Порождение тьмы - Ферринг Дэвид (библиотека электронных книг txt) 📗
– Да. Там кто-то есть, и он жив.
– Вы хотите сказать «оно», хозяин, – сказал Устнар, наклоняясь над шлемом. – Ну, достанем мы его оттуда, и что дальше? Все равно эту тварь придется убить. Лучше сделать это сразу, хозяин, меньше будет проблем.
– Нам понадобится очень много варп-камня, – сказал Литценрайх, не обращая внимания на слова Устнара. – Придется потратить все, что мы привезли.
– Все, хозяин?
– Не волнуйся, Устнар, – сказал Варсунг. – Кончатся запасы, достанем новую партию.
Дварфы засмеялись, Устнар ничего не ответил.
– За работу, – приказал Литценрайх, – за работу!
Он услышал, как четверо дварфов и человек заходили туда-сюда по комнате, как дварфы начали точить какие-то инструменты, почувствовал запах дыма, услышал, как дварфы начали шепотом переговариваться, словно боялись, что их кто-то подслушает. Он изо всех сил старался вникать во все, что происходило вокруг, чтобы хоть как-то отвлечься от боли, разрывающей его тело на части.
Время шло. Значит, он все-таки что-то чувствует, раз не потерял еще ощущение времени. Он может слышать, видеть, чувствовать запахи. Доспехи еще не успели убить его. Кроме того, он может думать.
Он услышал несколько слов на языке дварфов и очень удивился, что понял их. Когда-то он был знаком с дварфами, вернее, с одним из них, но с кем именно? И почему его так взволновало зеркало?
К забралу поднесли зеркало, и он смог кое-как себя разглядеть.
Неужели это он?
– Я уже говорил, что собираюсь освободить тебя от доспехов Хаоса, в которые ты попал, – сказал Литценрайх, склонившись над ним.
Хаос? Еще одно знакомое слово, вот только что оно означает?
– Если бы я мог изготовить снотворное, чтобы дать его тебе и облегчить страдания, я бы обязательно так и сделал, но, к сожалению, это невозможно. Должен тебя предупредить, что во время эксперимента тебе будет гораздо больнее, чем мне. – Он улыбнулся. – Ну что ж, продолжим.
В нос ударил странный незнакомый запах. На потолке заплясали тени существ, собравшихся вокруг него. Он услышал скрежет, к нему что-то подтащили, и свет стал немного слабее. Он находился в какой-то оболочке, больше он ничего понять не мог.
Послышался шум, и с потолка спустился огромный металлический механизм, похожий на насекомое. Механизм был подвешен на многочисленных веревках и цепях, снизу из него торчало множество рукояток, напоминающих когти. Механизм завис в нескольких дюймах от его тела.
Дварфы принялись всовывать в бок механизма какие-то палочки, и через некоторое время его когтистые лапы пришли в движение: они начали сгибаться и разгибаться, как пальцы. Аппарат напоминал огромного паука, висящего в своей паутине.
Когда дварфы проверили, что все работает как следует, послышался лязг цепей, паук медленно отполз в сторону.
Прозвучала команда Литценрайха, и паук появился вновь. В каждой его лапе было зажато по сверкающему инструменту; он увидел молоток и пилу, зубило и нож, клещи, гаечный ключ и еще какие-то приспособления, которых никогда не видел. Эти приспособления излучали жар, и, мало того, в середине каждого из них виднелось черное отверстие, которое словно всасывало в себя весь свет, который находился в комнате.
Кажется, этим приспособлением дварфы собрались снимать с него доспехи.
Но как можно снять то, что является частью его самого?
С ужасом он смотрел, как паук начал медленно подползать к нему, двигая лапами, вооруженными различными инструментами. И вот они заработали, вгрызаясь, врубаясь в бронзовые доспехи, в его плоть, в его кожу.
До этого он считал, что мучится от боли, однако то, что он почувствовал теперь, нельзя было описать никакими словами. Он дикой боли он перестал что-либо соображать, только крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть, как его вскрывают заживо. Но даже сквозь зажмуренные, залитые слезами боли глаза он видел, как блестят острые инструменты, терзающие его плоть.
