Напарница - Авербух Наталья Владимировна (читать полную версию книги txt) 📗
Предотвратила скандал Ивона, которая, не вмешиваясь ни в какие дела (у дома есть хозяйка, не так ли?) была в курсе всего происходящего, всех мелких семейных тайн и сплетен. Девчонка была самым наглым образом опоена и проспала свой побег, а к соблазнителю вышел разгневанный отец, весьма раздосадованный требованием «дражайшей кузины» не убивать подлеца. Но так и впрямь вышло лучше: собственноручно написанное признание в самых гнусных намерениях (с шпагой у горла не поспоришь), приправленное кое-какими доказательствами, бог весть откуда добытыми Ивоной, сделали своё дело. Девчонка забыла своего «жениха» раз и навсегда, но вот родителям долго не могла простить покушение на свою свободу.
Прошёл ещё год, и положение снова спасла вездесущая тётушка. Девочке тогда было, наверное, семнадцать или восемнадцать лет… нет, наверное всё же семнадцать. Ивона заставила Аманду пригласить к себе в гости нескольких своих племянников из дейстрийской родни. Все очень приличные, очень правильные юноши, они нагоняли на Клару закономерную тоску. Однако с ними приехал ещё один юноша, не очень богатый и совсем уж невзрачный паренёк, вокруг которого Ивона построила такую интригу, что политикам впору у неё учиться.
Начала она, помнится, с того, что заставила Дрона обратить внимание на паренька. Мальчик как мальчик, синдик не очень-то понимал современную молодёжь. Только и знает, что все дни напролёт сидеть возле его дочери, да вздыхать! Клара смеялась над ним, и правильно делала, но Ивона почему-то вбила себе в голову, что это подходящая партия для Клары и подговорила Дрона устроить скандал.
Синдик усмехнулся. Скандал тогда вышел замечательный, мальчишка думал, сейчас дикий остриец его прирежет как курицу, а Клара была вне себя. Как! Опять отец осмеливается вмешиваться в её судьбу!
Потом были тайные переговоры с мальчишкой, и вот Клара, чей темперамент превосходил всё, что можно было бы ожидать от дочери её родителей, приняла — гордо, напоказ — приглашение на какую-то там дурацкую прогулку по окрестностям. Мальчишка возил её весь день, а после привёл домой и вежливо откланялся, зайдя себе в комнату за какой-то палкой.
Хитрый ход, ничего не скажешь, ведь Клара была уверена, что он провздыхает возле неё весь вечер до самой ночи. Мальчишка, как потом выяснил Дрон, не пошёл к любовнице — её у него попросту не было, не заглянул в ближайший бордель, не стал бродить по городу в надежде наткнуться на достойного противника и скрестить с ним шпаги, как сделал бы сам синдик в его возрасте. Он не стал снимать заранее квартиру или комнату в гостинице, как советовала ему Ивона. Он только взял палку, альбом, карандаш и тёплый плащ, и ушёл в ночь. И так продолжалось несколько дней подряд, пока Клара не заинтересовалась, куда он ходит.
Оказалось, мальчишка астроном, и ради Клары оставил было наблюдения за ночным небом. Сейчас, когда ему посоветовали напустить на себя независимость пополам с таинственностью, он не нашёл ничего лучше, чем вернуться к любимому делу! А самое отвратительное — что эта проклятая девчонка пришла в восторг и повадилась по ночам лазить в окошко, чтобы вместе с ухажёром в чистом поле предаваться — выговорить противно! — астрономическим наблюдениям. И, самое противное, именно этим они и занимались! Ночь за ночью, малолетние безумцы!
Это продолжалось весь сезон, пока не стало так холодно, что Аманда, посвящённая в суть дела, не отказалась наотрез отпускать свою дочь, одетую кое-как, на ночные наблюдения.
— Пока дело касалось приличий, я была спокойна, — говорила синдику жена. — Я знаю родителей Эмиля, знаю его самого — он хороший мальчик, и, я уверена, не способен на глупости. Но сейчас речь идёт о здоровье детей, и я не могу допустить подобного неразумия.
Аманда настояла на том, чтобы поговорить с приличным мальчиком Эмилем наедине. Ивона, как всегда, подсматривающая и подслушивающая за всем, что происходит в доме, рассказала, что «кузина», как образцовая мать, спросила юношу относительно его намерений. Не то он не так понял, не то Клара, когда ей передали этот разговор, совсем ополоумела, да только «дети» этой же ночью сбежали в Дейстрию, к родителям Эмиля, где поженились с такой поспешностью, что у всех четырёх родителей не нашлось слов.
