На пути в бездну (СИ) - "Sleepy Xoma" (читать книги регистрация txt, fb2) 📗
— Изначальные кончились.
— В каком смысле?
Десятник почесал ухо, пригладив рысью кисточку, и пояснил:
— Спустя неделю после боя за крепость барона, твари внезапно потеряли волю к сражению. В их действиях пропала та смертоносная эффективность, что мы видели раньше. Они начали грызть друг друга, точно дикие звери, перестали атаки совместно, короче говоря, превратились в обычных монстров. Нам понадобилась всего неделя для того, чтобы разобраться с большими ордами в окрестностях, а затем подоспел приказ возвращаться. Господин Паллидий собрал всех, кто был под рукой, оставил опоздавших разбираться с недобитыми тварями, и отправился на запад.
"Значит, Игнис смогла убить королеву? Но где она тогда"? — подумал полукровка.
Этот же вопрос, судя по всему, пришел в голову и Аелле, и гарпия озвучила его вслух.
Настроение спутников резко ухудшилось.
— Ты знаешь, что мы терпеть не можем шисси, — проговорил десятник Безымянному.
Тот кивнул — это было совершенно очевидно.
— Но и среди них есть исключения, такие как Кающийся, Целительница, и, конечно же, Вороний Король. Когда Истребление разрушило наше последнее королевство, именно он подарил остаткам народа укрытие и дал место, где можно жить и растить детей. Наш долг перед Древним нельзя выплатить никакими деньгами, а признательность — высказать словами.
Бывший Щит Принца внимательно слушал. Он практически не общался с сородичами, которые относились к полукровкам еще хуже, чем к обычным людям, а потому не знал взаимоотношения между истинными — теми, кто откочевал в Волукрим, и сдавшимися — общинами, обосновавшимися в человеческих городах.
Десятник вздохнул и продолжил.
— И мы в этом не одиноки. Каррасы и гарпии считают его величество живым богом, а люди, бежавшие из королевств запада в Волукрим, почитают как великого правителя. И вот, сперва пропадает его дочь, а потом до нас докатывается весть о том, что принц вернулся в Сентий.
— И что после? — сглотнул Безымянный.
— Как нам рассказывал капитан, а тому, в свою очередь, полковник, а тому, конечно же, барон Паллидий, его величество потребовал разъяснений. А потом… — лункс вздохнул и кисточки его ушей дернулись. — Потом он приказал Охотнику напомнить принцу, что слово стоит держать.
— О Боже! — не смог сдержать ужаса полукровка. — Ловчие вошли в Сентий?
— И, как нам говорили, устроили там кровавую баню.
В этом сомнений быть не могло — ручные убийцы Вороньего Короля никогда не славились добросердечием и мягкостью характера.
— Стало быть, принц больше не видит солнечного света?
— Выходит, что так, — согласился десятник.
— И когда это случилось?
— Перед отправкой корпуса на запад. Что-то около трех-четырех недель назад.
— Вы не знаете, что произошло с тех пор?
— Нет, — с сожалением ответил десятник. — Мы предоставлены самим себе, и все это время гоняемся за остатками изначальных, лишь изредка выбираясь отохнуть в деревни и крепости, пережившие нашествие этих тварей.
— А бывали ли вы около крепости барона Урсуса? — спросил юноша.
— Пару раз.
— Что случилось с моими товарищами, оставшимися у него на излечение?
Задав этот вопрос, Безымянный непроизвольно сжал поводья, ожидая услышать самое страшное, что всех, кто оказался невольным пленником барона, вздернули на ближайшем дереве, четвертовали, посадили на кол, обезглавили, а то и все сразу в произвольной последовательности.
— Чего не знаю, того не знаю. Кажется, господин Паллидий забрал их с собой, но утверждать ничего не могу.
На сердце Безымянного стало чуть легче, и он подумал невпопад:
Сердце в огне, пламя станет кровью. Кровь наполнит чашу и возродит жизнь. Два мира сойдутся в пляске смерти, чтобы выбрать одну тропу.
Проклятое пророчество, напрочь забытое еще в Виннифисе, теперь едва ли не каждый день всплывало перед его внутренним взором дразня и издеваясь.
"Что ж, по крайней мере, два мира действительно готовы сойтись в пляске смерти".
