Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— А если поможем? — поинтересовался Евстафий Елисеевич вкрадчиво. И ручки пухлые сложил на животе, не то язву прикрывая, не то просто, солидности ради.
— И чем же вы мне, уж простите, поможете?
— Всем, Себастьянушка… видишь ли, дорогой, старик наш очень оскорбился. Он ехал, спешил, дела позабросив, а князь возьми да и помри. Нехорошо вышло. Аврелий Яковлевич сие как личную обиду воспринял.
Себастьяна передернуло.
Со старейшим ведьмаком Королевства Познаньского он встречался лишь единожды, и воспоминания от встречи остались не самые приятные.
— Он же о тебе и вспомнил… и о той истории с душегубом… ты ж тогда девицей прикинулся…
…на свою голову, шею и кишки, которые пострадали более всего.
— Евстафий Елисеевич, — с должной долей почтения произнес Себастьян, верноподданически заглядывая в светлые начальственные очи. — Так я ведь только лицо менял…
…и то силенок на это ушло немеряно. Одно дело слегка черты подправить, нос там сделать шире или тоньше, щеки, скулы, и совсем другое — наново себя перекроить, чтоб не только мышцы, но и кости поплавило. Нет, тот свой давний опыт Себастьян вспоминал с содроганием.
И не только шрам был тому виной.
— Не переживай, Себастьянушка, — рука познаньского воеводы накрыла ладонь Себастьяна, сжала крепко. — Все сделаем. Будешь ты у нас девицей-красавицей, конкуренткам на зависть.
— Нет.
— Да, Себастьянушка, да…
— Вы смерти моей хотите?!
Вырвать руку не получилось. Пухлые пальчики Евстафия Елисеевича недаром уж двенадцатый год удерживали булаву воеводы…
— Не надо упрямиться. Ты ж сам понимаешь, что выбора у тебя нету… контракт, чай, подписал? Подписал. Кровью государю служить поклялся… а теперь дуришь.
— Евстафий Елисеевич!
— Что, Себастьянушка? — участливо поинтересовалось начальство, руку отпуская. — Ты не горячись, родной. Сам подумай…
Думал.
Напряженно, так, что спина зачесалась, на сей раз не от гвоздиков, но от пробивавшихся крыльев, которые демонстрировать Евстафию Елисеевичу было не с руки. Его и так хвост нервирует.
Хвост!
— А… — Себастьян положил аргумент на стол, и чешуя поспешила приобрести оттенок мореного дуба. — А хвост? От него при всем моем желании избавится не выйдет.
— Что ты, дорогой, — всплеснул ручками познаньский воевода. — Хвост красоте не помеха! Под юбками спрячешь… ты убери-то, убери…
Он сам сдвинул хвост, взявшись осторожно, двумя пальчиками.
— Остальное я тоже под юбками спрячу? — мрачнея поинтересовался Себастьян.
Он вдруг ясно осознал, что отвертеться не выйдет. И дело даже не в самом Евстафии Елисеевиче, который, верно, осознавал, в сколь непростое положение ставит подчиненного, но в том самом высочайшем доверии, обмануть которое было невозможно.
А еще в контракте, заключенном на крови уже не по надобности — родители давно уже смирились — но по традиции… вот эта традиция и аукается, чтоб ей…
…попробуешь отказаться — все одно заставят, но отказ припомнят, пусть и не сразу…
…и не только Себастьяну…
…небось, Евстафий Елисеевич многим поперек горла стоит со своей принципиальностью, совестью и происхождением. Нет, сам-то он никогда не скажет, не намекнет даже, но Себастьян, небось, взрослый, и без намеков разумеет.
Познаньский воевода вздохнул и с упреком произнес:
— Себастьянушка, неужто ты Старику не доверяешь? Сделает все в лучшем виде…
Главное, чтобы он потом этот «лучший» вид к исходному привел. А то ведь шуточки у старого мизантропа нехорошие…
— Не кручинься, Себастьянушка. Взгляни на это дело с другой стороны…
— Это с какой же?
— Месяц в компании первых красавиц Королевства… приглядишься, а там, как знать, и жену себе подыщешь…
…вот чего Себастьяну для полного счастья не хватает, так это жены.
— Ты ж у нас парень видный… и девица, чай, не хуже получится… — продолжал увещевать Евстафий Елисеевич.
