Железная звезда - Сильверберг Роберт (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Белилала, казалось, и не заметила, что он весь день где-то бродил. Она сидела на террасе, безмятежно попивая густой молочный напиток до черноты сдобренный пряностями. Она предложила ему отпить, но Чарльз отказался.
— Помнишь, я утром говорил, что видел человека с рыжей бородой? — спросил Филлипс.— Он гость. Мне сказал Хоук.
— Правда?
— Из эпохи на четыреста лет ранее моей. Я поболтал с ним. Он думает, что его перенесли сюда демоны,— Филлипс внимательно посмотрел на Белилалу,— Я тоже гость?
— Конечно, любовь моя.
— А как меня сюда перенесли? Тоже призвав демонов?
Белилала безучастно улыбнулась.
— Спроси у кого-нибудь другого. Скажем, у Хоука. Я во все это не очень углублялась.
— Ясно. А знаешь сколько всего гостей?
Вяло пожав плечами, она ответила:
— Не так уж много. Кроме тебя, слыхала о троих. Но, думаю, сейчас должно быть больше.— Она накрыла его ладонь своей.— Как провел время в Мохенджо, Чарльз?
Он пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Я спрашивал Хоука насчет Гайойи.
— Да?
— Он сказал, что здесь ее нет. Отправилась то ли в Тимбукту, то ли в Ныо-Чикаго. Точно не знает.
— Похоже на правду- Все знают, что Гайойя надолго нигде не задерживается.
Филлипс кивнул.
— На днях ты назвала Гайойю краткосрочником. Значит, она постареет и умрет, да?
— Я думала, ты это понял, Чарльз.
— Несмотря на то что ты не постареешь? Как и Хоук, и Стенгард, и все прочие из вашей компании?
— Мы живем столько, сколько пожелаем,— ответила Белилала,— Но мы не стареем, нет.
— А отчего становятся краткосрочниками?
— Видимо, такими рождаются. Какой-то ген отсутствует или, наоборот, лишний. Признаться, толком и не знаю. Эти случаи чрезвычайно редки. И никто ничем не может им помочь. Оно довольно долго протекает, это старение. Но прекратить его нельзя.
Филлипс кивнул.
— Должно быть, очень неприятно,— сказал он,— быть одним из немногих подверженных старению людей в мире, где правит вечная молодость. Неудивительно, что Гайойя столь нетерпелива. Неудивительно, что она носится с места на место. Неудивительно, что она так быстро прикипела к волосатому варвару из двадцатого века, из того времени, когда абсолютно все были краткосрочниками. У нас с ней есть кое-что общее, ты не находишь?
— В каком-то смысле — да.
— Мы миримся со старением. Мы миримся со смертью. Скажи мне, Белилала, Гайойя очень скоро умрет?
— Скоро? Скоро? — Белилала смотрела на него как ребенок, широко раскрытыми глазами.— Как это — «скоро»? Как я могу знать? То, что под «скоро» подразумеваешь ты, вовсе не то, что под «скоро» подразумеваю я.— Но тут в ее поведении что-то изменилось, словно она только что услышала заданный вопрос. Спокойным тоном она сказала: — Нет, Чарльз, не думаю, что она очень скоро умрет.
— Когда она покинула меня в Чанъане, не значило ли это, что я ей надоел?
Белилала покачала головой:
— Ей просто тревожно. Ты тут ни при чем. Ты никогда ее не тяготил.
— Тогда лечу ее искать. Где бы она ни была: в Тимбукту, Нью-Чикаго... Я найду ее. Мы с ней созданы друг для друга.
— Возможно, ты прав,— отозвалась Белилала.— Да-да, думаю, ты прав.— Ее слова звучали равно беззаботно, непреклонно и безучастно.— Чарльз, во что бы то ни стало лети за ней. Следуй за ней. Найди ее. Где бы она ни была.
Когда Филлипс добрался до Тимбукту, город уже начали сносить. Еще на подлете, когда пыльную темно-желтую равнину сменило то место, где река Нигер встречается с песками Сахары, и он увидел квадраты серых, безликих, невыразительных домишек великой пустынной столицы, его обуял сильный восторг. Но едва он приземлился, как тут же увидел блестевших металлокожей роботов, снующих там и сям; целые орды носились повсюду, словно гигантские сверкающие насекомые, раздирая город на части.
