Ричард Длинные Руки - принц-консорт - Орловский Гай Юлий (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
Я, помня, что человек с улыбкой нравится всем, часто улыбался, делал лицо открытым и бесхитростным, даже угрюмый Бернард в конце концов подобрел и удостаивал меня коротких бесед, но священник при очередном контакте на привале уперся в меня твердым и острым, как наконечник рыцарского копья, взглядом.
– Изыди!.. Их ты обманул, но меня не обманешь! Твоя душа подобна колодцу, наполненному гадами!
Я передернулся, спросил жалко:
– Так уж и гадами…Что там, тьма?
Он отодвинулся брезгливо, забормотал молитву, осенил меня крестом, а когда заговорил, я уже видел, что он ни за что не переступит черту, разделяющую нас.
– Бездна тьмущей тьмы… Провалы ада, леденящее поле отчаяния… и клубки змей, отвратительных гадов, всевозможной скверны и мерзости!..
Я пробормотал:
– Святой отец, это чересчур образно…
Но он так махал руками и непрестанно молился, что я повесил голову и вернулся к костру. Совсем недавно считали, а здесь и сейчас явно считают, что к спящим в поле в рот может заползти ящерица или мышь, в желудке вывести потомство. Или даже заберется змея и выведет змеенышей. Думаю, кто-то придумал специально для храпунов, спящих с открытыми ртами, а потом привилось и выросло в стойкое поверье. Но в этом случае священник говорит о душе. О Фрейде старик не знает, тем более – про атомарную структуру всего сущего, в том числе и души, если это понятие в самом деле имеет под собой некую почву.
«Символисты», – мелькнуло в голове. В Средние века мыслили и даже видели символами. Я сам встречал в школьном музее серьезные карты для моряков, где ветры изображены в виде толстых морд с надутыми щеками, север и юг, – свирепого вида дядями, только северный – с сосульками на бороде и усах, а южный – смуглый и кудрявый с золотой серьгой в ухе… Мою душу отшельник углядел в виде колодца, но вообще-то как в воду смотрит: я в самом деле чувствую там бездны мрака, отчаяния, там ледяные просторы космоса, что вне меня и внутри меня, там грызущие меня изнутри ядовитые гады, а также пауки, скорпионы и прочие жуки-дровосеки, которых отшельник не углядел из-за слабости зрения, ибо этот мир не знает даже очков, не говоря уж про контактные линзы или коррекцию по Федорову.
Я спал как убитый, но среди ночи раздался скрежещущий звук. Я проснулся, весь дрожа, сердце колотилось часто-часто. Несмотря на холодную ночь, пот выступил на лбу.
Перед костром, освещенная красным пламенем, стояла долговязая фигура. Обе руки вскинуты к темному небу, в одной зажато нечто сверкающее. Я суетливо протер глаза.
Скрежещущий звук раздался громче, я вслушался, это всего лишь был вопль нашего священника:
– Вставайте!.. Вставайте все!.. Я чувствую… приближается беда!
«Мать, мать, мать», – выговорил я злобно в духе поручика Ржевского, только с большим чувством. Новость, видите ли, – беда! Да мы завязли в этой беде, как в средствах СМИ. Тоже мне пророк…
Но из темноты появлялись и тут же пропадали люди с таким же холодным блеском в глазах, на руках и на теле. Но только они обвешаны совсем не крестами.
И вот я уже снова в седле, всматриваюсь, вслушиваюсь. Бернард обронил, что эти земли отвоевали у нечисти всего лет сто назад. Я почти видел, как это происходило. Семья отважных переселенцев двигалась при свете солнца, на ночь отгораживаясь заклятиями и святыми молитвами, отыскивала хорошую землю, спешно строила укрепления, засеки, рвы…
Одной семье с такой работой не управиться, потому двигались обычно группами, вместе строили защиту от нечисти, а уж потом рубили дома, распахивали земли под пашни, переносили свои укрепления дальше, чтобы обезопасить пастбища, луга. В эти времена приходилось отбиваться от мелких бесов, от слабой погани и нежити, а когда забредал какой странствующий гоблин, он не мог устоять против дюжины решительных мужиков, которые, кроме вил и кос, умели прекрасно управляться с боевыми топорами и мечами. А тем временем пашни давали прекрасное зерно, коровы приносили по два теленка, а поселенцы то один, то другой находили клады. Кое-кто сразу же установил торговые отношения с местным народцем гномов или горных рудокопов, быстро обрастал золотишком, щеголял с драгоценными камнями на лопате, а эти камни могли б украсить королевскую сокровищницу.
