Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз (мир бесплатных книг TXT) 📗
— Ух-угу, ух-угу! — Круглая голова вынырнула из-под крыла. Приоткрыв один глаз, филин проговорил: — Белки весть принесли, как вы явились из-под земли. А я утром пораньше принес весть королевичу Рилиану. Королевич уже в пути, и вам надо идти. Спокойного вам дня, не будите меня. Угу? — И голова вновь исчезла.
Поняв, что от филина толку не добьешься, Джил решила встать и посмотреть, где тут можно умыться и чем можно подкрепиться. Но едва она успела подняться, как по каменному полу зацокали копытца, и в пещеру вошел маленький фавн.
— Ах-ах! Вы уже пробудились, дочь Евы? — Фавн учтиво поклонился. — Не сочтете ли вы за благо разбудить и сына Адама? Вам следует поспешить, ибо два кентавра любезно согласились доставить вас в Кэйр-Паравел, — и добавил, понизив голос: — Полагаю, вы понимаете, какая это небывалая, неслыханная честь ехать верхом на кентавре. Насколько мне известно, такого не случалось испокон веков. Посему не следует заставлять их ждать.
— Где королевич? — первым делом спросили разбуженные Юстейс и Зудень.
— Королевич уже на пути в Кэйр-Паравел, — отвечал фавн, имя которому было Златбег, — дабы успеть встретить своего отца, короля. Корабль его величества может прибыть в гавань в любой момент. Говорят, король не успел уплыть слишком далеко, ибо узрел Эслана. Мне неведомо, было то в видении или на самом деле, но Эслан велел королю возвращаться, сказав, что давно утраченный сын ждет его в Нарнии.
Юстейс и Джил помогали Златбегу готовить завтрак, а мокроступу велели лежать. К нему пригласили кентавра по имени Облород, известного врача, или, как сказал Златбег, «костоправа», чтобы тот осмотрел обожженные ступни.
— Э-хе-хе! — удовлетворенно вздохнул Зудень. — Боюсь, укоротят мне ноги по колени — ничего иного и ждать нечего. Вот увидите, — и остался в постели.
На завтрак была яичница-болтунья с поджаренными хлебцами, и Юстейс набросился на еду так, будто на ночном пиру не съел ни крошки.
— Вот что я вам скажу, сын Адама, — молвил фавн, с некоторым страхом наблюдая за тем, как Юстейс набивает рот. — Вероятно, не следует так уж поспешать. Полагаю, кентавры еще не завершили утренней трапезы.
— Значит, они тоже проспали? — спросил Юстейс, — Готов поспорить, сейчас уже часов десять.
— О, нет, — отвечал Златбег. — Они поднялись до зари.
— Ага, значит, завтрак был не готов, — сказал Юстейс.
— О нет, они приступили к трапезе, как только пробудились.
— Вот это да! — Юстейс даже перестал жевать. — Ничего себе завтрачек!
— Ах, сын Адама, разве вы не знаете? У кентавров два желудка — один человеческий, другой лошадиный. И оба, прошу прощения, нужно набить. Поэтому на первую перемену кентаврам подается овсянка, почки, бекон, омлет, холодная ветчина, хлебцы, мармелад, кофе и пиво. Вторая перемена у них лошадиная — час-другой они пасутся на травке. А на десерт у них пареные отруби, овес и мешок сахара. Вот почему пригласить кентавра в гости на день-два — весьма серьезное мероприятие. Уверяю вас, весьма серьезное.
В этот момент по камням загрохотали копыта, все оглянулись и увидели у входа двух кентавров, одного с черной бородой, ниспадающей на мощную грудь, другого — с золотистой. Пригнув головы, кентавры заглянули в пещеру. Тут наши герои притихли и быстренько покончили с завтраком. Ведь кентавров не назовешь благодушными существами. Они торжественны, величавы, преисполнены древней мудрости, полученной от звезд; они редко смеются, редко гневаются, но гнев их ужасен, как волна прибоя в бурю.
— До свидания, милый Зудень, — Джил подошла к постели лягвы-мокроступа. — Я была не права, считая тебя занудой.
— И я тоже, — сказал Юстейс. — Ты — лучший в мире друг.
— Надеюсь, мы еще встретимся, — добавила Джил.
— Боюсь, этому не бывать, — отвечал Зудень. — Боюсь, я никогда уже не увижу мой старый вигвам. И королевич, он, конечно, хороший малый, но не кажется ли вам, что здоровье у него никудышное? Столько лет провести под землей — ничего иного и ждать нечего. Выглядит — краше в гроб кладут.
