Волчья тень - де Линт Чарльз (книги полностью TXT) 📗
Но, наверное, я просто не так устроена. Я давным-давно перестала убегать от неприятностей, что бы там ни говорил Джо. Я знаю, что прежде, чем совершить что-то всерьез в стране снов, должна разобраться с проблемами здесь. Беда в том, что я не знаю, что я могу с ними сделать, кроме как просто склеить Сломанную Девочку. Мне казалось, я давно примирилась со своим детством. Того, что со мной было, уже не изменить. И я всю жизнь делала все, что в моих силах, чтобы такого не случалось с другими детишками.
Но, как видно, этого мало.
Я пробую пошевелить парализованной рукой. Ногой. Пытаюсь просто ощутить, что они есть. Хоть что-нибудь. Если прежде всего мне придется залечить внутреннюю рану, похоже, так я и останусь здесь на всю жизнь.
Роскошно. Теперь мне еще тоскливее.
Задумываюсь, удастся ли мне просто заснуть, не переходя границу, – ведь после каждого перехода искушение остаться там становится сильнее. Придется спросить Софи, когда она завтра придет, как это делается.
Пока я даже не пытаюсь. Закрываю глаза, но вместо сна являются картины. Они проплывают перед глазами: все полотна, про которые Венди сказала, что их испоганили. Мои геммины и гоблины из подземки, эльфы со свалки и горгульи, слетевшие с крыш.
Я открываю глаза, но от слез потолок как в тумане.
И тут мне представляются картины, которых я еще не нарисовала. Для начала Тоби и Джолена. И милая сценка: мы с Венди порхаем в небесах.
Мне не дано дара Изабель. Я не умею давать жизнь образам своих картин. Ее же искусство призывает духов, способных двигаться и общаться с людьми в Мире Как Он Есть и существующих, пока целы их портреты. Она своими красками словно открывает двери между мирами. Но и от моих работ что-то рождается. Не то чтобы живые духи, как от ее картин, но что-то. Как минимум они напоминают людям, что во всем есть душа, даже в заброшенном доме или в разбитой машине. Или заставляют вспомнить, как видят мир дети, а это тоже не так уж мало. Миру не помешает, если будет немножко больше распахнутых от удивления детских глаз.
Я живу и дышу искусством. Не могу представить себя без него. Что для других людей – дневник, хранящий события их жизни, то для меня – этюдник, альбомы с набросками. Перелистывая их, не увидишь историй, как в комиксах Моны. Две ее серии: «Я живу птицей» и «Отважная девчонка», из номера в номер печатающиеся в «Городе», – буквально комментарий к каждому дню ее жизни.
Но наброски в моем альбоме остаются со мной. Глядя на страницу, я в точности вспоминаю, где была тогда, что думала, что чувствовала, что творилось в моей жизни. Я еще в университете завела привычку хранить наброски, и до самой больницы не было дня, чтобы я не сделала зарисовки, хотя бы беглой.
Теперь этому конец. Все ушло. Искусство больше не будет моей дорогой. Оно останется чужим занятием, чужим путем, а мне придется только смотреть вслед идущим да любоваться тем, что они приносят с собой из путешествий.
Вот я и совсем расплакалась. И не могу остановиться. Даже высморкаться не могу. Начинаю задыхаться от соплей, но сиделку позвать стыдно. Кое-как поворачиваю голову и выкашливаю слизь на подушку. Она стекает мне на шею, на плечо. Но это не помогает. Я все равно задыхаюсь.
В конце концов я плюю на гордость и нажимаю кнопку вызова.
Я просто не могу перестать плакать.
Джо шалый пес
В стране духов не существует карт. Сдается мне, когда Великий Дух задумал создать манидо-аки, ему просто не пришло в голову, что нам понадобится отыскивать там те или иные определенные места. Он сотворил для нас лоскутное одеяло земель духов и снов и еще манидо-тевин – дом духа всего того, что живет или жило в Мире Как Он Есть: животных, растений, камней, рек, холмов, зданий. У всего существующего свой манидо-тевин. Кое-кто называет их абинас-оди – дом сердца: твой собственный клочок одеяла, знакомый, как биение пульса, единственное место, которое навсегда принадлежит тебе.
Но чем глубже заходишь, тем более дикой и непредсказуемой делается земля. Зайди достаточно далеко – и ты на чужой планете, а все известные тебе законы природы переворачиваются с ног на голову.
