Синайский гобелен - Уитмор Эдвард (электронная книга txt) 📗
Крот спрашивал, что за текст он пишет?
Спрашивал, и отшельник ответил, что он переписывает священную книгу, которую выкопал недалеко отсюда, кажется, в монастыре.
Зачем он переписывал ее?
Потому что она есть хаос, та пустота, которая в себе содержит все.
А что он собирался сделать со своей копией?
Оставить в таком месте, чтобы мир когда-нибудь нашел ее.
А с оригиналом?
Захоронить так, чтобы мир никогда его не обнаружил.
Стронгбоу отодвинулся от костра и стал размышлять об этом диалоге крота и отшельника. Он слышал, что в обители Святой Екатерины совсем недавно была найдена рукописная Библия, названная Codex Sinatius. А что, если она была подложной? Что, если настоящий документ давал совершенно иное представление о Боге и об истории?
Немного погодя он достал крону Марии Терезии из своего халата и положил ее на землю перед старейшинами.
Эта удивительная притча усладила мой слух. Продолжения не будет?
Разве только то, что старик, притворившийся кротом, по возвращении с горы сказал, что скоро умрет, и лег спать в ожидании смерти. Больше он не проснулся. Впоследствии отшельник покинул свою пещеру и с тех пор не возвращался. Мы можем отвести тебя туда, если хочешь.
Стронгбоу согласился, и они стали подниматься во тьме на гору. У входа в пещеру он зажег свечу. Лаз оказался для него тесноват, тогда он засунул туда руку и прикинул размеры. После чего поблагодарил старейшин за информацию и ближе к полуночи отправился в Акабу — путь этот обычно занимал восемь дней. Но Стронгбоу так заинтриговала услышанная история, что он очнулся от раздумий, только когда осознал, что возле ног его тявкает собака — верный признак близости арабской деревни. Только тогда он поднял взгляд от земли и встретился глазами с мальчишкой-пастухом.
Что это за селение?
Акаба, ответил мальчик.
А какой день?
Пастушок ответил. Стронгбоу с улыбкой оглянулся на пустыню. Он прошел два заката и три рассвета, ничего не замечая вокруг. Пастушок что-то говорил. Стронгбоу посмотрел на маленькое напряженное личико.
Что ты говоришь, сынок?
Господин, я спросил, ты добрый джинн или злой?
Стронгбоу захохотал.
А почему это я джинн?
Потому что ты двенадцати футов роста и пришел со стороны Синая без бурдюка для воды, без котомки для пищи, вообще без всего.
Без всего?
Да, с пустыми руками.
Да, только с ними, медленно произнес Стронгбоу. Но ведь джинн не обязательно огромный, правда? Он может быть маленьким, жить в крошечной пещерке и никуда не выходить целых девяносто лун. И за все это время перемолвиться словечком разве что с кротом.
Мальчишка заулыбался в ответ.
Так вот что ты делал там, господин, менял рост и внешность, как вы это умеете, из крота в великана, за один миг или за девяносто лун, как вам удобнее. Ну что ж, если захочешь умыться, то вода вон там, в питье ведь ты не нуждаешься, я знаю. Но перед тем, как уйти, джинн, не скажешь ли, о чем ты говорил с кротом?
Да что ты говоришь? Доверить истину шантрапе, бессовестному маленькому воришке?
Я не воришка, господин.
Честное слово?
Да, пожалуйста, скажи.
И ты никому не выдашь эту тайну?
Нет, господин.
Стронгбоу вкратце пересказал один малоизвестный сюжет из «Тысячи и одной ночи» и пошел дальше, оставив мальчика с видением дау, входящего в залив с грузом специй из Индии и громоздких деревянных ящиков — со знакомой надписью на сингальском, гласящей, что в них находится отборный чай из Канди, где стоит храм, в котором хранится зуб самого Будды.