Слухи о найденных богатствах доходили до старых мест, и вот уже новые поселенцы двигаются на богатые земли. Деревня разрастается в село, а то и в город. И вот такая добыча привлекает нечисть покрупнее и помощнее. Появляются огры, баньши, а то и драконы. Город вынужден искать новые средства защиты, да и самому нужен простор, простор…
Я смотрел на остатки земляных валов, на полузасыпанные ветром исполинские рвы. Там на глубине в два-три роста явно захоронены остриями кверху обломки кос. Раньше они в самом деле блестели при лунном свете, и горе тому великану, что пробовал подойти к городской стене… А вот там что-то блестит, словно на камне пробовала расцвести белая ромашка… Явно арбалетная стрела с серебряным наконечником ударила с такой силой, что мягкий металл расплескало, словно птичье яйцо. Чуть дальше каменный остов часовни, кто же поставит на отшибе, еще дальше – следы от сгнившей сторожевой будки…
То и дело под копытами хрустят кости. Я присмотрелся, по большей части – человеческие. Целых мало, на многих следы топоров, мечей, молотов. Я горько усмехнулся, покосился на Бернарда, но смолчал. Нечисть, как я слышал, орудует зубами да когтями. Иногда еще колдовать умеет, морок напускать, ядом да всякими чарами пользуется, но когда я вижу следы от рыцарского меча, то не надо мне про нечисть с окровавленными клыками. Знаем мы эту нечисть.
Несмотря на то, что все на конях, двигались мы со скоростью пешеходов. Очень неторопливых пешеходов. Раньше мне казалось, что если уж конь, то обязательно в галоп, ветер навстречу, раздирает рот и выдирает волосы, грохот копыт и летящий горизонт навстречу…
Ехали шагом из-за повозки. Волы вскачь не обучены, да и сами кони, как вскоре я вспомнил, намного слабее человека даже в беге. Человек и быстрее коня, и намного выносливее, как показали первые Олимпийские игры, когда бегунов послали сопровождать всадников на отборных конях, но те вскоре захрапели и отстали от бегунов.
Я сперва опасливо вертел головой, на таких черепах, как мы, только зайцы не станут охотиться, нас перехватить – раз плюнуть, потом вспомнил, что противники тоже не на «шестисотых» «мерсах», в этом мире у всех у нас одинаковые мечи и одинаково скоростные кони, так что шансы равны, если не считать, что противника просто побольше…
Я еще не знал, насколько жестоко я ошибаюсь.
Повозка тащилась медленно, оставляя глубокие следы. Я уже овладел иноходью, рысью, даже при полном галопе умел управлять конем одними коленями, учился бросать в воздух топор и ловить за рукоять. Ланзерот смотрел равнодушно, Бернард бросал одобрительные замечания типа: «Бросай выше!», «Скачи быстрее!», – еще чуть-чуть и услышу что-то вроде: бери больше – бросай дальше, а пока летит – отдыхай вволю, – но больше всего мне хотелось, понятно, чтобы мою удаль заметила принцесса.
Дорога вышла из леса и долго тянулась вдоль опушки. С другой стороны вместо зеленого поля на этот раз тянулись виноградники. Домиков я не углядел, везде только ровные зеленые холмики виноградных лоз, где из-за листьев то и дело выглядывают крупные гроздья сочных виноградин.
Ехали почти до вечера, и все время тянулись эти ряды виноградных лоз, но нигде сборщиков винограда, телег с наполненными корзинами, нет винодавилен, винокурен, сараев с огромными сорокаведерными бочками…
Потом увидели, как из-за ближнего леса поднимается черный дым. Совсем недавно никакого дыма, значит – загорелось недавно. Ланзерот повернул коня, Бернард выхватил топор, прокричал:
– Асмер, Рудольф! От повозки – ни шагу!
Я толкнул коня пятками в бока, ибо шпоры в этих мирах, я слышал, полагаются только рыцарям, в ушах засвистел ветер, но сам я держался за спинами блещущих железом Ланзерота и Бернарда. Зверь подо мной чересчур боевой, я же в драку не рвусь, в моем мире уже привыкли искать компромиссы, консенсусы, а то и научились расслабляться для получения удовольствия поневоле.
