Многорукий бог далайна (Илл. А. Морозова) - Логинов Святослав Владимирович (читать книги бесплатно txt) 📗
Берег опустел, потемневшие облака налились кровью. Все замерло, лишь далайн, тяжело дыша, продолжал свою работу. Ему не было дела до людей, их даров и потерь. Лишь на шипах какой-то пучеглазой твари выплеснутой волной, белел обрывок тонкой материи. Но мало ли тканей было скинуто сегодня в бездну?..
Только теперь, когда поздно стало что-либо делать, сознание вернулось к Энжину. Он чувствовал, как рвется душа, сгорает, не оставляя золы, пламя вырывается через ладони поднятых рук, и весь он, как это прежде бывало лишь во сне, превращается в факел, пылающий нестерпимой болью и светом. А рядом холодный и мокрый лениво шевелящийся враг готовится плеснуть своим дыханием и погасить, оставив черную головешку. Себя было не жаль, все лучшее, что в нем было, далайн уже забрал и не вернет. Оставалось мстить: бессердечному чудовищу, равнодушной влаге, злым людям — всем, до кого сможешь дотянуться.
Пламя рванулось с ладоней, беззвучно разбилось о холодную поверхность. Далайн вспучился, заметались в его толще безмозглые уроды, а в самой пучине содрогнулся от удара многорукий Ёроол-Гуй, закружил, отвыкнув за многие годы от боли, и свечой пошел наверх, туда, где еще не осознавший себя илбэч творил землю.
Когда новорожденный оройхон заслонил простор, Энжин не успокоился, не испугался и даже не понял, что произошло. Он видел лишь, что враг отходит, и побежал следом, стремясь еще раз ударить, не думая, что в нем проснулся тот самый дар, о котором говорят сказания. Не думал он и о том, что Ёроол-Гуй спешит сейчас сюда и в любую минуту может вынырнуть и схватить его, ведь мягмар кончился. Энжин выбежал к далайну и вновь ударил, уже зная, что он увидит, и радуясь… чему? Лишь выстроив третий оройхон кряду и упав от усталости в жгучую грязь Энжин понял, что Атай не вернется, даже если он высушит весь далайн. Энжин встал и медленно побрел назад, к тому, что он когда-то называл жизнью. Он чудом успел уйти от Ёроол-Гуя, обрушившегося на берег через полчаса после его ухода, и чудом избегнул встречи с караулами.
На оройхоне царило безмолвие. Энжин на ощупь отыскал свою палатку, откинул полог, согнувшись прополз внутрь. В темноте ничто не шелохнулось, лишь потом из самого угла прозвучал неестественно спокойный голос Сай:
— Ты где был?
Энжин не ответил. Лег, спрятав лицо в подстилке, стараясь ничего не слышать.
— Я спрашиваю, где ты был? — повторила Сай. — У кого?.. Можешь не отвечать, но знай, что я все равно ее найду, и эта новая девка отправится вслед за первой, за твоей любезной Атай!
Энжин медленно поднялся, зажал ладонями уши, чтобы не слышать свистящего шепота, летящего из затхлой тьмы:
— Вы, мужики, развратники, и ты точно такой же как все. Тебе наплевать на семью, на меня, на закон, в конце концов! И шлюху ты выбрал себе под пару, эту шаварную тварь… Жаль я не смогла сбросить ее в далайн своими руками!..
— Замолчи, — тихо сказал Энжин.
Он вышел из палатки и остаток ночи просидел, привалившись к тэсэгу и глядя сквозь темноту туда, где еще день назад стояла палатка Атай.
Утром оройхоны облетела невероятная весть: объявился новый илбэч. За одну ночь на побережье возникли три свежих оройхона, и следовательно, один из старых стал сухим — в стране появилась дополнительная пригодная к жизни земля. Никогда прежде такого не случалось. Даже во времена древних илбэчей не появлялось три оройхона в один день. Служители передавали друг другу новости — одна невероятней другой, цэрэги и баргэды всех рангов были подняты по тревоге. Приказ требовал изловить илбэча и доставить его в совет старейшин. Энжин этого не знал, но многолетняя привычка заставила его затихнуть и постараться стать незаметным.
