Божьи воины. Трилогия - Сапковский Анджей (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗

Девушка отрицательно покачала головой. Губы у нее заметно вздрогнули. Сталеглазый знал, в чем дело. Тибальд Раабе докопался до истины. В тот злосчастный день рыцарь Хартвиг Штетенкрон вез дочь к живущим в Барде родственникам. Он вез ее, забрал из собственного – впрочем, очень бедного, – имения, чтобы освободить от завистливой и зловредной тирании мачехи, своей второй жены. Чтобы забрать из поля досягаемости потных лап двух сыновей мачехи, бездельников и пьяниц, которые после того, как опозорили всех местных и близлежащих служанок и дворовых девок, начинали уже многозначительно поглядывать на Эленчу.

– Ты не думала вернуться?

– Мне здесь хорошо.

«Ей здесь хорошо, – мысленно повторил он. – У родственников, до которых она добралась после бегства и бродяжничества, она пробыла недолго. Не успела ни обосноваться, ни привыкнуть, не говоря уж о том, чтобы полюбить. Уже в декабре Бардо захватили, обобрали и сожгли гуситы, градецкие Сиротки Амброжа. Родственники, оба, муж и жена, погибли во время резни. Несчастье преследует эту девушку. Фатум. Злой рок».

Из сожженного Барда Эленча попала в приют в Зембицах. Осталась там недолго. Вначале как пациентка, погруженная в глубокую, граничащую со ступором апатию. Потом, выздоровев, занялась другими больными. В последнее время – пронырливый и вездесущий Тибальд Раабе узнал и это – ею заинтересовались стшелинские клариски, а Эленча совершенно серьезно подумывала о послушничестве.

– Значит, – сделал вывод сталеглазый, – остаешься здесь.

– Останусь.

«Останься, – подумал сталеглазый. – Останься. Совершенно необходимо, чтобы ты осталась. Эленча Штетенкрон».

– Брат Анджей Кантор?

– Я… – Дьякон Воздвижения Креста подскочил, слыша неожиданный голос за спиной. – Это я… Ох… Матерь Божья! Это вы!

Стоявший у него за спиной мужчина был весь в черном – черный плащ, черный вамс, черные брюки, черные, доходящие до плеч волосы. Птичье лицо, нос как птичий клюв.

И взгляд дьявола.

– Это мы, – с усмешкой подтвердил птицеликий, а его усмешка заставила застыть кровь в жилах дьякона. – Давненько мы не виделись, Кантор. Я забежал в Франкенштайн, чтобы узнать, не…

Дьякон сглотнул слюну.

– Не выспрашивал ли последнее время кто-нибудь обо мне?

Установилось незыблемое правило: в те дни, когда Конрад Олесьницкий, епископ Вроцлава, прибывал в Отмуховский замок, дабы «отвести душу», двери в епископские покои охранялись особо тщательно. Так, чтобы никто не смел их ни отворить, ни тем более войти в них. Поэтому епископ обмер, когда двери неожиданно с грохотом раскрылись и в спальню ворвалась группа из нескольких человек.

Епископ выругался необычно грязно. Одна из монашенок, веснушчатая, рыжая и коротко остриженная, с писком выскользнула из межляжечных глубин епископа, вторая монашенка, также совершенно нагая, юркнула под перину, прикрыв голову и обильные прелести верхней половины тела, но выставив при этом на публичное обозрение гораздо более интимные части нижней половины.

Тем временем группа на пороге распалась на Кучеру фон Гунту, епископского телохранителя, двух отмуховских стражников и Биркарта Грелленорта.

– Ваша милость… – выдохнул Кучера фон Гунт. – Я пытался…

– Пытался, – подтвердил Стенолаз, сплюнув кровь с разбитой губы. – Но дело, с которым я прибыл, не терпит отлагательства. Я сказал ему это, но он не хотел слушать…

– Вон! – рявкнул епископ. – Все вон! Грелленорт остается!

Стражники, сутулясь, вышли вслед за Кучерой фон Гунтом. За ними, шлепая босыми ступнями, побежали обе монашенки, стараясь прикрыть рясами и рубашками как можно больше из того, что удавалось прикрыть. Стенолаз захлопнул за ними двери.

Епископ не поднялся с ложа утехи, лежал развалясь, только прикрыл самое суть, то, над чем еще недавно усердно трудилась рыжая монашенка.