В таких местах, как любимый Софи Мабон, минуты тикают почти с той же скоростью, что и в Мире Как Он Есть. Между этими лоскутками протянулась паутина троп, и время на них тоже общее для обоих миров. Но, постаравшись, ты найдешь другие, тайные дороги, где время застыло неподвижно или сворачивается, так что, пока ты шагаешь по ним, времени не проходит вовсе. И места такие же есть: крошечные участки или целые земли. Большой лес – эхо первого леса, в котором так много времени проводит Джилли, – тоже такой. Но сойди с этой тропы, покинь пределы земель без времени – и кто знает, что ты найдешь?
Чаще всего – текучие земли, где время течет быстрее, чем в Мире Как Он Есть. Ты можешь пробыть там целый год, а в мире, который ты оставил, пролетит всего несколько минут. Но есть и дороги с медленно текущим временем. Проведешь на них ночь – и вернешься, как Рип Ван Винкль, сто лет спустя. Не лучшая мысль для того, кто оставил в Мире Как Он Есть то, что ему дорого.
Народ вроде меня чует такие места. Я держусь подальше от уголков с медленно текущим временем, потому что в оставшемся за спиной мире меня ждут. Если приходится бродить в глуши, я стараюсь не покидать текучих земель. Моя кровь позволяет не жалеть времени. Я не бессмертен, но из долгоживущих. Это в крови, но еще и побочный эффект долгих странствий в тех местах. Видимо, виновато особое свойство воздуха.
Но как бы ни замедлялось или ни ускорялось время в стране снов, в Мире Как Он Есть оно идет своим чередом. Поэтому, оставив Джилли в Большом лесу, я брожу по тайным дорогам, обходя местность по спирали. И надеюсь, что бродить мне придется недолго. Вряд ли я сразу наткнусь на женщину, которую ищу, но, если повезет, получу знак, который приведет меня к ней.
Мне не везет.
Не хочу бахвалиться, но что умею, то умею: отыскивать дорогу в манидо-аки, находить людей, места, вещи. Природное свойство и долгий опыт к тому же. Но дело это требует терпения и времени, а у Джилли времени осталось не много. Она в последние дни в таком настроении, что способна перерезать нить, думая, что навсегда уходит в страну снов, а на самом деле завершая свой жизненный срок ради того, что ждет ее в будущем.
Поэтому, потратив пару дней впустую, я возвращаюсь в Мир Как Он Есть. Мне нужна путеводная нить. Я читаю знаки на костях, но не могу раскидывать их для себя; ни один предсказатель не способен ясно увидеть собственное будущее. Мне нужен помощник, который прочитает для меня знаки.
Я выхожу из спальни нашей квартирки, и Касси улыбается мне. Была пора, не такая уж далекая, когда мы просто занимали брошенное жилье. Мы кочевали, проводя половину времени в этом мире, а другую половину – в манидо-аки. Все наше имущество умещалось в рюкзаках. В стране снов ставили палатку; возвращаясь в город, подыскивали себе пустующий дом.
Но в последнее время в Касси пробудился инстинкт гнездования. Ей захотелось завести ребятишек. Соорудить хижину в горах, с бутылочным деревом у порога, чтобы отпугивать ведьм и приветствовать добрых духов, как у той старухи, которая подарила ей карты. Я позабочусь о том, чтобы все это у нее было, так же, как забочусь о том, чтобы она проводила в стране снов побольше времени, растягивая отпущенные ей в этом мире годы. А пока мы обходимся полуподвальной квартиркой в Верхнем Фоксвилле, и в ней уже скопилось столько вещей, что они не уместятся в кузове грузовичка. Кстати, машины у нас нет.
– Привет, незнакомец, – говорит она, подходя, чтобы обнять меня. – Я соскучилась.
– И я тоже.
Как же не соскучиться. В ее объятиях – покой и любовь, каких не найдешь больше нигде – ни в этом мире, ни в том. А ведь я, пока ее не встретил, никогда не верил в духовных двойников.
На вид ей до сих пор не дашь больше тридцати пяти: темноглазая красавица с кофейного цвета кожей и африканскими косичками, украшенными бусинками. Она поклонница нежных тонов: сегодня нарядилась в лиловые рейтузы и отливающую розовым футболку. А кроссовки ярко-желтые. Такая уж у меня Касси – не любит выделяться в толпе.