Тот, кто друг, станет враг, но не бойся его, бойся друга, что не друг еще.
"И тот, кого я считал другом, стал… врагом"?
Твой полет прервет ветер, и ты падешь на камни…
"К счастью, упал я все-таки в воду. Будь проклято это пророчество! Лучше бы я вспомнил что-то действительно полезное"!
В очередной раз слова, произнесенные существом, овладевшем телом слепой прорицательницы, гремели внутри черепной коробки. Невпопад, кусками, и, тем не менее, не желая уходить. Почему так — он не знал. Как будто это проклятое пророчество, точно живое, спряталось до поры до времени в глубинах памяти и, дождавшись подходящего момента, выбралось, чтобы мучить свою жертву.
Мертвый и живой укажет путь, но пройти его ты сможешь лишь под сенью крыла.
"Мертвый и живой… Ридгар. Он указал мне путь"? — резкий приступ головной боли заставил Безымянного поморщиться, но на сей раз и не думал отступать — "Указал путь? Не помню. И что значит, под сенью крыла"?
С каждой секундой голова болела все сильнее и сильнее.
"Значит ли это, что я должен умолять его величество Корвуса о прощении"?
Пройти по ним босыми ногами иль нет — решать тебе…
Боль стала невыносимой. Кажется, десятник что-то говорил, а может, нет. Лариэс не слышал и не видел ничего, кроме проклятых слов, да гулких ударов собственного сердца, лихорадочно бьющегося внутри грудной клетки.
"У меня есть право выбора? Но только теперь, да? Я ничего не помнил, потому что должен был пасть? Или нет? Ничего не понима"…
Додумать эту свою мысль полукровка не успел. Внутри черепной коробки будто взорвалась бочка с порохом и он, застонав, погрузился в беспамятство.
Глава 5
Уже через два дня бешеной скачки они добрались до замка барона Урсуса.
Возвращение оказалось не столь триумфальным, как юный воин представлял себе. Едва только заметив могучие стены, закопченные пламенем Игнис, Безымянный ощутил вкус пепла на губах.
Подъемный мост был опущен, а ворота — широко распахнуты. Сразу стало ясно: хозяин здешних земель не опасается больше изначальных, и демонстрирует свою уверенность окружающим. Внутри оказалось гораздо просторней, нежели в прошлый раз — большая часть крестьян разошлась по деревням, чтобы попытаться спасти хотя бы часть урожая.
Впрочем, замок барона стал временным пристанищем конной сотне, оставленной Паллидием для очистки прилегающих территорий, потому как тут и там по двору прохаживались лунксы. Очень недружелюбно выглядящие лунксы. Безымянному, правда, было на это наплевать. Тупая апатия все сильнее и сильнее завладевала его сознанием, последние сутки полукровка вел себя, точно лишенная воли марионетка: почти не говорил, делал, что прикажут, ел, если давали, спал, когда удавалось слезть с коня.
Он даже не занимался одолженным скакуном — он, тот, кто никогда не заботился о себе прежде, чем конь будет вытерт, накрыт попоной, напоен и накормлен!
Его и Аеллу повели прямиком в покои барона. Владыка пограничья уже ждал гостей и выглядел не слишком дружелюбнее лунксов. Смерив сперва Безымянного, а затем и его бескрылую спутницу долгим оценивающим взглядом, он, нахмурив густые брови, коротко бросил:
— Садитесь. Стоять вы все равно не можете.
Безымянный поклонился и сделал то, что барон приказал. Гарпия же, перед этим представилась.
— Мудрая Аелла по прозвищу Эфколос, — проговорила она, и в голосе дочери неба явственно слышалась усталость вперемешку с болью. — Господин, нет ли поблизости кого-нибудь из моего народа? Вести, что мы несем, крайне важны.
— Увы, нет. И — упреждая твой следующий вопрос — никаких способов быстро связаться с его величеством — тоже. Паллидий ушел на запад и увел всех, кого только можно, включая, наверное, половину всех конных дружин графства.
Барону последнее явно не нравилось, и причину того было нетрудно понять. Потерять собственных вассалов, обретя вместо них защитников в лице воинов Волукрима — не слишком приятно для привыкшего к вольности феодала.
