Тьма. Испытание Злом - Федотова Юлия Викторовна (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
– Да как я на этой… этом… – силониец не нашел подходящего приличного сравнения, а слов непристойных не употреблял принципиально, считал их уделом простонародья, – в Аквинаре покажусь?! Посмешище! Лучше уж вовсе пешком!
Ланцтрегер фон Раух умел найти выход из сложного положения. Вот доберутся до силонийской границы, обещал он, и сразу лошадей поменяют по личному выбору Кальпурция! А пока и эти сойдут. Выносливые, резвые в меру… Чего еще желать? В общем, купили двух мышастых с ремнями по хребту – настоящие дикие звери! Только что не рычат!
…Хотели выезжать наутро, уже и тюки дорожные собрали, и отправили к Дитмару рассыльного – предупредить, чтобы заступал в ночь. И тут с запада пришла буря. Самая обычная весенняя буря, такие бывают каждый год, и напугать они могут разве что уроженцев внутренних земель, никогда прежде на море не бывавших. Но и в дорогу в такую погоду не выйдешь – ревет близкое море, волны хлещут на берег, смешиваясь в воздухе с дождевыми струями, ветер рвет черепицу с крыш… Не только люди – твари ночные на улицу носа не кажут, можно даже дозоры не выставлять.
Кальпурций втайне был даже рад непогоде. От вынужденного безделья он не страдал, лежал себе у камина, проглатывал книги одну за другой. Йорген, напротив, изводился нетерпением, бесцельно рыскал по комнате, бранил «окаянную стихию» и каждые десять минут выглядывал в окно – не прекратился ли дождь? Наконец Кальпурцию его мелькание надоело.
– Хватит маячить, от тебя уже в глазах рябит! – буркнул он. – Непогода пришла надолго. Займись чем-нибудь. Есть у тебя дело?
Дело у Йоргена, конечно, имелось. И сделать его он должен был еще месяц назад – провести большую ревизию гарнизонного имущества. Но так не хотелось! Он все тянул и тянул время, и махтлагенар Вальгунт фон Оттер уже трижды вызывал его с докладом, приходилось отговариваться сложной обстановкой в городе. «Будь моя воля, ланцтрегер, вы бы уже давно ходили по улицам простым патрульным!» – сердился командующий, но поделать ничего не мог. Ввиду особой значимости личный состав гарнизона Ночной стражи уже год как был переведен в непосредственное подчинение его величеству, а обращаться с жалобами махтлагенар не любил, только это Йоргена и спасало.
– Вот видишь! – сказал Кальпурций Тиилл, выслушав страдания ланцтрегера. – Это сами Небеса указуют нам, что нельзя начинать новое дело, не закончив старого! Или ты хочешь свалить все на брата, который и без того излишне добр к тебе?! Стыдись!
Йорген устыдился, но все же счел нужным уточнить:
– А почему «излишне»?
– Потому что вы, младшие братья, всегда злоупотребляете долготерпением старших! – последовал выстраданный на личном опыте ответ.
…Трудно сказать, почему это рутинное мероприятие вызывало у ланцтрегера столь острую неприязнь. По большому счету ему самому ничего особенного делать не надо было – лишь отдать приказ каптенармусам и дождаться их донесений. Ну, может быть, для порядка проверить две-три описи лично… А вот не лежала душа! Если бы не укоризненные речи Тиилла, так и не смог бы себя заставить.
– Вот укупил на свою голову, – ворчал Йорген, пробегая глазами список за списком. – Вот не жилось мне спокойно… Так, матрасов соломенных новых триста штук… Триста! С ума сойти! К чему нам столько? Мышей разводить! Хотя… – Ему вдруг пришло в голову, что было бы совсем неплохо пойти на склад и на этих огромных матрасных кучах попрыгать – здорово, наверное, пружинят. Но потом сообразил, что на складе хранятся пустые чехлы, а соломой их набивают уже перед употреблением. Отшвырнул лист, взял другой. – Так, ладно… Кольев осиновых пятьсот… еще надо закупить… наконечников серебряных… – Он снова задумался. По-хорошему следовало бы пойти и наконечники все пересчитать, потому что серебро – это вам не солома, не осина, тут для хищений почва благодатная. Но восемьсот штук! – Короче, идем дальше… мечи… копья простые… молоты боевые… гвизармы – много… Чего?!! Привести сюда Гуса!
Привели из цейхгауза каптенармуса Гуса, толстого, сонного.
– Это что?! – Йорген с возмущением сунул опись ему под нос.
– А что? – вяло удивился тот. – Все как есть посчитано!
