Замок лорда Валентина - Сильверберг Роберт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Когда лучи рассвета изгнали из его души видение ужасного леса, он, спотыкаясь, заторопился к Храму Хозяйки Острова, венчавшему Алаизорские холмы, и попросил позволения совершить паломничество на Остров Сна. Он назвался своим настоящим именем — Сигмар Халигом. Чего ради ему было теперь скрываться?
Как и все желающие, он получил разрешение и спустя непродолжительное время среди множества других, стремившихся поклониться Повелительнице Снов, уже плыл в Нуминор, порт на северо-восточном берегу острова. Все время, пока он плыл по морю, его посещали послания; одни раздражали и смущали его, воздействие нескольких было просто ужасающим, но когда он, дрожа всем телом и обливаясь слезами, просыпался, рядом оказывались другие паломники, которые помогали ему успокоиться. К тому же так или иначе, но теперь, когда он препоручил свою жизнь Повелительнице, сновидения, даже худшие из них, лишились большей части своего значения. Главный ущерб, наносимый посланиями — это он уже понял,— состоит в разрушении повседневного порядка жизни, в осознании невозможности сопротивляться чуждым пугающим образам. Но у Халигома не было больше той жизни, которую можно было бы разрушить,— так какое значение теперь имело то, что, открывая глаза поутру, он дрожал от страха?
Он не был больше ни торговцем точными инструментами, ни борцом с сорняками, ни птицеловом — он стал никем и ничем и не имел собственного «я», нуждавшегося в защите от нападений противника. И наконец среди потока посланий на него снизошел странный, своеобразный покой.
В Нуминоре он был препровожден на террасу Оценки — внешний, самый низкий ярус Острова, где, как он был уверен, ему предстояло провести весь остаток жизни. Повелительница допускала паломников в глубь Острова постепенно, шаг за шагом, согласно темпу их видимого ей одной внутреннего прогресса, и тот, чья душа была запятнана убийством, мог навсегда остаться на окраине святого места, выполняя какие-нибудь грязные и неприятные работы. Но это его нисколько не страшило. Он хотел всего лишь укрыться от посланий Короля и надеялся, что рано или поздно окажется под защитой Повелительницы и будет забыт своим преследователем с Сувраэля.
Облаченный в мягкие, бесформенные одежды паломника, он шесть лет трудился садовником на наиболее удаленной от центра острова террасе. Его волосы поседели, спина сгорбилась; он научился отличать мельчайшие ростки сорняков от проклюнувшихся над землей стебельков цветов. Первое время послания мучили его каждый месяц или два, а затем стали появляться все реже и реже. Хотя они так и не прекратились, он с каждым разом переносил их все легче и легче, словно приступы боли в старой, полузажившей ране. Иногда он вспоминал о своей семье, которая, несомненно, давно считала его погибшим. Он думал также о Глейме, повисшем в воздухе с выражением крайнего изумления на лице и с этим изумленным выражением канувшем в вечность. А существовал ли когда-нибудь такой человек и действительно ли он, Халигом, убил его? Произошедшее казалось ему теперь нереальным, все случилось так безумно давно… Халигом не чувствовал никакой вины за преступление, в самом факте которого он все чаще и чаще сомневался. Но он помнил деловые переговоры, перешедшие в ссору, и высокомерный отказ другого торговца увидеть возникшие по его вине трудности, грозившие Халигому разорением, и момент слепого гнева, когда он ринулся на своего врага. «Да, да, все было именно так,— думал Халигом,— и Глейм и я, мы оба лишились жизней во время этой мгновенной вспышки гнева».
Халигом добросовестно выполнял все, что от него требовалось: предавался медитациям, посещал толковательниц снов (здесь такие визиты были обязательными) — ни одна из них ни разу не сказала ни слова по поводу его посланий — и получал указания от служителей храмов. Весной седьмого года он был призван на следующий ярус острова — террасу Вступления — и провел там много месяцев; паломники приходили и уходили, поднимались наверх, на террасу Зеркал, а он по-прежнему оставался здесь. Он почти не разговаривал с другими, не обзаводился друзьями и смиренно воспринимал послания, которые все так же продолжали посещать его, хотя достаточно редко и нерегулярно.
