Сарантийская мозаика - Кей Гай Гэвриел (читать книги полные .TXT) 📗
— Очень... исключительно... великодушно с вашей стороны, ваше величество, — промямлил Криспин. Он пытался, безуспешно, заставить глаза четко видеть при свечах, но все расплывалось. Казалось, в воздухе плавают какие-то предметы. Ему также трудно было дышать. Он находился в комнате наедине с царицей. Раньше он всегда видел ее только на расстоянии. Ремесленники, какими бы преуспевающими и известными они ни были, не ведут по ночам личных бесед со своими владыками. По крайней мере, в мире, известном Криспину.
Ему казалось, что в его голове стучит маленький, но настойчивый молоток, пытаясь пробиться наружу. Он был совершенно сбит с толку и ничего не понимал. Она его захватила или спасла? И в обоих случаях — почему? Он не посмел спросить. Он вдруг снова почувствовал запах муки среди аромата благовоний. Это был его запах. Запах мешка. Он посмотрел на свою надетую к обеду тунику и скорчил кислую мину. Синяя ткань покрылась серовато-белыми полосами и пятнами. Это означало, что его волосы и борода...
— Тебя осмотрели, пока ты спал, — довольно любезно сказала царица. — Я велела вызвать своего лекаря. Он сказал, что пока можно не делать тебе кровопускание. Может, стакан вина поможет?
Криспин издал звук, который, как он надеялся, передает сдержанное согласие воспитанного человека. Она не рассмеялась снова и не улыбнулась. Ему пришло в голову, что эта женщина привыкла видеть мужчин, пострадавших от насилия. Множество широко известных инцидентов поневоле пришло ему на память. Некоторые произошли совсем недавно. Мысль о них не принесла облегчения.
Царица не шевелилась, и через мгновение Криспин понял, что она говорила буквально. Они действительно были одни в комнате. Ни слуг, ни даже рабов. Что было просто поразительно. И он едва ли мог ожидать, что она подаст ему вина. Он огляделся и скорее в результате везения, чем эффективности зрения обнаружил на столе рядом с собой кувшин и чаши. Он осторожно налил вина в две чаши и разбавил его водой, сомневаясь, не выказывает ли этим самонадеянность. Он не был знаком с обычаями двора антов. Обычно Мартиниан принимал все их заказы у царя Гильдриха, а затем у его дочери и приносил им отчеты.
Криспин поднял взгляд. Его зрение улучшалось, стук молотка в голове немного утих, и комната перестала кружиться. Он увидел, как она покачала головой, глядя на чашу, которую он для нее наполнил. Он поставил чашу на стол. Подождал. Опять взглянул на нее.
Царица Батиары была высокого для женщины роста и совсем юной. Находясь рядом с ней, он увидел, что у нее прямой нос антов и высокие отцовские скулы. Ее прославленные широко расставленные глаза были необыкновенного синего цвета, Криспин это знал, но при свечах он не мог как следует их рассмотреть. Ее золотистые волосы, конечно, подобранные в узел, скреплял золотой обруч, усыпанный рубинами.
Когда анты поселились на полуострове, они мазали волосы медвежьим салом. Эта женщина явно не придерживалась таких традиций. Он представил себе — ничего не мог с собой поделать — эти рубины в мозаичном факеле на куполе святилища. Представил себе, как они сверкают при свечах.
На шее царица носила золотой диск с изображением Геладикоса. Ее одеяние было из голубого шелка, расшитого тонкой золотой нитью, и по всей длине слева шла пурпурная полоса, от ворота до щиколоток. Лишь царственные особы носили пурпур, по традиции, восходящей к Родианской империи в самом начале ее существования, шестьсот лет назад.
Этой ночью, в комнате дворца, он оказался наедине с самой сильной в жизни головной болью и с царицей — его царицей, — которая смотрела на него в упор мягким, оценивающим взглядом.
На всем Батиарском полуострове существовало мнение, что царица, возможно, не переживет эту зиму. Криспин слышал, как по этому поводу бились об заклад.
За сто лет анты, возможно, поднялись выше медвежьего сала и языческих обрядов, но они совершенно не привыкли, чтобы ими правила женщина, а любой выбор супруга — и царя — для Гизеллы мог осложнить и без того невероятно сложную племенную иерархию и породить кровную месть. В некотором смысле, только благодаря этим факторам она еще оставалась в живых и правила больше года после смерти отца и беспощадной, незавершенной гражданской войны, которая за ней последовала. Мартиниан так объяснял ему положение дел однажды вечером за ужином. Вокруг царицы установилось равновесие между различными группировками антов; если она умрет, это равновесие нарушится, и начнется война. Опять.
Криспин пожал тогда плечами. Кто бы ни правил, он будет вести строительство святилищ во славу бога и ради прославления себя самого. У художников будет работа. Они с Мартиниа-ном пользуются большой известностью, у них хорошая репутация среди власть имущих. Неужели имеет большое значение, спросил он у старого друга, что происходит во дворце Варены? Неужели подобные вещи вообще имеют значение после чумы?
Царица продолжала смотреть на него из-под ровной линии бровей и ждала. Криспин с опозданием понял, чего она ждет, отсалютовал ей чашей и выпил. Вино оказалось великолепным. Самое лучшее сарниканское. Он никогда не пробовал такого сложного букета. При нормальных обстоятельствах он бы...
Он быстро поставил чашу. После удара по голове этот напиток мог совсем его доконать.
— Ты осторожный человек, я вижу, — прошептала она.
Криспин покачал головой.
— Не слишком, ваше величество. — Он понятия не имел, чего от него здесь ждут или чего ему ждать. У него мелькнула мысль, что ему следует быть вне себя от ярости, ведь на него напали и похитили у порога собственного дома. А он чувствует любопытство, он заинтригован и достаточно осознает себя, чтобы понять, что эти чувства уже давно его не посещали.
— Могу я предположить, — спросил он, — что те разбойники, которые нахлобучили мне на голову мешок из-под муки и проломили череп, из этого дворца? Или ваши верные стражи спасли меня от обычных воров?
В ответ она улыбнулась. «Ей не может быть намного больше двадцати лет», — подумал Криспин, вспомнив помолвку царицы и смерть ее будущего супруга от какой-то случайности несколько лет назад.
— Это были мои стражники. Я тебе сказала, что им было приказано вести себя вежливо, но убедить тебя пойти с ними. Очевидно, ты их немного помял.
— Очень рад это слышать. Они меня тоже.
— Они поступили так во имя верности своей царице и ее делу. Ты тоже мне верен?
Откровенно, очень откровенно.
Криспин смотрел, как она подошла к скамье из розового дерева и слоновой кости и села, очень прямо держа спину. Он видел, что в комнате три двери, и представил себе стражников, замерших за каждой из них. Он запустил пальцы в волосы — характерный жест, после которого они оставались всклокоченными, — и тихо произнес:
— Я сейчас занимаюсь, насколько хватает моего мастерства и никуда не годных материалов, отделкой святилища вашего отца. Это послужит ответом, ваше величество?
— Вовсе нет, родианин. Ты работаешь ради собственного интереса. Тебе очень хорошо платят, и материалы самые лучшие, какие мы можем предложить сейчас. Мы пережили чуму и войну, Кай Криспин.
— Неужели? — бросил он. Не смог удержаться.
Она подняла брови.
— Дерзишь?
Ее голос и выражение лица внезапно напомнили ему о том, что какими бы ни были подобающие придворные манеры, у него они отсутствуют, а анты никогда не славились терпением.
Он покачал головой.
— Я пережил и то и другое, — пробормотал он. — И не нуждаюсь в напоминаниях.
Она еще одно долгое мгновение молча смотрела на него. Криспин неожиданно ощутил покалывание вдоль позвоночника, до самых волос на затылке. Молчание затягивалось. Затем царица сделала вдох и без всяких предисловий сказала:
— Мне необходимо передать императору Сарантия исключительно личное послание. Ни один мужчина и ни одна женщина не должны узнать его содержания или даже о том, что оно было отправлено. Вот почему ты здесь один, и тебя привели ночью.
У Криспина пересохло во рту. Он почувствовал, как его сердце снова забилось.
