Свора пропащих - Хаецкая Елена Владимировна (книги хорошего качества .txt) 📗
— Сде-елку? — Дитер задергал носом. От господина Перченого Орешка потекла новая волна невыносимой вони.
— Ну и запашок здесь, — заметил Дитер и хмыкнул.
— Я не хочу уходить с тобой, — морщась от противного запаха, сказал Агильберт.
Дитер пожал плечами.
— Хочешь не хочешь, а семь лет прошло, Берт.
— Я мог бы обменять себя на другого.
— Не держи меня за дурачка, Бертеляйн. Кто пойдет добровольно в… словом, со мной?
— Этот человек прост, как башмак. Я обману его.
— Прост, как башмак? Простец? — Дитер облизнулся так откровенно, что к горлу капитана подступила тошнота. — Ах, веди его скорей сюда…
Ремедий Гааз был пьян и плохо соображал. Капитан вылил ему за шиворот всю воду из таза для умывания, встряхнул и потащил за собой в подвал.
— Чем это от тебя так воняет, Агильберт? — крикнул Шальк, когда капитан проходил мимо, но ответа не получил.
На ступеньках, ведущих в погреб, Агильберт остановился, положил тяжелую руку на плечо Ремедия.
— Помнишь, как вступал в ряды Своры Пропащих, Ремедий Гааз?
— Еще бы!.. — Ремедий икнул, пошатнулся, но капитан успел поддержать его. — Какой красивый офицер приходил в нашу деревню… У него был красный плащ и белые перья на берете… Я поехал с ним в Дитенхаузен… Меня потом долго еще звали «Два Ремедия», потому что во время общего смотра казначей посчитал меня дважды, я знаю. Мне потом говорили, что жалованье за Ремедия платят мне, а за Гааза — казначею…
Агильберт терпеливо слушал. Обычно Ремедий был молчалив, но тут солдата словно прорвало, он вспоминал и вспоминал.
— Ты предан мне? — спросил Агильберт в упор. — Говори, предан?
Глаза Ремедия наполнились пьяными слезами, и он только кивнул в ответ
— от чувств перехватило горло.
— Душой и телом? — настойчиво спросил Агильберт.
— Да, — выдохнул Ремедий.
— И пошел бы за меня куда угодно?
— Да.
— И в ад?
— И в ад, — прошептал Ремедий.
— Тогда идем, — решительно сказал капитан и потащил его за руку в подвал.
Там было полно дыма. Багровое пламя горело еще ярче.
— Я привел его, Дитер, — сказал Агильберт, подталкивая Ремедия вперед.
— Слышал, слышал, — донесся скрипучий голос. — Ловко, ловко… Ай, простец… Готов за своего капитана в ад и совершенно добровольно… Иди сюда, мой мальчик…
Ремедий во все глаза глядел на человека, сидящего верхом на винной бочке, и медленно трезвел. Пьяный восторг улетучился. Коснулся рукой груди, где должен был висеть крест, и встретил пустоту.
— В карты проиграл, греховодник, — напомнил ему Дитер и мелко затрясся от хохота. — Ладно, Берт, погуляй еще семь лет. А ты, мальчик, теперь мой…
— Нет! — крикнул Ремедий. Глазами, полными ужаса, уставился на капитана. — Что ты со мной сделал, Агильберт?
Агильберт отмолчался.
— Мракобесу скажу! — пригрозил Ремедий, плохо соображая от страха.
— Кому? — протянул Дитер. — Мракобесу? Вашему капеллану-то? Грязному монаху, который таскается с солдатами? Ну, ну. Пусть придет, я поговорю с ним.
И расхохотался — длинные ноги по обе стороны винной бочки, острые колени грозят порвать красные чулки. По стене погреба прыгает тень — остроносый профиль, растрепанные волосы.
— Иди, зови Мракобеса!
— Я здесь, — сказал Иеронимус. Спустился на последнюю ступеньку, сел, поглядел по сторонам.
— За выпивкой пришел, святоша? — спросил Дитер и скривил губы.
— Догадался, что ты здесь, — спокойно ответил Иеронимус.
Дитер смерил монаха высокомерным взглядом.
— Ладно. Погляжу, на что ты годен.
— А на что вообще годен человек? — Иеронимус пожал плечами.
— Человек — это мешок, набитый дерьмом, — выдавил Дитер.
— И мешка с дерьмом довольно, чтобы справиться с чертом. Подойди ко мне, Ремедий.
Солдат с опаской приблизился к Иеронимусу. Остановился, свесив голову.
Дитер приподнялся на бочке.
— По какому это праву ты командуешь моими рабами, Мракобес?
Монах взглянул прямо в безумные глаза дьявола.
— А кто сказал тебе, что это твои рабы? Кто ты таков, чтобы повелевать любимыми созданиями Господа?
— Господа? — яростно прошипел дьявол. — А где он был, твой Господь, когда отряд Изенбарда попал в кровавую кашу, когда он погибал без всякой надежды на спасение? Разве услышал твой Господь, как Берт в отчаянии взывает к нему, молит о чуде?
— Бог творит чудеса не для всех.
— Торгаш твой Бог. Этот для него недостаточно свят, тот — не вполне беззащитен…
— Большинство людей могут спастись сами. Большинство людей в состоянии творить чудеса, не прибегая к помощи сверхъестественных сил, — сказал Иеронимус, и Ремедий вдруг почувствовал: монах очень хорошо знает, о чем говорит.
Дитер глотнул из кувшина.
— А вот я творю чудеса для всех, не чинясь и не торгуясь, — заявил он. — Это я спас Берта под Хагенвейде, когда полег цвет Своры Пропащих. Я
— и никто иной. — Он горделиво подбоченился.
— Ты просто мелкая дрянь, — равнодушно сказал Иеронимус и зевнул.
— Докажи! Докажи! — вскипел Дитер.
— Устал я сегодня, — сказал Иеронимус, потягиваясь. — А ну-ка, дьявол, сними с меня сапоги…
Ремедий приоткрыл рот.
И вот Дитер начинает корчиться и ерзать, вот он сползает с бочки. Кувшин падает из руки дьявола на утоптанный земляной пол, из горлышка льется, льется, бесконечно льется красное вино…
Подходит к Иеронимусу, подбирается, как к ловушке со сладкой приманкой на дне, кружит и высматривает, за что бы уцепиться, и шипит от бессилия.
Опускается на колени.
Монах тычет ему в лицо грязным солдатским сапогом, приподняв рясу. Костлявые руки дьявола хватаются за сапог, тянут…
— Теперь другой.
— Будь ты проклят, Мракобес, — шепчет дьявол. — Люди будут ненавидеть тебя. Люди, в которых ты веришь…
И снимает другой сапог.
Встает. На красных чулках два пятна, в руках по сапогу.
— Сапоги-то оставь, ворюга, — лениво говорит Иеронимус.
Ремедий жмется к монаху, и Мракобес поворачивается к солдату:
— Вот видишь, для того, чтобы побороть дьявола, не нужно ничего особенного. Довольно быть просто человеком, Ремедий Гааз. Чего ты испугался?
