Кошки ходят поперек - Веркин Эдуард (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
А четвертой вот Лазерова. Почему это сделала она, я понять не мог, девчоночья душа – потемки. Но Лазерова тоже не хотела назначать Гобзикова виновным. Себе я сказал, что это, наверное, материнский инстинкт. Достойное чувство.
Я не поднял, да. А что мне было делать? Если бы я поднял руку, то все бы меня заподозрили. Что это получается, час назад я, значит, с Гобзиковым подрался, а теперь его защищаю? Подозревать бы стали, а сейчас подозрения мне ни к чему.
– Против жалкое меньшинство, – прокомментировал Чепрятков результаты волеизъявления. – Значит, платить будет Гобзиков. Он, кстати, и так бесплатно учится, так что ничего с ним не произойдет, если разочек они и забашляют. Это справедливо! Как вы считаете, Галина Сергеевна?
Зучиха, она же Галина Сергеевна, покивала.
– Вот и славно, – сказал Чепрятков, – вот и хорошо…
Довольный Чепрятков уселся на свое место.
Зучиха выдержала паузу. Потом сказала, тихо так, негромко:
– Знаешь, Чепрятков, ты сегодня меня несколько утомил. Ты, оказывается, такой активный… В тебе просто умирает руководящий работник. Ты вот все качаешься, а тебе надо двигать по административной линии. Любишь организовывать, любишь назначать наказание по справедливости? Любишь, чтобы отвечали самые слабые?
– Я не виноват, что он такой дохлый, – огрызнулся Чепрятков.
– Не виноват. Да… Справедливость. Что есть справедливость? На этот вопрос не дали ответа ни философы, ни ученые. Причем на протяжении столетий не дали, причем лучшие умы! А ты, Чепрятков, за десять минут организуешь нам справедливость в одном отдельно взятом классе! Да…
Зучиха принялась гладить по спинке своего вымершего слона. Задумчиво так, большим пальцем. И я вдруг понял, что сейчас она продемонстрирует нам всем нечто небывалое. Высшую справедливость, например.
И высшая справедливость была явлена. Во всем своем блистающем и ужасном великолепии!
– Я вот что сделаю, Чепрятков. Я, пожалуй, возложу оплату лечения нашего дворника на тебя. То есть на твою мать. Уверена, что ей это понравится.
Класс восторженно шевельнулся.
– За что меня?! – обиженно крякнул Чепрятков. – За что меня наказываете? Я же не виноват…
– Наказаний без преступлений не бывает, – изрекла Зучиха. – Это еще древние говорили. А два… Зимой ты, кажется, разбил зеркало в раздевалке? Тогда руководство Лицея тебя простило, но ты, я гляжу, не сделал надлежащих выводов…
– Я…
– И не советую противиться! – Зучиха снова стукнула мамонтом о кафедру. – В противном случае заработаешь третье предупреждение!
Чепрятков задохнулся.
– И вообще лучше помолчи. – Зучиха прибила Чепряткова взглядом к парте.
Ай да Зучиха! – подумал я. Ай да ай. Слов нет. Хотя… У Гобзикова все-таки губернаторская стипендия, а губернатор хоть изредка, да посматривает за своими стипендиатами. И губернатор очень не любит, когда обижают его питомцев.
Политика-с, однако-с.
– Колитесь, сволочи! – тихо потребовал Чепрятков. – Кто?! С чего это я должен за вас платить?!
– Чепрятков!
– Узнаю, кто это сделал на самом деле, – убью! – пообещал Чепрятков шепотом. – Убью.
И злобно громыхнул стульями.
Зайончковская молчала. Против объективного вменения Чепряткову она ничего против не имела.
– Зря вы молчите. – Зучиха стала собирать в гробовую папку свои документы. – Круговая порука – это страшное наследие тоталитарного режима. Я понимаю, что вы пребываете в плену дремучих заблуждений, но человек попал в больницу, не исключено, что ему будет сделана пересадка кожи.
Сердце неприятно билось. Мое, разумеется.
Зучиха продолжала:
– Впрочем, каждый из вас может выполнить свой долг заочно. Вы все знаете, где расположен наш Ящик Доверия, вы все знаете номер Телефона Доверия. Если кому-то из вас известна информация, прошу сообщать. Конфиденциальность гарантирована. Естественно, если будет найден настоящий виновник, наказание с Чепряткова снимут.
