поселения женщины уже возились у костра, мужчин не видно. Я постояла, размышляя, а потом осторожно двинулась к аборигенкам. Раз уж с мужской частью местных мне не повезло, может, удастся наладить общение с женской?
— Доброе утро! — я дружелюбно улыбнулась, приблизившись. Так, ладони открыты, тело расслабленно, смотрю в глаза… Язык тела зачастую красноречивее слов и говорит о большем. Женщины при моем появлении замерли, но смотрели с любопытством и без агрессии. Я указала на котел, который чистила одна из девушек: — Я могу помочь?
Сделала осторожный шаг и присела рядом, тронула пучок соломы, которым отчищалась посудина.
— Могу помочь?
Женщины переглянулись, прозвучали быстрые непонятные слова. И с кивком протянули мне солому.
Я схватила ее обрадованно — поняли! Даже не зная языка — поняли! И принялась тереть бок котла, изо всех сил демонстрируя готовность мыть этот котел. Аборигенки смотрели, склонив головы, а потом что-то запищали, рассмеялись. Та, что протянула мне солому, опустилась рядом на колени и принялась показывать, как надо чистить. Другая села с противоположной стороны, протянула пальчики к моим волосам, отдернула.
Я снова улыбнулась.
— Нравятся мои кудри? — закатила глаза. — От них одни проблемы. И на голове вечный бардак.
Конечно, собеседница не поняла, но, видя мою улыбку, стала смелее. Погладила ткань комбинезона, округлив от удивления глаза. Провела пальчиком там, где разорванный кусок склеивала липкая лента. Переглянулась с товарками. Я терла котел и улыбалась, позволяя себя осматривать.
— Где та девушка? — спросила я. — Девушка? Шатия? Жива?
Женщины рассмеялись, одна положила ладони под голову и закрыла глаза. Спит, — догадалась я. И при слове «шатия» местные не скривились от ужаса и отвращения, смотрят лукаво.
Нет, мне этого не понять.
— У тебя тоже так было? — пробормотала я, глядя на старшую. — У тебя? Шатия?
Женщина закатила глаза и улыбнулась, показав отменные белые зубы. Надо же, а лет ей немало, судя по морщинам. И снова выражение лица скорее веселое, чем испуганное…
— Часто такое бывает? — продолжила я. — Шатия?
Женщины развели руками, не понимая. Ощущая себя слегка глупо, я изобразила жестами ритуал, указала на аборигенку. Та кивнула и снова улыбнулась. Показала один палец и сделала огорченное лицо. Остальные расхохотались.
Так, значит, ритуал у нее тоже был. И лишь один раз.
— Ребенок? — покачала я руки перед грудью. Жест, понятный любой женщине. Собеседница быстро заговорила, лицо ее стало грустным. Ткнула пальцем на играющих неподалеку малышей.
Я замерла с соломой в руке. Так, если я правильно интерпретировала ее жесты, то ребенок все же родился. Но почему тогда грустный вид? Все же я чего-то не понимаю…
Аборигенки быстро переглянулись и подобрались ко мне поближе.
— Шир хаам Сверр-хёгг? — жадно выдохнула она.
— Что? Вы спрашиваете про Сверра? Но я ничего не знаю…
Девушка тронула шов на моем разорванном комбинезоне и повторила настойчиво:
— Шир хаам Сверр-хёгг? Шир хаам?
— Да не было никакого хаама! — с досадой выдохнула я. — И не будет!
— Сверр-хёгг! Хааленсвод! Шинга, шинга! — испуганно заверещали женщины. Я скривилась. Так-так. Теперь местные меня еще и ругают за то, что отказала их золотоглазому!
— Да чтоб он провалился, — в сердцах добавила я, и визгов стало еще больше. Да, все-таки женщины всегда поймут друг друга, даже не зная языка! Помахала рукой, успокаивая местное население, и снова выдала лучезарную улыбку.
— Я уже слышала это слово — хёгг… Его говорили на шатии. Пели… нет, не так, как же там было… Ньердхёгг… Лагерхёгг!
