Вещие сестрички - Пратчетт Терри Дэвид Джон (книги без регистрации .txt) 📗
Указательный палец герцога в ответ отстучал краткую дробь по подлокотнику кресла.
– Неужели? – сказал он. – И что дальше?
– Гм, тут, вообще говоря, и сказке конец… – произнес Шут и мрачно добавил: – Дедушка всегда считал эту шутку одним из самых крупных достижений своей жизни.
– Сдается мне, он рассказывал ее немного иначе, – фыркнул герцог и поднялся с трона. – Созови моих лесничих. Я решил прокатиться верхом и заодно поохотиться. А ты можешь составить мне компанию.
– Но, сир, я ни разу в жизни не садился в седло!
В первый раз за утро на губах герцога заиграла улыбка.
– Грандиозно! – процедил он. – Значит, мы приготовим для тебя лошадку, которая ни разу в жизни под этим седлом не ходила. Ха. Ха. – И герцог опустил взор на свои повязки.
«А еще, – подумал он, – надо бы не забыть послать за оружейником. Он одолжит мне напильник».
Минул еще год. Дни волочились один за другим, терпеливо прозябая в нескончаемой очереди. Когда-то, на заре основания множественной вселенной, предпринималась попытка запустить всю эту очередь целиком, но меры не увенчались успехом.
Томджон, расположившись под зыбким сооружением, что служило Хьюлу в качестве письменного стола, наблюдал за тем, как отец, расхаживая взад и вперед между фургонами и помахивая в такт речи рукой, предается словоизлиянию. Всякий раз, когда с ним такое случалось, Витоллер непременно пускал в ход свою руку, – если бы на него надели наручники, он едва ли смог бы открыть рот.
– Ну хорошо, хорошо, – говорил он. – Но ведь есть еще «Королевские невесты».
– Гвоздь ушедшего сезона, – подал голос Хьюл.
– Прекрасно. Тогда будем давать «Малло, тиран Клатча», – заявил Витоллер, и гортань его, тут же плавно переключившись, исторгла рокот, который мог заставить задребезжать стекла в окружающих домах. – «В кровавых пеленах явился я на этот свет, И кровью власть моя питалась, Пусть неразумный, что решится переплыть те реки крови…»
– Мы ставили это в позапрошлом году, – невозмутимо заметил Хьюл. – А главное, публика королями уже по горло сыта. Она хочет пьесу, которая бы ее рассмешила.
– Пусть так, но сыта она отнюдь не моими королями, – ответил Витоллер. – Дорогой мой мальчик, человек идет в театр не за тем, чтобы его там веселили. Он идет туда, чтобы Сопереживать, Учиться, Восторгаться и, наконец…
– Веселиться, – закончил Хьюл. – Взгляни сюда.
Томджон услышал шебуршание бумаги и скрип плетеных прутьев, указывающий на то, что Витоллер присел на корзину с антуражем.
– «Редкие свойства магии, – прочитал Витоллер, – или Развлеки себя сам».
Вытянув ноги, Хьюл обнаружил под столом присутствие Томджона и за ухо выволок мальчугана из укрытия.
– А что здесь такое? – спросил Витоллер. – Волшебники? Демоны? Чертенята? Жанровые сценки?
– По-моему, очень удалась сцена четвертая из второго акта… – поделился Хьюл, отправляя мальчишку к сундукам с бутафорией. – Комическая сцена мытья посуды с двумя прислужницами.
– Слушай, ну а ложе-то с мертвецом тут будет? – со слабой надеждой поинтересовался Витоллер.
– Нет, ложа с мертвецом не будет, – отрезал Хьюл. – Зато в третьем акте может появиться один очень забавный монолог. Если хочешь, набросаю.
– Забавный монолог?
– В последнем акте все равно есть лакуна. Пускай там кто-нибудь поразглагольствует. За ночь должен успеть написать.
– И чтобы дырок было побольше, – заключил Витоллер, вставая, – какое-нибудь гнусное убийство. Такие штуки всегда хорошо идут.
Повернувшись, он пошел отдавать распоряжения по установке сцены.
А Хьюл, вздохнув, взял в руки гусиное перо. Невидимый за стенами из мешковины, притаился городок Вислопес, непостижимым образом примостившийся в лощине, которая раскроила почти отвесные стены одного каньона. Вообще говоря, Овцепики не были обделены ровными участками поверхности. Беда в том, что почти все эти участки по своей ориентации вертикальны.