На третий год своего пребывания на террасе Вступления он заметил в столовой низенького хилого человека средних лет, со странно знакомым взглядом, устремленным в его сторону. Целых две недели новичок не сводил глаз с Халигома. В конце концов Халигом не смог сдержать любопытства, принялся осторожно расспрашивать окружающих и выяснил, что этого человека зовут Говиран Глейм.
Он ожидал чего-нибудь подобного. Улучив первую же свободную минуту, Халигом подошел к нему.
— Вы не согласитесь ответить на мой вопрос?
— Если смогу.
— Скажите, вы уроженец город Гимкандэйла, что на Замковой горе?
— Да,— ответил Говиран Глейм.— А вы из Сти?
— Да,— признался Халигом.
На некоторое время оба затихли. Затем Халигом нарушил молчание.
— Значит, это вы преследовали меня все эти годы?
— Нет, что вы! Ни в коей мере.
— Значит, то, что мы оба оказались здесь, просто совпадение?
— Я думаю, что не никаких случайных совпадений вообще не бывает,— сказал Говиран Глейм.— Но я не предпринимал никаких шагов для того, чтобы попасть туда, где вы находитесь.
— Вы знаете, кто я такой и что я сделал?
— Да.
— И чего же вы хотите от меня? — спросил Халигом.
— Хочу? Чего я хочу? — Глаза Глейма, маленькие, темные и сверкающие, такие же, как и у его давно погибшего отца, в упор смотрели на Халигома.— Чего я хочу? Расскажите мне, что случилось в Вугеле.
— Давайте прогуляемся,— предложил Халигом.
Они прошли сквозь свежеподстриженную живую изгородь из сине-зеленых кустов в сад цветущих алабандинов; Халигом постоянно прореживал их саженцы, чтобы цветы были крупнее. И здесь, среди благоухающих клумб, Халигом спокойным, ровным голосом описал те события, о которых не говорил никогда и никому и которые стали уже почти нереальными для него самого: встреча, ссора, окно, река… Во время этого рассказа лицо Говирана Глейма не отражало ровным счетом ничего, хотя Халигом не сводил с него глаз, пытаясь отгадать намерения этого человека.
Завершив свой тяжелый рассказ, Халигом замер в ожидании реакции. Но реакции не последовало.
— И что же случилось с вами потом? — спросил Глейм после долгой паузы.— Почему вы исчезли?
— Король Снов истерзал мою душу жестокими посланиями и довел до таких мучений, что я спрятался в Норморке, а когда он отыскал меня там, я продолжал скрываться, перебегая с места на место, и наконец в качестве паломника прибыл на Остров.
— И Король все еще преследует вас?
— Время от времени меня посещают послания,— ответил Халигом и покачал головой.— Но они бесполезны. Я страдал, я принес покаяние, но все бессмысленно, поскольку я не чувствую никакой вины за свое преступление. Это был момент безумия, и я тысячи и тысячи раз желал, чтобы этого никогда не случилось, но я не могу принять на себя никакой ответственности за смерть вашего отца: он довел меня до безумия, я толкнул его, и он упал, но этот поступок не имел ни малейшей связи со всеми остальными перипетиями моей жизни и потому это не было моим действием.
— Значит, случившееся вы воспринимаете именно так?
— Да, именно так. И все эти годы мучительных снов — что хорошего они принесли? Если бы я воздержался от убийства, боясь мщения Короля, вся система наказания была бы оправдана; но я не думал ни о чем, и уж конечно, не о Короле Снов, и потому считаю кодекс, согласно которому был наказан, бесполезным. Точно так же было и с моим паломничеством: я прибыл сюда не столько для того, чтобы искупить вину, сколько для того, чтобы скрыться от Короля и его посланий, и, предполагаю, это мне почти что удалось. Но ни мое искупление, ни мои страдания не возвратят к жизни вашего отца, так что вся эта головоломка, как оказалось, не имеет решения. Действуйте! Прикончите меня, и покончим с этим.
— Прикончить вас? — удивился Глейм.