— Ах ты, Зудень! — воскликнула Джил. — Ах ты, старый притвора! Вид постный, как на похоронах, а сам счастлив. Ты всегда говоришь «боюсь, боюсь», а на самом деле отважен, как Лев.
— Боюсь, насчет похорон… — начал было лягва, но Джил, услышав, как кентавры перебирают копытами, удивила его — обняла за тощую шею и поцеловала в грязно-серый лоб. Юстейс пожал перепончатую руку. Потом они выбежали из пещеры, а лягва-мокроступ, откинувшись на вересковое ложе, сказал сам себе: «Боюсь, об этом я и не мечтал. Далее при том, что я не то чтобы не красавец».
Ездить верхом на кентавре, вне всяких сомнений, великая честь (кроме Джил и Юстейса таковой чести, насколько известно, не удостаивался никто из живущих под небом), однако сидеть на нем очень неудобно. Никто, кому дорога жизнь, не рискнет седлать кентавра, а скакать без седла — не слишком приятное дело, особенно если вы, подобно Юстейсу, никогда не учились верховой езде. Кентавры были чрезвычайно осторожны, вежливы и добры, и покуда скакали по нарнианскому лесу, не поворачивая головы, рассказывали своим седокам о целебных свойствах трав и корней, о влиянии планет, о девяти именах Эслана и что каждое означает, и обо всем таком прочем. Хотя было и больно, и тряско, но многое дали бы наши герои, чтобы эта поездка повторилась: снова увидеть поляны и склоны, укрытые искрящимся свежим снегом, снова услышать от зайцев, белок и птиц пожелание доброго утра, снова вдохнуть воздух Нарнии и насладиться голосами нарнианских деревьев!
Спустились к реке, ярко синеющей под зимним солнцем, и переправились на пароме — единственный мост остался много выше по течению, у городка Беруна, знаменитого своими красными черепичными крышами. Паромщиком оказался лягва-мокроступ, потому что всеми водяными работами и рыбной ловлей в Нарнии занимаются именно лягвы. Потом ехали по южному берегу реки до самого Кэйр-Паравела. А подъезжая к замку, увидели скользящий по реке яркий, подобный птице, корабль — тот самый, что стоял у причала, когда они только явились в Нарнию. Весь королевский двор собрался на прибрежном лугу встречать короля Каспиана. Королевич же Рилиан, сменивший черные одеяния на алый плащ и серебристую кольчугу, стоял без головного убора у самой воды и ждал. Наместник гном Трампкин был рядом с ним в своей повозке, запряженной ослом. Пробиться к королевичу сквозь толпу казалось невозможным, да и неловко было. Потому наши герои попросили у кентавров разрешения посидеть еще немного на их спинах, потому что сверху лучше видно. И кентавры разрешили.
Звук серебряных труб с палубы корабля разнесся над рекой; мореходы бросили конец, крысы (конечно, это были говорящие крысы) и лягвы-мокроступы быстро закрепили канат на пристани; корабль пришвартовался. Оркестр, не видимый в толпе, заиграл торжественную, триумфальную музыку. Были спущены сходни.
Джил ждала, что вот сейчас спустится старый король. Но что-то там было не так. Вместо короля на берег сошел придворный с бледным лицом и преклонил колено перед королевичем и наместником. Какое-то время они, сблизив головы, переговаривались, и никто не мог расслышать, о чем. Музыка гремела, но встречающие насторожились. Потом на палубе появились четыре рыцаря с ношей на плечах. Когда они стали спускаться по сходням, все увидели, что это носилки, на которых лежит старый король, бледный и недвижимый. Носилки установили на пристани. Королевич пал на колени и обнял отца. И было видно, как король Каспиан Десятый поднял руку, благословляя сына. В толпе раздались приветственные клики, но не очень-то дружные, — все чувствовали, что радость неуместна. Вдруг голова короля откинулась на подушки, оркестр смолк, наступила мертвая тишина. Королевич, припав к груди отца, заплакал.
Толпа зашушукалась, задвигалась, и Джил увидела, как в единый миг исчезли шапки, шляпы, шлемы и капюшоны — все обнажили головы, и Юстейс тоже. Что-то зашелестело, захлопало над замком. Джил оглянулась: большой штандарт с золотым Львом медленно сползал вниз по флагштоку. И вновь зазвучал оркестр, застенали струны, зарыдали трубы — от этой медленной беспощадной музыки разрывалось сердце.
