Ночь шрамов - Кэмпбелл Алан (читать книги полностью .txt) 📗
Дилл как раз пытался разглядеть орнамент на щите, который мог бы принадлежать Мези или Перполу, когда лошади резко остановились. Мальчика отбросило в сторону, а одно колесо телеги въехало прямо в колонну слева.
Следующие несколько минут тянулись словно в вязком, липком сне. Лошади опустили головы, ударили копытами о пол и потянулись вперед. Дилл завопил, а колеса протяжно застонали.
Колонна пошатнулась…
Высоко под потолком один из архонов изогнулся и замахал руками и ногами, как будто пытался удержаться и не упасть. Колонна медленно накренилась, цепи заскрипели… У Дилла перехватило дыхание… Колонна снова перевалилась на другую сторону.
И замерла.
Дилл облегченно вздохнул.
И вдруг ржавые звенья лопнули, и град костей обрушился с потолка. Шлем с треском рухнул на пол, копье забряцало чуть поодаль и укатилось в тень. Кости сыпались кругом: пальцы, руки и ребра разлетались в щепки. Лошади заржали и возмущенно застучали копытами. Череп ангела упал прямо на сиденье рядом с Диллом и отскочил чуть не до потолка, а потом с хрустом разбился о мраморный пол. Челюсть отлетела, во все стороны брызнули зубы. Черепная коробка покатилась, оставляя след раскрошенных зубов, пока не остановилась у дальней стены коридора ярдах в двенадцати от клетки. Пустые глазницы уставились на Дилла.
Пыль белесой пеленой повисла в воздухе.
Борлок издал истошный крик. Схватившись за голову, он промчался по коридору словно бешеный ветер. Дрожащими руками Дилл крепко вцепился в сиденье.
– Три тысячи лет! – выл Борлок. – Три тысячи лет оберегали как зеницу ока, спасали от врагов и тления. А от тебя не смогли! Не придумали еще защиты от дураков и детей! Три… – У бедняги даже голос пропал.
Дилл и не подозревал, что глаза его могут загореться таким ярким алым цветом. Лицо побелело, будто зрачки всосали в себя всю кровь и засияли, как слепящий свет маяка в непроглядную ночь. Это был стыд.
– Катастрофа! – продолжал завывать Борлок. Куда бы он ни повернулся, повсюду бросались ему в глаза следы чудовищного святотатства. – В пыль! В пыль превратился один из Девяноста Девяти! – Он бросился к табличке с именем и в ужасе схватился за голову. – Самуэль! Утренняя Звезда, гроза хашеттов, превратился в пыль. Канул в небытие!
А беззубый череп Утренней Звезды печально глядел из своего угла на ковер костной пыли.
– Что теперь пресвитер скажет, а? Что он сделает? Ну и выпорют же тебя! Я лично первый буду за хорошую порку. Вот когда выдерут тебя, тогда пожалеешь о том, что натворил. А я? А со мной-то что? – Из-под капюшона на Дилла уставились разъяренные глаза и острый, словно нож, подбородок. – Ну, езжай вперед! Церемония ждать не будет. Потом тебя выпорют как следует, а сейчас давай! Вперед! Мертвые давно должны быть в клетке. Я здесь и без тебя приберусь. Пошел!
Дилл взял поводья трясущимися руками. Лошади захрапели и двинулись вперед. Косточки захрустели и полетели во все стороны из-под колес телеги. Борлок стонал и причитал, стоя на коленях, и бережно собирал остатки древнего архона.
Сердце тысячу раз стремительно и больно ударилось в груди, когда клетка остановилась у гигантских окованных железом ворот, ведущих на мост Гейтбридж. Дилл смотрел на самый последний скелет – то были кости Кэллиса, величайшего из первых ангелов. Время пощадило его, вестника самого Ульсиса, не меньше, чем легионы архонов, которые он вел в бой: бессчетные скобы и зажимы удерживали пожелтевшие трухлявые кости. В одной руке ангел держал полусгнившую книгу, а пальцы другой сжимали ключ, охваченный синим пламенем. Огонь назывался вечным, но ходили слухи, что священники частенько забывают сменить газ в баллоне, дарующем жизнь шипящему пламени, и свет гаснет на несколько дней кряду. Несмотря ни на что, Дилл почтенно склонил голову.
Два стражника в черных сверкающих доспехах толкнули тяжелые створы внутрь, и ослепительный солнечный свет ворвался в темноту коридора.