Через неделю вышло официальное распоряжение — илбэч должен объявиться. Оно заставило Энжина еще ниже пригнуть голову. Он уже раскаивался в сделанном и не понимал, как ему удалось такое. Сомневался даже, было ли это с ним в действительности. Верил в былое лишь когда проснувшись среди ночи, понимал, что Сай тоже не спит, а забившись в угол палатки, обхватив колени руками и прижавшись к ним подбородком беззвучно цедит сквозь сжатые зубы проклятия умершей сопернице. Подобные сцены вызывали тягостное чувство неуместности. Вины перед Сай Энжин больше не испытывал, ненависти — тоже.
Что касается остальной жизни, то она изменилась лишь к худшему. Появился новый район, часть людей с обжитых оройхонов власти отправили туда, и остальным пришлось больше работать. А легче не стало — также они вставали по хриплому сигналу трубача, съедали ту же миску каши, шли на ту же работу. Так зачем было все? И было ли?
Прошел год, увенчанный безрадостным мягмаром, потом второй, третий… В бороду, которую он бросил брить, вплелись белые нити, давно не снилось по ночам пламя, не тревожило слово «илбэч», и лишь видение далайна и запрокинутое лицо Атай преследовали его. Но он по-прежнему был на хорошем счету у баргэда, и когда ему исполнилось три с половиной дюжины лет, его произвели в охраняющие. Это означало, что теперь он будет не просто стоять с палкой на краю мокрого оройхона, а нести службу на границе. Длинные полосы мертвых оройхонов отделяли древнюю землю старейшин от более новых земель — государства вана и страны добрых братьев. Порядка в тех краях было куда меньше, но зато илбэчи в те эпохи, когда они появлялись, чувствовали там себя вольготней, и потому сопредельные страны были обширней и сильней воинской силой. Впрочем, нападать через мертвые земли, где пяток цэрэгов мог сдерживать целую армию, было делом безумным, и потому пограничные гарнизоны оказывались невелики и состояли в основном из стрелков при ухэрах. Но теперь, пока власти не забыли ночного потрясения и не могли быть уверены, что илбэч не прячется где-то, пытаясь бежать к противнику, караулы были усилены за счет немолодых и многократно проверенных служителей. Оказался среди них и Энжин.
Второй раз в жизни он увидел далайн. Далайн не изменился, да и не мог измениться за прошедшие годы. Так же сгущался над ним туман, так же двигались ленивые бугры, размазывались о берег, с небрежной щедростью убивая своих же обитателей. Далайн был вечен и не помнил ничего. Но зато помнил, вернее, заново вспомнил Энжин. В первую же ночь он сбежал, ушел по полосе пограничных оройхонов, не гадая, сможет ли дойти, и как встретит его земля вана. О Сай он, уходя, не думал, да и потом не вспоминал. Любовь, когда-то связывавшая их, давно умерла. Любовь вообще плохо уживается с непримиримостью и ложью. Все остальное ей дозволено.
Идти в темноте по мертвым оройхонам оказалось невозможно. Утро полуживой Энжин встретил на краю далайна. Близкие авары душили низко стелющимся лиловым дымом, мокрая губка не спасала от ядовитых миазмов, да и вода у Энжина кончалась. Он знал, что надо, пока ноги послушны, уходить отсюда, но сильнее жажды жить в воспаленном мозгу засели две мысли: вот он, далайн, и рядом нет никого, кто мог бы помешать свести с ним счеты; и другая, более страшная — а вдруг все, что было тогда, много лет назад, лишь привиделось ему, и теперь он никто, и ничего не может?
И тогда полуживой и полубезумный человек вместо того, чтобы бежать сломя голову, качнулся к далайну, поднял руки, шепча проклятия, словно Сай в ночные часы, и начал творить оройхон. Этот оройхон — нелепый и бесполезный квадрат суши торчит ровно на полпути между землей старейшин и страной вана. Там никто не живет, потому что выжить там невозможно, но все же теперь пройти с одного берега на другой стало проще. В тех редких случаях, когда старейшины соглашаются в обмен на жемчуг и сухой харвах продать вану искристый кремень, баргэды встречаются здесь с посланцами вана. Поэтому необитаемый оройхон называется Торговым.
Все это происходило потом, а пока безумный илбэч окончил работу и, даже не ступив на новый оройхон, впервые за много лет засмеялся и пошел дальше.
С другой стороны проход охранялся не так строго, ведь здесь не ловили таинственно исчезнувшего илбэча, поэтому Энжин сумел пробраться мимо поста, где скучали доблестные цэрэги, и войти на землю вана.
