Храни нас пуще всех печалей (СИ) - Чернова Ирина Владимировна (книги хорошего качества .TXT) 📗
- Верка, ты чего тут пристроилась, как неродная? - Тамара Петровна, начальница линии, уже навалила себе салата с горкой и плотоядно рассматривала, чем бы еще поживиться. - Давай, бери тарелку, да наливай стакан!
- Н-нет, спасибо, я тут посижу немного с вами, да пойду...мне в больницу надо, так что я пораньше отпразднуюсь.
- Ты чего это от коллектива отрываешься? - присоединилась к Тамаре Лидуха, толстая хохлушка, жившая в Питере уже три года с семьей. - Работаешь на износ, вон, отощала как доска, денег прилично получаешь, хата своя, а принести на стол пожрать не можешь? Куда деньги-то деваешь?
- Я же сказала, мне надо в больницу, туда все деньги и уходят. Врачи там, сестры, всем денег надо, - пояснила я, чувствуя закипающее внутри раздражение. Да какого черта они лезут в мою жизнь? Я же не ем и не пью за их счет, почему им все надо знать обо мне?
- Верка туда к мужику бегаеть, в психушке он лежить, - радостно вывалила рябая Танька. - Мой отчим там лежал, вот я ее и видела...да чего ты дуешься, подумаешь, психушка, там тоже люди лежать! Мужик ейный без мозгов, вот она его потом себе и забереть...а что, ничего не помнить, будеть за ней ходить, как собачка!
- Дура ты, Танька, - оборвала ее Тамара Петровна. - Ты же ничего не знаешь, а лезешь... Верка, это правда, что твой мужик там лежит?
- Правда. Только я не хочу об этом рассказывать никому.
- Ну и не рассказывай, коли охоты нету, - согласилась Тамара, жуя колбасу. - К нему пойдешь на весь Новый Год?
- Да, там сегодня рано выгонять не будут. Все, девочки, с наступающим вас всех! - как можно радостнее поздравилась я. - Пойду я, пожалуй...
- Стой, - приказала Тамара. - С чем пойдешь туда?
- Коньяк, шампанское итальянское, медсестрам. Вина...
- Да не врачам, сама-то что жрать будешь? Ничего? Сдохнешь же...Эй, девочки, дайте-ка сюда вон тот контейнер с салатом, и колбаски киньте с огурчиком...вот так...на, Верка, хоть поешь там, пока ночь коротать будешь! Все, вали к своему, уж заждался, поди!
Неожиданная поддержка подняла настроение, которое в последнее время катастрофически падало ниже плинтуса. Признаков улучшения у Бриана не наблюдалось и порой я впадала в беспросветное отчаяние, выходить из которого становилось все труднее и труднее, помогала лишь жизненная круговерть. Дом-работа-больница, дом-работа-больница...
Новый Год в больнице отличался для меня лишь одним - возможностью находиться рядом с Брианом не до одиннадцати вечера, а всю ночь. Главное - намыть полы, вынести горшки, сменить белье, где укажут и я могу сидеть рядом с кроватью, рассказывая то, что произошло со мной за день, делясь планами на будущее и описывая прошлое. А можно и вовсе ничего не говорить, только прижаться губами к бледному виску, где бьется синяя жилка, и слушать дыхание, поглаживая руку.
Раздав всему персоналу причитающиеся подарки, я намывала пол в коридоре, прислушиваясь к размеренным воплям из палаты напротив. Там лежал молодой мужик, к которому иногда приходила мать. Посидит, перекрестит его и уходит домой. Были тут и агрессивные, но с ними управлялись дюжие санитары, были и спокойные...временами, а потом впадающие в слезы и умоляющие забрать их отсюда. На время они исчезали, но потом их привозили опять и все начиналось сначала - посещения родственников, уколы, вопли и слезы. Смотреть на это было тяжело и противно, но другого выхода просто не было.
- Спасибо, Вера, - дежурная сестра, тоже Вера, тянула дочь и внука, болезненного бледного мальчишку лет пяти. - Принесу домой твое шампуньское, выпью, да молодость вспомню у телика. Говорят, сегодня песни старые будут петь Королева да Киркоров. Не слушаешь их?
- Некогда мне, Верунь, песни слушать. А уж здесь и подавно.
Грязь в углу никак не хотела отмываться и я ожесточенно терла ее жесткой шваброй, прикидывая, сразу бежать менять воду или можно еще помыть и этой. Только потому я и не расслышала сперва то, что сказала Веруня.