– Хорошо, чтобы это действительно было срочно, Грелленорт, – зловеще предупредил епископ. – Чтобы это действительно было важно. Так или иначе, мне уже начинает надоедать твоя наглость. Думаю, пора отказаться от дурной манеры влетать ко мне через окно или проникать сквозь стены. Это может вызвать нездоровые толки. Ну ладно. Слушаю!

– Нет уж. Это я слушаю.

– Даже так?

– А у вашей епископской милости, – процедил Стенолаз, – нет ли случайно чего-то, что следовало бы мне сообщить?

– Ты что, белены объелся, Биркарт?

– Не утаиваешь ли ты, случаем, от меня чего-то, папочка? Что-то важное? Что-то, что, хоть оно и содержится в тайне, может стать известно всему миру?

– Что за бред! И слушать не хочу!

– Ты забыл Библию, князь епископ? Слова евангелиста? «Нет ничего тайного, что не стало бы явным» [613]. Любезно сообщаю, что отыскался свидетель нападения на сборщика податей, совершенного неподалеку от Барда тринадцатого сентября Anno Domini 1425-го.

– Ну, ну, – ощерился Конрад из Олесьницы. – Свидетель. Нашелся. И что показал? Кто, интересно бы узнать, напал на сборщика?

Глаза Стенолаза блеснули.

– Раскрытие исполнителей – это лишь вопрос времени, – буркнул он. – Ибо так складывается, что того свидетеля нашли люди, к нам не расположенные. А имея свидетеля, они по нитке доберутся до клубка, и все вылезет наружу. В том числе и золото. Так что сбавь немного тон, епископ!

Епископ Конрад некоторое время зло смотрел на него.

Потом выбрался из ложа, накрыл наготу опончей. Присел на карла. И долго молчал.

– Как ты мог, папуля, – укоризненно сказал Стенолаз, усаживаясь напротив. – Как ты мог? Ничего мне не сказав? Не поставив в известность?

– Не хотел тебя волновать, – гладко солгал Конрад. – У тебя столько забот в голове… Откуда тебе известно о том свидетеле?

– Магия. И доносители.

– Понимаю. С помощью магии и доносителей можно будет, думаю, того свидетеля выследить… И… хм-м… убрать? Вообще-то ссал я на этого свидетеля, а на недоброжелателей тем более. Ничего они не могут мне сделать. Но зачем мне эти хлопоты? Если б удалось свидетелю втихую свернуть шею… А? Биркарт, сын мой? Поможешь?

– У меня масса забот в голове.

– Хорошо, хорошо. Mea culpa [614], – неохотно признался епископ. – Не злись. Ты прав. Я утаил! А что? Ты от меня ничего не утаиваешь?

– Зачем, – Стенолаз предпочитал не признаваться, что, и верно, утаивает, – зачем, поясни мне, князь епископ, ты грабанул деньги, которые якобы должны были послужить святому делу? Войне с чешской ересью. Круцьяте, к которой ты постоянно призываешь?

– Я эти деньги спас, – холодно ответил Конрад. – Благодаря мне они послужат тому, чему послужить должны. Будут истрачены на то, на что следует. На наемников, на коней, на сбрую, на орудия, на ружья, на порох. На все, с помощью чего мы сумеем преследовать, побить и уничтожить чешских отщепенцев. И можно быть уверенным, что никто эти деньги не растратит. Если бы собранные подати поехали по Франкфурт, их просто бы разворовали. Как всегда.

– Аргументация, – усмехнулся Стенолаз, – достаточно убедительная. Но сомневаюсь, чтобы папский легат дал себя убедить.

– Легат – самый большой ворюга. Впрочем, о чем мы говорим? И легат, и князья уже получили свое серебро, ведь после грабежа мы собрали подати еще раз. Как ими воспользовались, известно. Под Таховом! То, что не попало в их карманы, осталось на поле боя, с которого они позорно сбежали, все оставив гуситам! А та подать? О ней даже уже не вспоминают. Это уже история.

– К сожалению, нет, – спокойно возразил Стенолаз. – Те подати одобрил Райхстаг. Тот, кто украл деньги, насмеялся над князьями электорами Райха, насмеялся над архиепископами. Они дела так не оставят. Будут нюхать, будут копаться. В конце концов обнаружат правду. Либо у них возникнут обоснованные подозрения.

– И что мне сделают? Что они могут мне сделать? Навредить мне не смогут. Это Силезия! Здесь моя власть и сила! Maior sum quam cui possit Fortuna nocere [615].