Алые нити прошлого - Голуб Елена Сергеевна (полная версия книги .txt) 📗
Слегка поворошив свитки, он без труда нашёл то, что ему было нужно, и положил небольшой по объёму свиток в просторную сумку из телячьей кожи, которая всегда сопровождала его по пути в местную церковь или большой монастырь Святого Себастьяна, находившийся в нескольких километрах от города Вьоно-Петра. Вместе с тем, он располагался в ближайшем соседстве с деревней Болуа-Сен-Трез, где и проживал Мануэль. Сейчас задачей инквизитора было как можно скорее добраться до врат монастыря — возможно, братья ещё не удалились на вечернюю молитву, и ему удастся застать писаря епископа Корнетти, человека, который являлся личным куратором данного дела Мануэля. Корнетти был единственным, кто мог передать его прошение Совету не позднее завтрашнего утра, а потому к писарю нужно было успеть до закрытия врат.
Диего Хорхе подошёл к небольшой скромной иконе Мадонны с младенцем на руках, работы художника местной церкви. Глаза святой были широко распахнуты, и, казалось, смотрели на мужчину с явным презрением. Диего постарался выкинуть из головы навязчивую мысль, и попытался помолиться. Однако что-то постоянно беспокоило его и не давало сосредоточиться. Он взглянул на свою левую ладонь, на которой по-прежнему алело красное пятно от креста. Что же ему мешало? Он вновь поднял глаза на лик святой, и только тут с ужасом для себя понял, что невольно ожидает, когда прядь тёмных волос вот-вот выбьется из-под белого платка женщины — и здесь Альберта напоминала о себе!
Но это было невозможно — Мануэль знал, что Божья Матерь на картине ничуть не напоминает ведьму, томящуюся в его собственной темнице, а потому его видение — не более чем признак воспалённого волнением воображения. Пора было покончить со всем этим. Священник отодвинул картину, за ней обнаружилась маленькая ниша в стене, закрытая тяжёлой дубовой панелью с врезанным отверстием для ключа. Выудив из связки тот, что подходил, Мануэль с лёгкостью отпер миниатюрную дверцу, и с трясущимися от волнения пальцами бережно вытащил большую прямоугольную папку, обтянутую красной кожей. В этой папке, без преувеличения, была вся жизнь Диего Хорхе — все его исследования касательно необъяснимого, тёмного и загадочного мира колдунов и одержимых бесами людей. Пролистав некоторые бумаги, священник вытащил те, что касались недавних опытов над Альбертой. После того, как тайник был надёжно заперт, а оставшиеся бумаги завёрнуты в синий шёлковый платок и отправлены в сумку, Диего позволил себе немного расслабиться и спустился на первый этаж. Отдав слуге последние приказания касательно хозяйства, мужчина вышел из дома и, отвязав приготовленную для него рыжую лошадь по кличке Нона, легко взлетел в седло и незамедлительно отправился в путь.
Позади него высился красивый высокий дом, два этажа которого представляли собой образец аккуратности и бережливости — никаких вычурных украшений или излишней укреплённости стен. Стандартный дом городского священника, занимающегося на досуге теологией и ведущего скромный, размеренный образ жизни. Уютный, чистый и наполненный духом веры и милосердия. Но глубоко внизу, в скрытых от людских глаз просторах каменного подземелья, стоял невыносимый крик тишины, страх и безумие предсмертных минут тех узников, что побывали здесь когда-то и на себе испытали знаменитое «разумное милосердие» его хозяина.
Копыта Ноны звонко ударяли о снег новёхонькими подковами. Казалось, что когда металл касался земли, то она звенела подобно бьющемуся хрусталю. Сначала мимо всадника пролетали дома побогаче, сложенные из кирпича, и чуть скромнее, из добротных брёвен, но вскоре он выехал на окраину и здесь его взору предстали ветхие, разваливающиеся на глазах лачуги — места обитания тех жителей деревни, кто был настолько беден, что не мог позволить себе хоть сколько-нибудь приличный дом.