Оставалась последняя надежда, благо, кое-что о конкурсе Себастьян все же знал.
Он поднялся.
И обошел огромный стол.
Евстафий Елисеевич наблюдал за маневрами подопечного с явною опаской, но вопросов не задавал. Себастьян же, покосившись на дверь, точно опасаясь, что признание его станет достоянием общественности, пусть сия общественность и состоит из одной лишь панны секретаря, произнес пронзительным шепотом.
— Евстафий Елисеевич, я должен вам признаться… — он стыдливо потупился, и черные длинные ресницы затрепетали. — Есть одно… обстоятельство… которое не позволит мне…
Себастьян говорил низким голосом, с придыханием. Девицы находили эту его манеру весьма волнительной, а вот познаньский воевода отчего-то густо покраснел.
— При всем моем желании… служить короне… — Себастьян испустил пронзительный вдох и, наклонившись к самому уху начальства, прошептал. — Я не девственник.
— Что?!
Евстафий Елисеевич аж подпрыгнул.
— Не девственник я, — покаянно опустил голову ненаследный князь, в данную минуту испытывавший глубочайшее и почти искреннее огорчение данным обстоятельством. — И уже давно.
— Тьфу на тебя! Я уж подумал… — познаньский воевода прижал руку к сердцу. — А он… выйдет когда-нибудь мне твое баловство боком, Себастьянушка.
— Так какое баловство?
Себастьян Вевельский на всякий случай отступил.
— Ежели вы, Евстафий Елисеевич, запамятовали, то конкурс недаром называется «Познаньска дева». Невинность участниц проверять будут. Единорогом. Или и он при нашем ведомстве числится?
Познанский воевода фыркнул и, отерев платочком высокое чело бронзового государя, медленно с явным удовольствием произнес:
— Не волнуйся, Себастьянушка. Девственность мы тебе восстановим.
— Это как?
Ненаследный князь Вевельский подобрался.
На всякий случай.
— Ауры, дорогой мой, ауры… а ты о чем подумал?
Евстафий Елисеевич смотрел с насмешечкой. Весело ему…
— Единороги-то на ауру глядят, так что не бойся, под юбку тебе не полезет… единорог так точно не полезет, за остальных не поручусь.
— Издеваетесь?
— Упреждаю соблазны. А то мало ли… у девиц во дворце соблазнов хватает, — он потер залысину и иным, человеческим тоном, попросил. — Ты уж там сделай милость… пригляди за моею Лизанькой?
— И она?
Себастьян присел на краешек стула.
— И она… всю душу с матушкой своей выели… красавица же, — с затаенной гордостью произнес Евстафий Елисеевич. — И не хотел пускать, а… не пусти — слухи пойдут. Внимание. И ведь, окаянные, до Его Превосходительства с просьбами дошли… А генерал-губернатор и велели… мол, все одно вас больше обычного будет.
— Насколько больше?
— Считай сам, Себастьянушка. Десятка, которая по отбору прошла…
…от каждого воеводства по красавице.
— Лизанька одиннадцатою… — сие обстоятельство явно было не по нраву Евстафию Елисеевичу, который, быть может, и сумел бы возразить супружнице, но уж никак не генерал-губернатору, каковой самому королю родным дядькой приходился. — Двенадцатою — Алантриэль Лютиниэлевна Ясноокая… ее матушка спонсорство конкурсу оказала… ну а тринадцатою — ты…
Тринадцать.
Хельмова дюжина красавиц, чтоб ее.
— Так что, Себастьянушка, — поинтересовался Евстафий Елисеевич. — Пойдешь с прототипом знакомиться?
Можно подумать, у него выбор есть.
Себастьян мрачно кивнул…
…прототип поселили в гостинице «Зависловка», давно уже облюбованную полицейским ведомством. Здесь, в почти по-казенному бедных нумерах панночка Белопольска гляделась вполне естественно. Следовало признать, что была она чудо до чего хороша, и красоты ее не портило ни дрянного кроя чесучевое платье, ни шляпка, щедро украшенная тряпичными маками. Верно, шляпке, как и макам, исполнился не первый год, а потому лепестки их выцвели, а ленты обтрепались.
— Ой, представляете, а тут мне она и пишет! И дядечка еще так удивился, сказал, что она никогда-то нашу семью не любила, а тут пишет…