Хьюл не слишком жаловал Овцепики, что само по себе было достойно удивления, поскольку склоны гор являются прибежищем для многих поколений горных гномов, а Хьюл по рождению был представителем этого славного народца, каковой чести он, однако, давным-давно лишился. Дело заключалось не только в его неистребимой клаустрофобии, но и в склонности к грезам наяву. Местный же гномий король посчитал, что дар этот никак не сможет украсить его подданного, которому вменяется в обязанность производить регулярные замахи киркой и не забывать о необходимости опускать орудие. Все закончилось тем, что Хьюл получил весьма скромных размеров узелок с золотыми монетами, самые прочувствованные напутствия соплеменников и решительные заверения в недопустимости их встречи в будущем.
Случилось так, что странствующие комедианты Витоллера давали представление в городке, где поселился гном, и последний, ухитрившись выкроить из скудных средств медяк, побывал на «Долине Драконов». Он отсидел спектакль не шелохнувшись и ни разу не поменявшись в лице, вернулся к себе домой, а рано утром уже стучался в дверь Витоллера с первым наброском «Короля-под-Горой». Вещь, по правде говоря, получилась рыхловатая, однако Витоллеру хватило проницательности, чтобы разглядеть за вихрастой твердолобостью творческую стихию, способную в будущем повергнуть мир в трепет. И спустя несколько дней, когда странствующие комедианты снова отправились в путь, Хьюл трусил в хвосте кавалькады.
Частички сырого вдохновения способны проникнуть в самые дальние уголки вселенной. Рано или поздно одна из них неизбежно должна стукнуться о какое-то чувствительное темечко, под которым впоследствии родятся концепции ДНК, форма сонаты для флейты или способ износа нитей накала в лампочках в два раза быстрее. Но большинство частиц пролетают мимо, и большинство смертных умирают, так ни разу и не почувствовав их удар.
Но есть смертные, которым везет еще меньше. Таким смертным достаются все частички до единой.
К этим смертным относился и Хьюл. Вдохновения, пленявшего его разум, хватило бы, чтобы обеспечить с лихвой целую эпоху сценического искусства, несмотря на то, что его крошечный шишковатый череп едва ли был предназначен эволюцией для чего-то большего, чем отражение ударов увесистой дубинки.
Хьюл пососал кончик гусиного пера, обвел кротким, застенчивым взглядом лагерь. За ним никто не следил. И Хьюл, осторожно сняв верхние листы «Редких свойств магии», склонился над толстенной пачкой еще не исписанной бумаги.
То был не очередной халтурный выкидыш. Каждая страничка была щедро полита потом автора. Слова, корчась и извиваясь, процеживались сквозь узоры клякс, паутинки исправлений и стаи разнокрылых галочек, несших на спинках вкрапления в текст. Хьюл некоторое время посидел над чистым листом, воскрешая в себе мир, который частью состоял из него самого, частью – из листочка бумаги, а также тех яростных и нежных восклицаний, что заполняли его сновидения.
И обмакнул перо.
Освободившись от не слишком тягостных оков гномьей бдительности, юный Томджон откинул крышку сундука с бутафорией и, со свойственной малышам дотошной обстоятельностью, принялся разворачивать одну за другой короны.
Гном, высунув кончик языка, лавировал пером между чернильными рифами листа: он уже знал, как поступить с нареченными друг другу судьбой возлюбленными, куда втиснуть сценку с веселыми могильщиками и где лучше отверзнуть уста горбатому королю. Правда, еще предстояло разобраться с кошками, роликовыми коньками и…
Странный звук заставил его поднять глаза.
– Охолони, малый, – буркнул он. – Выбирай себе вещи по размеру. Положи ее на место.
Диск потихоньку плыл в зиму.
Зимний пейзаж в Овцепиках при всем желании невозможно описать как очарованную страну с завороженными морозом деревьями, каждая веточка которых присыпана ломкой ледяной пудрой.
Зима в Овцепиках не церемонится – она олицетворяет собой врата в доисторический холод, что царил еще до сотворения мира, и выражается в нескольких ярдах снежного покрова, который превращает окрестные леса в тенистый, зеленоватого отлива лабиринт, надежно подбитый сугробами. Зима также приносит ленивые ветры, которым невдомек, зачем огибать человеческие тела, когда можно пройти прямо сквозь них. Вот почему представление о зиме как о красивейшем времени года было в высшей степени чуждо сознанию овцепикцев, которые понятие «снег» обозначали восемнадцатью различными словами [6].
