Страж неприступных гор - Крес Феликс В. (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
Он покачал головой.
«Стоило бы тебя поколотить, Алида».
«Гм… Иногда это бывало не столь уж и плохо…» — насмешливо проговорила она.
Он взял в руку золотую косу и еще очень долго ощущал в ладони ее бархатистую тяжесть.
4
Цепочка Барьерных островов, замыкавшая с востока Закрытое море, с незапамятных времен имела немалое военное значение. Небольшое пространство между островами легко было патрулировать и в случае необходимости перекрыть. Расположенный в середине архипелага Хогот не был самым крупным из Барьерных островов, но именно благодаря удобному расположению на нем разместился самый сильный в этих краях военный порт под названием Таланта. Когда-то здесь стояло несколько тяжелых эскадр главного флота Гарры и Островов, теперь же только одна, поддерживаемая собранной из разнообразных парусников эскадрой резервного флота. Команды на неухоженных кораблях были неполные — солдат не хватало, бросали службу и матросы, не выдержав отвратительной еды и низкой оплаты. В последнее время ситуация несколько изменилась, поскольку с Гарры начали поступать деньги — недостаточные, но, по крайней мере, уже не смешные. Раньше не хватало даже на нищенскую плату матросам и «мирное» — то есть почти символическое — жалованье морским пехотинцам. А ведь служба морских стражей была не та, что в гарнизоне, — этим солдатам, постоянно вступавшим в стычки с пиратами, полагалось военное жалованье.
Старая Таланта отличалась от Драна лишь размерами — Барьерные острова когда-то были частью королевства Гарры, и потому в их столице властвовала гаррийская архитектура, да и язык местных жителей больше напоминал чистый гаррийский, чем какой-либо из островных говоров. Если добавить, что порядки в Таланте были примерно такие же, как в Дране или Дороне, возникал образ города, похожего на упомянутые два, охваченного беззаконием, где каждый — само собой, кроме солдат и властей — делал что хотел. Все ждали войны, вернее, даже нескольких. Сперва восстания против империи, затем войны Дартана с Армектом, которая должна была решить вопрос о гегемонии того или другого народа, потом третьей, поскольку было ясно, что державы на материке оставят в покое освобожденное Гаррийское королевство лишь до тех пор, пока не решат все проблемы между собой. Перед лицом подобного будущего — да что говорить, во многом и настоящего, полного хаоса и беззакония, — любой человек, мечтавший о безопасной и спокойной жизни, собирал манатки и отправлялся по морю на материк. Пожар войны мог обойти стороной какой-нибудь всеми забытый армектанский или дартанский городок, но не самый большой военный порт на Островах. Оставались лишь те, кто хотел принять участие в приближающихся сражениях или был слишком беден, чтобы оплатить путешествие куда бы то ни было. А также нерешительные, верившие, что «как-нибудь обойдется», — люди-щепки, которых везде полно.
Нанятый за бесценок дом в Дране стоил целое состояние по сравнению с суммой, которую потребовал удивленный и слегка напуганный прибытием гостей домовладелец в Таланте. Полностью разоренный, он уже несколько лет в бессилии смотрел, как очередные наниматели благодарят и прощаются, безразличные даже к снижению платы, а новых нанимателей не видать. Прекрасная недвижимость постепенно приходила в упадок, а о том, чтобы сбыть ее, теперь можно было только мечтать. Уже основательно протекала крыша, которую не на что было починить. Смотревший на все это Готах, весьма неплохо знавший Шерер, лишь разводил руками и недоверчиво качал головой, глядя на вполне зажиточный и не дикий край, где квартиры сдавали почти даром, а кто-нибудь с солидно набитым кошельком мог с ходу покупать целые улицы. Двухэтажный дом стоил столько же, сколько невольница.
Но преимущество невольницы состояло в том, что ее можно было забрать с проклятой земли и увезти с собой…
Мудрец Шерни сидел в большой комнате, разговаривая с хозяином, который успел ему понравиться как человек честный, к тому же неглупый и разговорчивый. Он знал новости и бесчисленные слухи, а прошлое его было достаточно бурным, наполовину моряцким, наполовину купеческим — его отец когда-то торговал с материком и сделал сына капитаном собственного торгового корабля. Именно торговлей честный домовладелец заработал себе на дом в Таланте, потом купил еще один, бросил рискованные заморские дела и вел спокойную жизнь, пока большая политика не перевернула ее с ног на голову.