Вот тебе и приличный мальчик из приличной семьи! Родила Клара, правда, через девять месяцев после свадьбы, зато сразу двойню. Ивона посмеивалась, мол, дети старят, а двойня старит вдвойне, а Аманда сияла от счастья. Её радовала роль бабушки и огорчала только невозможность видеть малышей каждый день: полгода они проводили на родине отца, подальше от злых морских ветров, дующих в Острихе.
Перед дверью Дрон снова усмехнулся. Странно, при воспоминаниях о прожитых с Амандой годах на ум постоянно приходит Ивона. И, однако же, он был женат не на ней и не от неё были его дети. А ведь она любила их, и только с ними бывала иногда весёлой, ласковой, искренней…
Словно в доме жили не две женщины, а одна, почему-то разделённая на две ипостаси. Вздор, чепуха, нелепица!
Войдя в малую гостиную, Дрон Перте вздрогнул. Он уже успел отвыкнуть от мертвящего взгляда «кузины». Такой она была первый год их совместной — с ним и Амандой — жизни. Не человек, а только оболочка, и одно лишь чувство прорывается иногда — ненависть. Тогда она говорила, мол, ненавидит их за то, что не дали ей умереть, как хотела.
— Спасибо, что нашёл для меня время, Дрон, — ровным голосом начала Ивона. — мне надо с тобой поговорить.
— Прямо сейчас? — недовольно спросил синдик, доставая из жилетного кармана часы. — С минуту на минуту приедет Клара с мужем, и…
— Это неважно, — перебила его Ивона. — Моё дело не займёт много времени, а решить его надо срочно.
— Ну, говори, что у тебя там, — проворчал Дрон.
Да, именно такой она была первый год или чуть меньше того. Спокойная, беспристрастная, полная ненависти. Казалось, Ивона только и ждала случая нанести удар. И случай представился — когда Дрон, тогда ещё только сын и наследник синдика городских стрелков решил разнообразить весьма бесцветную супружескую жизнь визитом кое к кому из своих давних знакомых. Разумеется, он предупредил жену, что дела задержат его вне дома, и чтобы она не беспокоилась, а ужинала и ложилась спать без него. Аманда была хорошей женой — она кивнула, не думая возражать или задавать вопросы. Но он-то заметил и навсегда запомнил взгляд Ивоны, её вспыхнувшие торжеством глаза.
Разумеется, никуда он не пошёл. После обеда Аманде внезапно сделалось плохо, и весь вечер и всю ночь ему пришлось провести у её постели. Ни о каком визите к знакомым дамам не могло быть и речи, как не могло быть и речи о том, чтобы поделиться с женой своими подозрениями. Как же! Ивона, которая её так любит! Дорогая «Кати» — и вдруг будет подсыпать ей в суп отраву! Нет, Дрону оставалось только молчать и ждать, когда представится более удобный случай вывести отравительницу на чистую воду.
Случай мог бы представиться вскоре, потому что не прошло и недели, как Дрон возобновил свою попытку — с тем же результатом. Но и тогда ему не удалось поймать мерзавку на месте преступления. Как он ни пытался выследить «кузину», как ни предостерегал её от подобной подлости — ничего не помогало. Ивона была одержима одной только мыслью, и ждала, постоянно ждала, когда он удалится из дома, чтобы отравить его жену!
Год, кажется, был на исходе, когда дела заставили Дрона поехать в столицу. Сейчас уже сложно вспомнить, что это были за дела, но совершенно точно, что ничего законного в них не было. И, конечно, сын синдика намеривался повеселиться на славу… если бы не заметил торжествующий, ненавидящий взгляд дорогой «кузины». Нет, невозможно оставить эту безумную рядом с Амандой, чтобы, вернувшись, не застать в живых ни той, ни другой! Убедить Ивону, что ей стоит поехать с ним, было не так-то сложно, как казалось. Некие дела, связанные с её наследством, а, может, она надеялась найти в столице кого-то из прежних друзей — это теперь вспоминалось смутно. Аманда протестовала больше, и не из ревности, как протестовала бы на её месте любая другая жена, нет, она боялась, что дорогой муженёк вернётся без её любимой «Кати»! Уж он и клялся, божился, и ругался, и уговаривал… Хотел было взять и Аманду с собой, но она была тогда уже на сносях, и ей не позволили врачи.