И вдруг впервые за много веков вечной муки он смог закричать, завопить от мучительной боли.
И чей-то далекий голос произнес:
– Он умер, хозяин.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Он был свободен от доспехов. Более того, он был свободен от своего тела…
Он чувствовал, что его куда-то уносит.
Но кто он?
Что он такое? Его сущность отделилась от физической оболочки. У него не было глаз, но он видел. А то, что он видел, был он сам, человеческое существо внутри доспехов.
Ему казалось, что он висит под потолком, а металлический паук закрывает собой всю комнату, но его глаза способны видеть и сквозь паука.
На полу валялись куски доспехов, оторванные от плоти – его плоти. Или того, что было его плотью…
То, что оказалось под ними, было не что иное, как труп, безжизненный труп. Он был по-прежнему скрыт доспехами, но сквозь бронзу проступало человеческое тело.
Оно было покрыто какой-то красной паутиной; сквозь полупрозрачную кожу ясно проступали артерии.
Фигуру окружал некий металлический щит, под которым трудились четверо дварфов и человек, облаченный в серебряные доспехи; на дварфах были шлемы и металлические перчатки.
Дварфы, передвигая рычаги, управляли механизмом-пауком, заставляя его двигать когтистыми лапами. За его работой они следили с помощью целой системы зеркал, установленных на специальной панели.
Сверкающие штуки с черными пустотами продолжали разбирать доспехи.
Но существо, над которым они трудились, было уже мертво. Он был мертв. Он не чувствовал боли, больше не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, поскольку утратил физические ощущения.
Ибо они перестали быть физическими. Собственная оболочка больше его не удерживала, она умерла, но он продолжал жить. Он стал больше чем просто тело, гораздо больше.
Его сущность жила, а она составляла его самую большую и важную часть. Она появилась еще до его рождения, потом была заключена в оболочку – так же, как бронзовые доспехи стали оболочкой для его тела.
Теперь оно было свободно, хотя и слишком поздно: освобождение досталось ему ценой гибели смертной оболочки.
Зато освободилась его душа.
Он смотрел на то, что когда-то было его плотью и костями. Он покинул свое тело без всякого сожаления и так же легко, как сбрасывал изношенную одежду.
Не было больше связи между его временной физической оболочкой и его истинной сущностью.
Он поднимался все выше, выше, легко пройдя сквозь потолок, сквозь твердый камень, потом еще выше, поднявшись над крышами города, над его шпилями и башнями, туда, где было открытое пространство и много воздуха, потом еще выше, еще.
Внизу лежал Миденхейм, город, высеченный в скалах. Он казался ему игрушечным. Дороги и поселения, реки и леса – все это лежало, словно живая карта.
Он видел, что где-то далеко внизу суетятся сотни, тысячи существ. Это были люди, как и он когда-то. И, как и его, их жизнь не имела ровно никакого значения.
Освободившись от тела, душа вернула его прежние воспоминания. Он вспомнил. Он вспомнил Вольфа.
Вольф – вот кто рассказывал ему о Миденхейме; а тот, кто учил его обращаться с топором, был дварфом, который, кстати, научил его понимать их древний язык.
Он вспомнил и Кристен. Вот почему он пустился в погоню за армией чудовищ, которые разрушили шахтерский поселок и перебили всех его жителей; он искал ту девушку.
Летя высоко над землей, он мог бы легко найти Кристен – если она была еще жива.
Но даже если она и умерла, что с того? У него остались воспоминания, правда, теперь они ему не принадлежали, они перестали быть его воспоминаниями.
Теперь он принадлежит другому миру.
Он поднимался все выше, все быстрее.
Раскинувшийся под ним город уходил все дальше, теперь он мог окинуть взглядом всю Империю. Он даже мог различить то уединенное, заброшенное место, где когда-то стояла его деревня и где он провел много лет своей земной жизни. Но теперь это не имело значения, теперь не имело.