– Посчитано?! «Гвизармы – много»?!
– Ах это… Ну, ваша милость, ну попадали они, крючьями сцепились. Я пока растаскивать стал – уже за донесением пришли. Ну я и поспешил, думал, вы пропустите опять…
– Опять?! Это когда я что пропускал?!
– Ну как же? Было дело… тот раз… – забормотал, смутившись, Гус, сообразил, что сам себя выдал.
– Гвизармы растащить и пересчитать! – ледяным голосом приказал ланцтрегер. – Пшел вон!
А про себя подумал: «Вот баран! Я бы на его месте написал бы число наобум, тогда точно не заметил бы никто. Пожалуй, все остальные именно так и делают! Не пересчитывают же каждый раз заново!» Так уж устроен был ланцтрегер фон Раух, что всяческая бухгалтерия рождала непреодолимое отвращение в его душе.
И все-таки чувство долга заставило Йоргена справиться с ленью и спуститься в цейхгауз.
Это было мрачное полуподвальное помещение, но идеально сухое. Его переоборудовали во времена правления Хагена Мудрейшего и нарочно приглашали архитектора из Силонии, чтобы тот проложил систему вытяжек. С задачей силониец справился безукоризненно, железному оружию не угрожала ржа. К великой досаде Йоргена. Лучше бы все оно рассыпалось в прах, может, тогда казна расстаралась бы наконец заменить его на более действенное серебряное.
Йорген надеялся застать бездельничающего Гуса врасплох, но не учел подвальной акустики. Шаги его разнеслись по коридору далеко и гулко, и к тому моменту, когда он лязгнул дверью цейхгауза, каптенармус уже копошился возле стояков с видом серьезным до скорби. За ухом у него торчало гусиное перо, с плохо очиненного кончика капали чернила на каменный пол.
– Показывай хозяйство, – велел Йорген, ему было скучно. Тысячу раз он сюда спускался, где что лежит, знал не хуже самого Гуса, поэтому первым делом направился к ящикам с серебряными наконечниками. – Ну что, будем пересчитывать?
Пухлая физиономия арсенального заметно позеленела, мелко задрожали пальцы. И Йоргену вдруг стало его жаль. Зачем губить напоследок чью-то жизнь? Зачем оставлять о себе недобрую память?
– Скажи честно, сколько не хватает? – спросил он. – Тогда не стану считать.
– Десяток, ваша светлость! – выпалил Гус, глядя в лицо командира честными круглыми глазами.
«Значит, не меньше трех», – понял Йорген.
– Возместишь все. Старший разводящий Кнут проверит, я предупрежу.
– Будет сделано!!! – лихо и счастливо отчеканил Гус.
Продолжать проверку дальше не было смысла. Йорген прошелся вдоль стен, ведя пальцем по древкам копий. Одно оказалось негодным – занозу посадил, велел изъять. Достал железный меч, оглядел – не ржавый ли? Увы, нет. Смоленые факелы (с такими выходят на гифту) понюхал, просто так, для важности: вроде бы такой он знаток, что качество пропитки умеет определять по запаху. Заглянул по темным углам, сам не зная зачем.
В одном из них эта штука и стояла.
– А это у тебя что такое?!
– Не могу знать, ваша милость! – доложил арсенальный радостно, на этот раз он никакой вины за собой не чувствовал. – Всегда тут стоит! Еще тогда поставлена, когда в наших казематах темными делами занимались, – и добавил, таинственно понизив голос: – Для колдовства вещь!
…Это было при короле Густаве, за много лет до прихода Тьмы. Тогда и в Ночной страже еще не возникало нужды, и на колдовство люди смотрели иначе. Королевская гвардия занималась парадами и маршами, сторожа с колотушками сидели в особых будочках без дверей. А то здание, где теперь размещался гарнизон фон Рауха, принадлежало Академии наук и искусств, упраздненной Хагеном Мудрейшим за ненадобностью и опасностью в год первой атаки Тьмы.
Трудно судить, возможно, в те времена эта мера была действительно оправданной? Возможно, академики своими научными опытами в самом деле могли нанести урон обороноспособности королевства, вольно или невольно приоткрыв ворота Тьме? Ведь не только математике, гармонии и философии были их изыскания посвящены! В вечном полумраке подвальных этажей, подальше от людских глаз, творилась наука иного, тайного рода – на грани законного и запретного, на рубеже Добра и Зла… И так уж устроены люди по природе своей, что, если они видят пред собой границу, им хочется непременно через нее переступить, и собственное любопытство либо амбиции оказываются для них важнее вероятных последствий этого шага…