С пятидесятых до шестидесятых годов никаких вестей о Стронгбоу не поступало, он с головой ушел в свои исследования, но не в дальнем уголке пустыни, как все полагали, а почти в самом центре Иерусалима, в подсобном помещении лавки древностей, где он и жил, и работал. Это был самый тихий период в жизни Стронгбоу. Вдоль стен выстраивались добротные ящики из-под чая, набитые тетрадями. Несколько таких ящиков он использовал вместо стола, а сиденьем ему служил накрытый подушкой гигантский каменный скарабей из Египта. Древний турецкий сейф играл роль книжного шкафа, а ржавый шлем крестоносца служил фокусом для созерцания, как череп в кабинете средневекового алхимика.
В кладовке с толстыми каменными стенами зимой было уютно, а летом прохладно и тихо. Когда он работал, каждые двадцать минут из лавки ему приносили чашку крепкого кофе и пригоршню крепких сигарет. Это был период полной сосредоточенности, и он почти ни с кем не разговаривал, только с торговцем древностями, у которого снимал комнату, и, несколько реже, с толстым лоснящимся арабом на базаре, у которого он раз в месяц по субботам покупал писчую бумагу.
Кофе с коньяком? спрашивал торговец, когда Стронгбоу усаживался на гостевую подушечку перед лавкой.
Отлично.
Как обычно, пятнадцать пачек бумаги?
Да, если можно.
Хозяин отдавал приказания служащим, устраивался на подушечке напротив Стронгбоу — с этого места хорошо просматривалась узенькая улочка — и поправлял халат. Он приглаживал лоснящиеся волосы и, лениво попыхивая кальяном, дожидался, когда слуги выполнят заказ.
Сочинение продвигается?
Пока все по плану.
Тема все та же? Исключительно секс?
Да.
Жирный араб машинально покрывал лицо новым слоем оливкового масла и глазел на прохожих.
То и дело он обменивался с кем-нибудь из проходивших по улочке кивком или улыбкой.
Если честно, сказал он, мне кажется очень странным, что для описания такой простой вещи требуется семь тысяч листов бумаги в месяц. Разве это возможно?
В самом деле, ответил Стронгбоу, иногда я и сам не понимаю. У вас есть жена?
Четыре, хвала Аллаху.
Разных возрастов?
От почтенной домохозяйки до маленькой пигалицы, которая только и знает, что бессмысленно хихикать весь день напролет, да будет Он благословен вновь.
И все-таки вечерами вас часто не бывает дома?
Такая работа, хочешь не хочешь, приходится.
А кто те молодые женщины, которые выстраиваются по вечерам у Дамасских ворот?
Те гололицые, которые делают бесстыдные жесты и продают себя? Да, Иерусалим — это что-то ужасное.
И смазливые юноши, которых там не меньше, чем девиц?
И такие же накрашенные, как те девицы? Которые игриво тебе подмигивают? Какое бесстыдство.
А подальше, в тени, маленькие девочки, ростом едва по пояс взрослому мужчине?
И они уже делают всевозможные грязные жесты? Да, и это в священном городе — жуть какая-то.
А стайки мальчиков, таких же маленьких, там же, в тени?
И все же таких похотливых, что не дадут мужчине пройти мимо? Просто позор!
А кто та сморщенная старуха, что только что прошла мимо лавки, послав сюда беззубую улыбку?
Старая неряха, у нее частное заведение тут неподалеку.
Она, случается, заходит к вам.
Временами, в свободный вечерок.
Поторговаться?
Хвала Аллаху.
С предложением устроить представления и забавы?
Именно так, слава Ему, опять же.
Но все же, несмотря на беззубость, представления она дает негласные и на очень характерную тему?
Совершенно верно, весьма характерную.
Старая карга занимается этим энергично, до тех пор пока бизнес не оживляется?
Весьма энергично.
А неприятный старик перед ней, который тоже тайком улыбнулся?
Ее брат, родной или двоюродный, не помню.
Он тоже сюда заглядывает, что-нибудь на что-нибудь сменять, по случаю.
Дела же надо как-то делать, да будет благословен Аллах.
Этот человек искусно рассказывает причудливые истории.
Очень причудливые.
Притчи о неслыханных происшествиях?
Совершенно неслыханных.
Но приходят они всегда в разное время, не вместе?
Если одновременно смотреть представление и слушать рассказ, голова закружится.
Вдобавок ко всему прочему, у этой парочки есть бесчисленное количество всевозможных сирот?