— Почему так получается, ваше благородие, что тот, кто честно работает, ничего особо не требует и не ищет неприятностей себе на голову, должен сидеть и смотреть, как другие обращают в ничто все им заработанное? Знаешь, господин, пословицу — каждый кузнец своей судьбы? Ну так скажи, какой из меня кузнец? Что я могу себе выковать? Я выковал этот домик, — островитянин развел руками, показывая на стены, вдоль которых почти не было мебели, поскольку обстановку хозяин давно уже продавал, а деньги проедал, — и хотел лишь спокойной жизни. Я был достаточно богат, ваше благородие. Дочери я дал в приданое небольшую торговую каравеллу, поскольку зять парень сообразительный и умный, с купеческой смекалкой. Сыновьям я хотел оставить по приличному дому и добавить немного сбережений. И что? Приданое дочери пошло ко дну, ибо только так сегодня можно вести заморские дела, а мне даже нечем помочь. От сбережений давно ничего не осталось. Чтобы сегодня торговать, ваше благородие, нужно иметь военную эскадру, чтобы возить зерно. Кто может себе это позволить, тот имеет. А я оставлю сыновьям… впрочем, ты и сам наверняка знаешь что, ваше благородие, лучше не буду говорить. Война за войной, все бегут, хотя еще никакой войны нет… Но ведь обязательно будет, верно, ваше благородие?
— Будет.
— Чем я такое заслужил, что я сделал плохого? Если покупаешь дом, то как можно предполагать, что через пятнадцать лет придет война и окажется, что дом этот надо было покупать где-нибудь в другом месте? Что я сделал плохого, ваше благородие?
Философ Шерни улыбнулся, отчего выражение его лица стало еще более насмешливым, чем обычно. Он знал сто ответов и мог бы строить бесчисленные выводы — и все они ничего не стоили. С некоторых пор он был убежден, что если в подобных вопросах и есть смысл, то в ответах его точно нет. Душевные терзания, которые испытывал домовладелец, были стары как мир, вопрос всегда звучал одинаково… но ответы были разными, ибо зависели от правящих миром политических сил, сверхъестественной мощи стихий или еще чего-нибудь… Или от всего сразу.
— Не знаю, господин, — сказал он. — Но я тоже напомню тебе одну пословицу: как ни крутись, задница всегда за спиной. И все зависит от того, пнет ли тебя кто-нибудь в эту самую задницу. Иногда — да, иногда — нет.
— Думаешь, господин, что от нас ничего не зависит? Что все это только… судьба? Везение?
— Нет, не все. Задницу все же стоит поворачивать в ту сторону, откуда никто не бежит. Но в конечном счете та самая судьба, о которой ты говоришь, может выкинуть любой фортель.
— Но ведь, ваше благородие, над небом находится Шернь, которая сотворила весь наш мир, а мы здесь — как бы ее часть. Ведь это она всем этим правит?
Домовладелец не знал, кто его гость, тот же лишь покачал головой.
— Ну вот видишь, ты кое-что знаешь о Шерни, — без тени издевки сказал он. — Но Шернь мертва и глупа. Нет, не глупа, я неудачно сказал… — Он поднес палец к уху и слегка нахмурил брови. — Она не умна и не глупа. Она бессознательна и неразумна. Большая машина, примерно как… ветряк или мельница. Однако мы знаем, для чего служит ветряк, а для чего служит Шернь? Неизвестно. Скорее всего, ни для чего. Ее власть над миром основывалась на установлении определенных правил и, собственно, ни на чем ином. Еще хуже — эти правила установились сами, они следуют из сущности Шерни, но она не придумала их сама, поскольку попросту на это не способна.
— Но ведь Шернь имеет власть над судьбой?
— Куда там. Как раз наоборот. Ты слышал легенду о Забытом, господин? — Готаху не хотелось вдаваться в запутанные рассуждения, поскольку он за всю свою жизнь уже нарассуждался досыта, но из этого ничего не следовало, кроме того что… задница всегда сзади. Так что в последнее время куда милее рассуждений ему были моряцкие истории о чудовищах из глубин. — Шернь сотворила жизнь и разум в Шерере, на страже же общих законов, правящих ее Полосами и всем тем, что под ними, она поставила стража законов всего — бессмертное существо, обладающее даром понимания всего, что угодно, но сверх этого полностью бессильное. Нечто вроде посланников из Дурного края, — пояснил он. — Существо это имеет облик человека, старого и горбатого, носящего странный инструмент, который, несмотря на все старания музыканта, всегда издает какой-то фальшивый звук. В этом существе Шернь закляла, естественно, лишь символически, причины… вернее, прапричину всего. Ответ на вопрос: «Зачем все это? К чему все идет? Для чего служит Шернь, а для чего разум? Зачем вообще создана любая жизнь?» заключен именно в этом существе. Ибо причина всего сущего, господин, горбата, увечна, бессмертна, гротескна и фальшива… Странная, непонятная, лишенная смысла — и наверняка каждый раз иная.