Миновав и их, Мануэль выехал на просёлочную дорогу, которая к тому времени была уже целиком запорошена снегом, а потому представляла собой лишь огромную белую ленту, уходящую в центр горизонта. По обеим же сторонам от неё расстилались обширные поля, такие же снежные и холодные как это лютое время года. Пришпоривая лошадь, священник заметил неподалёку от дороги лису, безуспешно пытающуюся схватить ловко шнырявшую под снегом мышь. Ей пришлось «мышковать» четыре или пять раз, прежде чем она поняла, что эта затея для неё нынче — не выигрышная. Остановившись на мгновение, чтобы перевести дух, лисица потянула воздух носом и мгновение спустя увидела человека, проезжающего мимо на большой красивой лошади. Когда Мануэль поравнялся с животным, ему показалось, будто рыжая охотница слегка кивнула ему, а потом приподняла левую лапу в знак приветствия. Поражённый мужчина хотел было остановиться — поближе рассмотреть зверя, но странное животное не стало его дожидаться, а изящно махнуло пушистым хвостом и быстро засеменило по направлению к югу от места охоты.
Мануэль всё же приостановился, и, оглянувшись по сторонам в надежде, что нигде рядом нет ненужных зевак, перекрестился три раза и наскоро прочёл «Отче наш». «Что-то я сегодня чересчур впечатлительный, — подумал он. — Должно быть, я и впрямь утомился, пока разговаривал с этой нечистой. Надо успокоиться и сделать то, что необходимо. Верь в Господа, Диего, — напомнил себе священник. — И Он укажет тебе Правый путь». С этими мыслями Мануэль потуже затянул удила Ноны и припустился рысью, так как небо уже начало приобретать нежно-лиловый оттенок — признак того, что скоро стемнеет, и ворота монастыря закроются для него до следующего утра.
Оставшийся путь не преподнёс мужчине сюрпризов. Дорога шла напрямую больше половины расстояния, а затем резко сворачивала вправо, где за небольшим холмом и располагалась цитадель местного мужского монашества. Сам монастырь Святого Себастьяна представлял собой полукруглый комплекс, состоявший из десятка мелких приземистых зданий. В центре территории возвышался храм, выполненный в стиле Соломонова Храма — с плоской крышей ровной прямоугольной формы. Само здание было в несколько раз больше и выше остальных: здесь проходили все главные службы, а также находилась большая подземная библиотека и обсерватория, оставшаяся ещё, как гласила местная легенда, со времён первых тамплиеров.
Вокруг комплекс был обнесён высокой кирпичной стеной из камня светлого, почти песочного цвета. Что же касалось главного храма и остальных построек, то все они были выложены из простого, но прочного и благородного серого булыжника, стандартной скальной породы. Кольцо, окружавшее территорию монастыря, в середине своей замыкалось довольно высокими воротами, выполненными в совсем иной манере: они состояли из крепкого дерева и металлического литья, обрамлявшего древесные панели ровными и красивыми полукружьями, напоминавшими (правда, весьма отдалённо) фазы рождения и угасания луны. Сейчас, в свете быстро заходящего солнца, эти своеобразные полумесяцы светились мягким, чуть красноватым светом, и оттого казалось, что ворота комплекса то там, то тут вспыхивают маленькими серпами пламени, отбрасывая на белоснежную землю таинственные, чуть розоватые, отсветы. Мануэль не понимал почему, но сегодня всё казалось ему каким-то таинственным и значимым. Не мог он объяснить себе и того, почему ворота, которые он столько раз видел, вызывали в нём в этот раз какой-то потусторонний ужас. Ему не хотелось заходить внутрь, словно перед ним был некий невидимый человеческому глазу барьер, но это препятствие казалось священнику не просто непреодолимым, но, не сказать бы греха — богопротивным!
«Что со мной происходит? — недоумевал священнослужитель, — Откуда во мне такие чувства и мысли? Это явно не мои переживания! Должно быть, в этот час сам Сатана пытается внушить мне свою волю, стараясь защитить свою срамную наложницу! Изыди бес, во мне сидящий! Ты не получишь мою душу как не получишь и ту проклятую душу, что нынче вынуждена прислуживать тебе!». Мануэль спешился и медленно подошёл к воротам монастыря. В этот момент показался привратник, собиравшийся, как видно, в последний раз обойти ворота и запереть их. Инквизитор успел вовремя — ещё чуть-чуть, и возможность была бы упущена. Мануэль воспринял это как добрый знак: «Вера моя да пребудет во мне, и всякая Сила, что не от Господа, да не осмелится войти в это тело. И всякая мысль, что не послана мне Богом, но заклятым Врагом его и всего рода человеческого — да сгорит в адском пламени, изничтоженная мечом Ангела моего, что стоит на страже души моей. Аминь». Прочитав молитву, мужчина почувствовал себя гораздо лучше и сделав несколько шагов в сторону монаха-привратника, приветливо окликнул того: