Ученик колдуньи (СИ) - Колдарева Анастасия (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— И много ты драконов встречала? — скептически осведомился Левиафан. — Поведай мне, горемычному узнику старой карги Кагайи. Вдруг среди них были и мои родители?
Похоже, все-таки помешательство. Тварь даже пасть не разевала, а голос звучал живо и убедительно. Что ж, шизофрения — недурная альтернатива смерти.
— Ни одного не встречала, — успокоенная этой мыслью Гвендолин приободрилась. — Я из человеческого мира, у нас там драконы не водятся.
— Понятно, — чудище тяжко вздохнуло. Обвернулось хвостом длиной с башню. Свесило из дымящегося рта кончик раздвоенного языка. — Ну, тогда и не болтай, будто мы не разговариваем.
— Извини.
— Ладно. Давай знакомиться? Левиафан. Морской дракон. Только я пока маленький. Из кладки прошлого тысячелетия.
А вдруг это не галлюцинация? Раз уж Дэнни превратился в крысенка, почему бы и Левиафану не изъясняться на чистом человечьем?
— Гвендолин, — представилась девочка. — Мне четырнадцать, уже почти взрослая.
«Ага. Скоро смогу водить машину, возвращаться домой после десяти и целоваться с парнями. Впрочем, последнее не горит».
— Четырнадцать веков? — уточнил дракон. — Да мы почти ровесники.
— Вообще-то лет…
Левиафан вытаращил и без того внушительные зенки.
— Ах да, — хлопнул себя когтями по лбу. У Гвендолин от грохота в груди подпрыгнуло сердце. — Совсем забыл! Вы же, люди, сморщиваетесь, как печеные яблоки, в какие-то там сто лет…
— Семьдесят, восемьдесят.
— Ужас, ужас! Глазом моргнуть не успеешь, как готов покойничек.
— А где ты видел печеные яблоки? В море?
— Там растут, — Левиафан сжал лапу в кулак и ткнул большим когтем себе за плечо, — на дереве соблазна. Красивые, но вянут аккурат по времени между двумя кормежками. Жаль, кстати, что ты не принесла поесть. Хотя кормят тут всякой гадостью, — он с отвращением ковырнул в зубах, и в стену выстрелил острый обломок кости. — Во! Говяжье ребро. Со вчерашнего вечера застряло, я уж его и так, и этак… Изверги! Ну откуда в море коровы?! У меня от них несварение, камни в почках, язва обоих желудков и… и врожденная астма! — Левиафан подтвердил свои слова натужным покашливанием.
Гвендолин обдало клубами горького дыма.
— Касатку бы или кита, — горестно вздохнул он.
— Почему же ты не попросишь? — не поняла Гвендолин. Жаркое драконье дыхание согрело ее и почти просушило одежду, а от усталости потянуло в сон.
«Только бы он не чихнул», — подумала она, живо вообразив, как мгновенно поджаривается до хрустящей корки и черной головешкой плюхается в кипяток.
— Так никто не слушает! — возмутился Левиафан. — Я уже и в дверь долбился, и рычал, и хватал этих… которые туши приносят. Без толку. Одного недавно поймал, так тот взял и помер! Ну, я его вернул, конечно, когда другие пришли. Думал, заберут, похоронят как-нибудь, по-людски. А они в крик — и бежать. Потом вернулись, начали зубочистками кидаться, — Левиафан пошарил лапой под водой и выгреб со дна целую поленницу копий. — Я так и не понял зачем. А ты говоришь: попроси. Кто бы ещё слушать стал.
— Плохо, — посочувствовала Гвендолин. — Значит, отсюда никак нельзя выбраться?
Стоп. Тут что-то не вязалось. Каким же образом этакая туша протиснулась через дверной проем? Неужели еще яйцом принесли — в прошлом тысячелетии?
— Да выбраться-то немудрено, — сказал Левиафан. — Видишь туннель за моей спиной? Он ведет прямиком в море через подземные пещеры и озера.
— Почему же ты до сих пор не сбежал? — Гвендолин вытянула шею, вглядываясь в черное пространство.
— Я пытался. Но в конце туннеля заколдованная решетка, вся покореженная — наверное, не одно поколение левиафанов переломало об нее зубы, кости и шеи. Мне нипочем ее не вырвать.
— Ее, наверное, заколдовывала сама Кагайя?
— Подавись я огнем, если нет! Эта мерзкая, злобная пиранья — единственная ведьма в замке.
— Не единственная, — удивилась Гвендолин.
— Знаю, знаю, у ее матери в кладке… или как у людей правильно говорить — в помете? — ещё одна колдунья была, Цирцея. Но они друг с другом уже лет двести не общаются.
— Да нет же! Я говорю об Айхе! — Гвендолин запнулась, ощущая, как ее буквально пропитывает тоска, и тяжелое чувство вины, и стыд. Ведьма избила мальчишку у нее на глазах и явно не собиралась останавливаться, когда захлопнулась дверь в грот. Да она места живого на нем не оставит!
— Что за Айхе? — недоверчиво спросил Левиафан. — Эй, в чем дело?
— Мне нужно отсюда выбраться, — Гвендолин сердито сморгнула подступившие слезы. — Если выберусь, то отыщу Айхе, и он поможет тебе вернуться в море.
— Правда?
— Я постараюсь. Ты сможешь найти дорогу?
— Конечно.
— Тогда договорились, — Гвендолин потерла слипающиеся глаза. Скрючилась на жалком каменном плевке, торчащем посреди подземного озера. И не заметила, как соскользнула то ли в обморок, то ли в сон, где не существовало ни морских драконов, ни кровожадных ведьм, ни проклятого волшебства.
Небытие, казалось, продлилось не дольше мгновения.
Заскрежетали ржавые дверные петли, и слепящий огонь факела вспорол непроглядный мрак. Гвендолин зажмурилась, а когда глаза привыкли к свету, обнаружила, что Левиафана и след простыл. Видать, крепко она заснула, раз не заметила, как гигантский ящер снялся с места и уплыл — он ведь наверняка поднял здесь настоящий шторм!
В прямоугольнике дверного проема нарисовалась круглая, обтянутая знакомыми ремнями фигура Когана. Выставив перед собой копье (ага, спасла бы его эта зубочистка!), Коган ткнул факелом вправо, влево, снова вправо. Тут взгляд его, похоже, споткнулся о Гвендолин, зашевелившуюся на камне. Факел в руке дернулся, выписал ломаную кривую и едва не вывалился в воду.
— Доброе утро, — просипела Гвендолин, обхватив ладонью саднящее горло. Ну вот, простыла. Отделаться насморком, безусловно, приятнее, чем быть съеденной, однако ни радости, ни облегчения по этому поводу не ощущалось. Нутром чувствовала: ведьма так просто не угомонится.
— Ы-ы-ы, — промычал Коган, вытаращив глаза и бестолково тыча в Гвендолин копьем. Как бы его от изумления удар не хватил.
— Я вас уже заждалась, — соврала Гвендолин, растирая руками окоченевшие плечи. Тоненькая джинсовая курточка не спасала от подземного холода, а голые колени так и вовсе смерзлись, затекли — не разогнуть. И зуб на зуб не попадал. Хорошо, если она отделается лишь простудой. Как бы чего похуже не вышло.
— К-как же… откуда… — мощный бас Когана скакнул вверх на три октавы, — ты разве… Ты жива!
— Я заметила, — Гвендолин героическим усилием поднялась на ноги. Промокшие туфли противно хлюпали и скользили по причудливому рельефу камня. Вдобавок ко всему начало подташнивать. Когда она в последний раз ела? Сутки назад? — Теперь можно выйти? Я промерзла до костей.
— Выходи, — Коган попятился, когда Гвендолин, осторожно нащупывая подошвами дно, вброд пробралась к двери. И даже не помог вскарабкаться по острым уступам на высокий порог.
Дверь с металлическим грохотом закрылась. Потеплело на целый градус или два. Запахло едкой гарью от коптящего факела. Протягивая мертвенно-синие руки к огню, Гвендолин словно увидела себя со стороны: окоченевшую, трясущуюся, с безумными глазами. Неудивительно, что Коган смотрит на нее как на привидение. Не каждый день на тебя надвигается этакое воскресшее из мертвых чучело.
Впрочем, он скоро очухался. Сдвинув клочковатые сивые брови, набычился и грохнул копье в угол у второй двери. Затем поднял с пола какую-то пыльную и довольно вонючую мешковину в бурых пятнах. Замешкался.
— Ну? И что с тобой теперь делать? Куда девать?
Коган, видимо, решил, будто Левиафан попросту не объявлялся. Гвендолин не стала его разубеждать и делиться подробностями минувшей ночи. Хотя, может, и стоило? Ведь ее могли засунуть в проклятый грот снова, чтобы уж наверняка.
— Ладно, — натужные размышления отразились на его мясистой физиономии и свелись, наконец, к предсказуемому результату: — Отведу тебя к Кагайе.