Чепрятков рыкнул.
– Все, классный час закончен. – Зучиха кивнула и удалилась.
Разделяй и властвуй.
«Государь».
Николо Макиавелли, вечно молодой, вечно актуальный.
Старый вышел за Зучихой. Чепрятков тоже выскочил.
– Какие вы все свиньи, – негромко сказала Зайончковская.
Но класс этого не услышал, все уже занялись миллионом собственных дел: стали ругаться, торговать домашними заданиями, зубрить отрывок по литературе, шептаться, играть в карты.
Ко мне подошел Шнобель.
– Вот видишь, как все получилось, – сказал он. – Этого гада и без тебя покарали…
Я не понял кого, Чепряткова или Гобзикова. Но болтать мне не хотелось. Болтовни у меня сегодня еще будет. Объяснение со старым, объяснение по телефону с матерью. Тупо.
Я посмотрел на Лару. Но Лары не было, она уже как-то исчезла. Настроение у меня было средневеселое, впереди ждала математика, а математику я не любил.
Глава 6
Вселенная экономическим классом
Вечером того утомительного дня понедельника я и Шнобель забрались в трубу. Я задраил шлюз, задраил окна, приложился лбом к железному боку. Труба была холодной – земля не прогрелась – и мелко подрагивала, перекликаясь с далекой трамвайной линией. Сегодня подрагивала сильней, грузовые трамваи тянули рельсы в сторону нового цемзавода, лоб у меня заболел, зубы застучали, я отлип от трубы, уселся в кресло первого пилота и спросил:
– Узнал чего?
– Узнал, – ответил Шнобель. – Лазерова уже это… проникла в суть.
– И что?
– Что-что, то. Говорят, что ее нашли в лесу.
– В каком лесу?
– В хвойном, – ответил Шнобель. – А может, в смешанном. Елки, шишки, коростель…
– При чем тут коростель?
– Ни при чем. Просто слово приятное, многим нравится. И что за глупые вопросы вообще, иван? Я тебе рассказать собираюсь, а ты сразу сбиваешь, поземку гонишь…
– Ладно, ладно, – сказал я, – молчу, излагай.
– Ну, так вот, ее нашли в лесу зимой. Она сидела на камне. А Панченко как раз там проходила…
– Какой Панченко? – перебил я.
– Не какой, а какая, иван. Панченко Наталья Константиновна. Она раньше литературу вела, а теперь газетный кружок ведет, забыл, что ли? Журналистский кружок то есть.
– Тупой кружок…
– Многим нравится. Но не важно…
Шнобель уставился на кофейную машину и смотрел на нее так, что машина неожиданно включилась и замигала разноцветными огоньками.
– Понятно, – сказал я.
Я развязал шнурки кроссовок, поставил их на специальную сушильную полочку, дотянулся до своей любимой персональной кофейной машины.
– С ореховым вкусом-то есть? – спросил Шнобель. – В прошлый раз ты обещал…
Я промолчал.
– Я же знаю, что есть, – сказал Шнобель.
– Эта машину из Америки привезли, – сказал я. – Она не предназначена для наших орехов, у них квадратность повышенная. Расскажи лучше еще про Лару.
– Ну, ладно. Вот так оно и случилось. Наталья Константиновна шагала по улице, то есть по лесу, конечно. Собирала грибы…
– Это же зимой вроде бы было, – напомнил я.
– Ну не грибы, не грибы. Она охотилась на белку, знаешь, Панченко такая охотница и туристка – ой-ой-ой! Тетка старая, а ей хлеба не надо – давай в байдарке сплавиться… Ну да. И вдруг в самом разгаре леса она увидела, что на камне сидит девчонка. На девчонке была только кожаная жилетка, кожаные штаны, и все, одежды мало, а сапоги из такой роскошной кожи – квадратный метр пять штук баков, между прочим. Панченко оторопела, а потом, конечно, ее с камня сняла и потащила к жилью. Врачей вызвала, милицию с собаками, искусственное дыхание сделали. Ну, короче, потом эта новенькая Лара почти два месяца в больнице провалялась. Воспаление легких и с головой чего-то. Правда, голову потом залечили, воспаление легких исправили, и она вспомнила.
– И что вспомнила?
– А ничего не вспомнила. У нее нет никого. Ни бабушки, ни дедушки, ни папы, ни мамы, ни пальмы, ни собаки, ни дрессированного хомячка даже…