О роботах Чарльз ничего не знал. Так вот как осуществляются все эти чудеса — армией услужливых машин. Он живо представил, как они суетливо выбираются из-под земли в любом из мест, где требуются их услуги, выползая из какого-то подземного хранилища, чтобы возвести вплоть до мельчайших мелочей Венецию или Фивы, Кнос, Хьюстон или любой другой затребованный город, чтобы потом, чуть позже, снова вернуться и по камню разнести его. И вот они старательно крушат саманные постройки, уничтожают тяжеленные, обитые металлом ворота, ровняют бульдозерами изящный лабиринт из улиц и каналов, сносят базар. В последний раз, когда он был в Тимбукту, этот базар переполняли орды скрывавших лица туарегов, чванливых мавров, черных суданцев, пронырливых сирийских торгашей, и все они со знанием дела торговали верблюдами и лошадьми, ослами, плитами соли, огромными зелеными дынями, серебряными браслетами, Коранами в роскошных переплетах... Теперь живописной толпы смуглых эфемеров не было. Как, впрочем, и туристов. Только клубилась в воздухе густая пыль разрухи.
К Филлипсу приблизился один из роботов и скупо произнес скрипучим голосом насекомого: «Сюда нельзя. Город закрыт». Чарльз уставился на ряды сканеров и сенсоров, мигавших и жужжавших на блестящем конусовидном рыльце создания.
— Я пытаюсь кое-кого разыскать, женщину, которая, возможно, недавно здесь была. Ее зовут...
— Город закрыт,— твердо произнес робот.— Нельзя остаться даже на час. Пищи нет, воды нет, крова нет. Здесь места нет. Вам здесь нельзя оставаться. Вам здесь нельзя оставаться. Вам здесь нельзя оставаться.
«Здесь места нет».
Что ж, возможно, они встретятся в Нью-Чикаго...
Чарльз вновь поднялся в воздух и полетел над пустошью на северо-запад. Бесплодная и голая земля под ним скрывалась, изгибаясь, в дымке горизонта. Что они сделали с остатками прежнего мира? Велели металлическим жукам прибрать все начисто? Ни обломка Рима, ни черепка Иерусалима, ни кирпича Пятой авеню? Хоть где-нибудь имеются старинные руины? Внизу сплошной пустырь — пустая сцена в ожидании декораций. Он сделал большой крюк, чтоб облететь по краю африканский выступ и теперь летел над тем, что он считал южной Европой.
Вдалеке виднелась темная крылатая капелька, контрастно выделявшаяся в ясном небе. Еще один путешественник... Чарльз хотел было выйти с ним на связь, но не знал, с чего начать. Ему просто хотелось услышать человеческий голос. Одиночество. Как будто он последний живой человек на Земле. Филлипс закрыл глаза и стал думать о Гайойе.
— Вот так? — спросил Филлипс. Стоя в обитом черным деревом овальном зале на шестидесятом этаже над уровнем слабо мерцавших улиц Нью-Чикаго, он приложил прохладный пластмассовый тюбик к верхней губе и нажал на загогулину в его основании. Сначала он услышал шипящий звук, а затем в ноздри ударил синий пар.
— Да,— сказала Кантилена.— Все верно.
Он распознал слабый аромат корицы, гвоздики и чего-то еще, что могло быть вареным раком. Затем внезапно закружилась голова, нахлынули видения: готические соборы, пирамиды, заснеженный Сентрал-парк, кирпичные трущобы Мохенджо-Даро и пятьдесят тысяч прочих мест одновременно — американские горки сквозь пространство и время. Казалось, это длилось века. В конце концов в голове прояснилось, и он, моргая, огляделся, тут же осознав, что это наваждение длилось только миг. Кантилена так и стояла рядом с ним. Другие туристы, находившиеся в зале,— пятнадцать—двадцать человек — едва сдвинулись со своих мест, а стоявший у дальней стены странный человечек с селадоновой кожей все также неотрывно глазел на Чарльза.
— Ну,— спросила Кантилена,— что скажешь?
— Невероятно.
— И весьма аутентично. Это настоящий нью-чикагский наркотик. Точная формула. Хочешь еще?
— Нет, не сейчас.
Его мутило, и все свои силы он бросил на то, чтоб устоять на ногах.
«Напрасно я нюхал эту дрянь».
В Нью-Чикаго Филлипс находился примерно неделю, а может быть и две. Этот город по-прежнему вызывал в его сознании какой-то странный и мучительный разлад. До этого он был здесь трижды, и каждый раз город был прежним. Нью-Чикаго — единственный из восстановленных городов, чья первоначальная инкарнация существовала после Чарльзовой эпохи. Для него он был частью непостижимого будущего, а для горожан — диковинной копией из археологического прошлого. Этот парадокс вызывал в голове сумятицу и невыносимый внутренний конфликт.