- Так ему сказали - сядь, он и сел, а все равно как ничего не видит. Я как про это прослышала, дай, думаю, Веру обрадую, может она и не знает ничего?
- Кто сел, Веруня?
- Да Иван твой, говорю же тебе! Встать не смог, покачнулся и упал опять, но ведь стал шевелиться... да ты что, Вер, плохо тебе, что ли?
- Нет, Верунь, мне хорошо...- я села прямо на пол у стены и заплакала. - Мне хорошо...
Просидев до утра около постели Бриана, я уяснила себе, что он ведет себя, как кукла - делает то, что ему велят. Прикажешь открыть глаза - откроет, прикажешь сесть - сядет. Правда, при этом взгляд остается потусторонним и отсутствующим, но по сравнению с тем, что он пролежал четыре месяца, это прогресс. Можно заставить его двигаться, а когда кровь бежит по венам, то и тело начинает оживать. Глядишь, голова включится когда-нибудь... Подленькую мысль о том, что она может вообще не включиться, я гнала прочь.
Теперь, когда я приходила, то заставляла его вставать, поворачиваться, ходить, пардон, в туалет, и даже есть. Делал он это с автоматизмом робота, но все же делал, а я постоянно говорила и говорила, надеясь поймать в любимых глазах хоть какой-то отблеск понимания.
Прошло полгода с тех пор, как Бриан лежал в больнице. Началась весна и днем можно было поймать первые теплые лучи солнца, под которым таяли сосульки на крышах и звенела весенняя капель. В очередное посещение меня вызвал к себе главврач и я пошла к нему в кабинет, перебирая свои прегрешения - а ну, как прикажет выгнать меня, что тогда делать?
- Проходите, Вера Георгиевна, присаживайтесь. Чай, кофе?
- Спасибо, Владимир Иосифович, не надо. Я слушаю вас.
- Хм... Видите ли, прошло полгода, как у нас в больнице лежит некий Иван, за которым вы тут ухаживаете. Мы сделали все возможное и зависящее от нас, но больше держать его в больнице мы не имеем права. Следователь по его делу прислал нам заключение, из которого следует, что этот человек не проходил ни по каким делам по их ведомству, его нет ни в одной картотеке и базе данных, даже Интерпол ничего не может сказать о нем. С одной стороны это хорошо, потому что он чист перед законом, но с другой стороны...у него могла быть хоть какая-то зацепка для того, чтобы понять, кто он на самом деле. Судя по типу лица, строению черепа...словом, он не принадлежит к славянской расе, но за годы перестройки сюда понаехало столько всякой швали, что диву даешься, кого только не встретишь теперь в России. Даже неграм перестали удивляться, а ваш Иван все-таки скорее европеец, чем негр или азиат. Сейчас мы должны перевести его в психоневрологический интернат, но и там дело осложняется тем, что на него нет никаких документов. Я наблюдал за вами эти полгода, пока вы приходили сюда и склонен думать, что вы знаете о нем больше, чем сообщили всем вокруг. Не буду настаивать на вашей откровенности, чем меньше знаешь некоторые подробности, тем спокойней себя чувствуешь. Вы женщина молодая и образованная, сами решите для себя все, что считаете нужным. Интернат для таких больных - своего рода тюрьма, откуда будет не так просто выйти. Нужны будут заключения комиссий врачей, что данный человек не опасен для окружающих, что он не способен...
- Владимир Иосифович, я понимаю, что туда его отправлять нельзя.
- Да, Вера Георгиевна, но и у нас оставлять его тоже нельзя. Для него был бы наилучший выход, если бы его забрали домой - судя по его поведению, он не агрессивен, склонен к подчинению и опасности для окружающих не несет. Возможно, что домашняя обстановка и ... близкие люди смогут вернуть его разум на место. По результатам поиска и розыска родные этого человека так и не нашлись...- врач откинулся на спинку стула и прямо посмотрел на меня через дорогую оправу. - Не буду долго ходить вокруг да около...вы готовы забрать Ивана к себе?
Сердце подпрыгнуло в порыве радости и защипало в кончиках пальцев от адреналина. Готова ли я? Да о чем вопрос? Только вот...
- Да, я готова, Владимир Иосифович. Но существует большая проблема...документы. Это сразу привлечет внимание участкового, соседей...да хоть тех же врачей, которым вы сообщите о его выписке.