Дилл зажмурился. Шесть завернутых в саваны тел лежали на ступеньках храма. Толпа собравшихся на похороны стояла внизу у ступеней, растянувшись от одного конца моста до другого. Зеваки, пришедшие поглазеть на церемонию, гроздьями висели на столбах. Вдовы и мамаши шикали на детей, чтобы те утихомирились. Столбы дыма поднимались над домами Бриджвью, а где-то вдалеке кузнечный молот отбивал монотонные металлические ноты.
Повозка медленно въехала на широкую эспланаду над ступенями храма. Дилл соскользнул с кучерского сиденья и дрожащими руками достал ключ. Через некоторое время ему все-таки удалось открыть клетку.
Пока стражники складывали трупы в клетку, ангел разглядывал траурную процессию. И хотя капюшоны скрывали лица, все глаза смотрели прямо на него. Кто-то неосторожно показал пальцем, и в толпе послышались нервные смешки. Дилл вдруг вспомнил про свои глаза: они сделались бирюзовыми от солнечного света. И, к его стыду, цвет стал только ярче.
Когда с погрузкой тел было покончено, один из стражников взял лошадь под уздцы и развернул повозку. Дилл вскарабкался на свое место и взмахнул поводьями. Проклятые звери и с места не сдвинулись.
Стражник кашлянул и мотнул головой в сторону клетки.
Глаза ангела снова покраснели. Он еще раз спрыгнул вниз и запер дверцу. Услышав знакомый звук, лошади словно по сигналу зашагали в обратную сторону, так что Диллу пришлось запрыгнуть на место кучера прямо на ходу. Из толпы вышел человек и подкинул в воздух горсть лепестков, которые снежными хлопьями окутали ангела и мертвых в клетке.
Ворота заперли, и Дилла опять окутала мрачная тишина. Только один охранник отправился сопровождать повозку с телами к алтарю, но от его присутствия огромное сводчатое пространство казалось еще более одиноким и пустым.
Дилл подгонял лошадей. Звери явно не собирались беспрекословно повиноваться поводьям, как и минуту тому назад на эспланаде. Они двигались только тогда, когда сами считали это нужным. Оси скрипели, а лошади похрапывали. Охранник маршировал в десяти шагах позади клетки. Стук его сапог раздавался эхом, словно удары металлического сердца в мраморной груди. По закону любой стражник, если кто-то из членов его семьи оказывался в клетке для душ, имел право сопровождать ангела. Вез ли Дилл в этот момент кого-то из его близких? Был ли кто-то из завернутых в саваны дорог этому человеку? Он оглянулся, но не обнаружил и следа печали в лице стражника, только усталость и, наверное, скуку.
Тем временем Борлок сгреб в кучку обломки костей и сидел, сгорбившись, у основания колонны, на которой еще недавно красовался архон. Гнев кипел в нем, словно зелье в раскаленном котле.
В конце концов процессия добралась до дверей к алтарю, и Дилл еще раз проверил свой костюм: пыль и костяная крошка осели на мундире. Он как мог стряхнул ее ладонью и поправил растрепавшиеся волосы. Красные полоски на радужной оболочке никак не хотели растворяться. Обычно нужно было сильно зажмуриться, чтобы изменить цвет, но на этот раз это не помогло. Что-то кололось в спину: маленькая косточка – вероятно, палец – застряла в перьях.
Ключ зазвенел в замке. Дилл поспешно спрятал осколок кости в карман, выпрямился и аккуратно сложил крылья за спиной.
Стены алтаря венчали острые, как шипы, кованые зубцы. Растопленный воск гроздьями свисал с канделябров на стене, длинные тени подсвечников сползали в широкое отверстие посередине залы. Строки молитв кольцами опоясали дыру, сдерживая мертвых от восстания из бездны до того момента, как Ульсис освободит их души. Цепь была закреплена на лебедке с одной стороны отверстия, проходила через сложную систему шкивов под потолком и снова спускалась на пол на другом конце залы, где свивалась кольцами, словно задремавшая змея. Это было самое сердце храма, самое сердце всего Дипгейта.
Дилл слегка потряс поводья, и на сей раз лошади вошли в помещение алтаря без промедления. Перестук копыт раздавался в мертвой тишине, словно хруст костей. Густой цветочный аромат, казалось, можно было попробовать на вкус. Приходилось делать короткие вдохи, чтобы не закружилась голова.
