"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег (читать полную версию книги txt) 📗
Движение (приближение) линии.
«Умом постигается только то, что непосредственно в уме находится. Ничего другого постичь невозможно». Данное умозаключение основано на нерушимой логике и нельзя найти ничего более естественного такому убеждению (о логике мы поговорим после – о том «чем» она является на самом деле). Все явления происходящие вокруг нас в ежедневной и, можно сказать, всегда многообещающей обстановке, имеет значение уже заранее обусловленное нашим собственным восприятием, вмещает в себя все мыслимые и не мыслимые откровения самим присутствием, и потому говорить здесь о каких-то доселе неизвестных, мало изученных свойствах и положениях этого окружающего мира, того или иного его, как глобального, так и микроскопического явления, которое целиком и полностью входит в природу самого индивидуума, не несет в себе никакого практического смысла. Сторонний наблюдатель здесь асимметричен. Потому нельзя, и в общем, говоря прямо, не рекомендуется смотреть со стороны на то, что является, в сущност, самим наблюдателем, и отыскивать те его закономерности, которые, собственно говоря, «у всех на виду» – необходимо сразу же, без предварительных теорий и рассуждений, смотреть в корень. Как взял самого себя в оборот (начиная от почесывания по утру спины и вплоть до эквилибристики нервов, которую ни на каком графике правильно не покажешь), таким и будет все то, что вокруг тебя стоит или обращается. Ничего не может взяться из ниоткуда и провалится в никуда – все уже давно есть в самом себе, и присутствует безусловно, и следует только, как было уже сказано, сесть покрепче на стул и все то что есть в самом себе попытаться хорошенько припомнить. Все дело не в загадках природы, а в нашей неуемной забывчивости (какая может быть загадка в здании казармы на Та площади, когда история этих стен с желтыми и заскорузлыми разводами является точной иллюстрацией собственных действий?) Иначе последствия могут целиком и полностью выйти из под любого контроля, и обязательно начнутся сначала, на фоне теорий, споры, склоки, разочарования; после начнутся. как это было не раз, крики, драки, умиротворения; затем могут начаться плачи, смехи и издевательства, – и вполне очень даже может быть, что после таких явных и ярких диссонансов в природе восприятия индивидуумом окружающего мира, дело вполне может дойти, как правило, и прямиком, от молебна к факельным шествиям, и в общей зависимости от личной заинтересованности каждого найти то, что никогда не терялось, может вполне произойти с ним, на ряду каждодневного восприятия диссонанса, потеря понятия контрапункта. Примеров тому целые тысячи бывали и даже десятки тысяч. И самая потрясающая здесь глупость заключена еще в том, когда вместо того, чтобы «сесть на стул и постараться припомнить самого себя хотя бы вчерашнего» и проникновением этим в суть самого себя нащупать путеводную нить к последующим своим добропорядочным действием, вместо этого явного «благоразумия» и однозначного, можно сказать, «здравого смысла», применяются зачастую абсолютно иные, «не явные», отправляющие метастазы влечения к действиям преждевременным, которые по своей спешке направлены, в сущности, на поиск того, чего нет. «Тимкин пропуск» – как о том принято говорить в собраниях, но не с трибуны, а в курительной комнате, где под этим словосочетанием подразумевается некто Тимкин, решивший один раз дойти до одного очень волнующего его постулата не разобравшись предварительно со своими настоящими желаниями, и вместо того чтобы дойти до него один раз, дошел – два. Шестикос Валундр, как известно, являясь непосредственно червонным королем «моно», охарактеризовал этот математический курьез достаточно просто и с присущей лаконичностью: «Перебор» – сказал он. То есть, Тимкин, как видим, хотел посредством своих действий утвердится в одной концепции, а утвердился сразу в двух. – что противоречит здравому смыслу и никогда не приводило ни к чему хорошему.
И, к тому же, не следует никогда при этом не забывать, что любое открытие это, в сущности, ни что иное, как очень удачно сложившиеся воспоминание о годах минувших, и никакой «эрики» здесь нет и быть не может. Вон, Шаровмана ударили однажды палкой по голове и он все забыл; а затем Кацуская его искренне приласкала и – все вспомнил. А о том, что является в нашем окружении предметов окружающего мира воодушевленными предметами, а что таковыми предметами не является, и говорить абсолютно не стоит. Есть и такой раздел в общем кабинете естествознаний и не сказать, чтобы – достаточно лишний: «Воодушевленные предметы и предметы не одушевленные». Там говорится о том, что воодушевленные, мол, предметы – это мы с вами и дятлы на всяких березах когда сидят, и потому здесь как бы иное восприятие должно быть, более изощренное и истинно впечатляющие своим не поддельным разнообразием на фоне многочисленных реальностей и иллюзий; а вот неодушевленные предметы, как то – улицы, бани, почты и т.д. – это вот предметы восприятия меньшего, риторического порядка, и имеют в своем арсенале убеждений и предубеждений совершенно различную составляющую. Ну не смешно ли!? Да у занавесок на окнах Шестикоса Валундра больше ума, чем во всех ныне известных и выставленных на всеобщее обозрение энциклопедических словарях вместе взятых. Суть то, сердцевина вопроса, именно в их связях! Так вот...
Все это, надо сказать, то есть то, о чем мы в начале говорили – достаточно простые вещи и не требуют особенной прозорливости взгляда, чтобы их понять. Просто для того, чтобы было понятно в дальнейшем и для того, чтобы был ясен сам ход данных разбирательств, должных привести нас к одному безапелляционному и явному знаменателю, необходимо-нужно было, безусловно, вкратце, и не слишком топорща взгляд, упомянуть тогда и об этом. Далее пойдет сложней, поскольку говорить мы будем уже о «некоем» движении.
Движение само по себе – вещь казалось бы тоже весьма неопределенная на первый взгляд потому, как не безусловно «всюду», и уж тем более «не везде», можно в точности дать определение тому или иному объекту – движется ли он фактически или только в нашем представлении о том, или стоит на месте. Ведь зачастую и в основном, в большинстве случаев, происходит именно так (и в частности, и в общей аббревиатуре сдвига в какую угодно плоскость), что только тогда, когда мы находимся в так называемом «стоячем» положении и находимся в нем «целиком и полностью», и возникает у нас понимание того, что все вокруг нас «движется». Но так ли это? Сразу приводим для наглядности самый настоящий наглядный пример: Музимбоик Осикин, как известно «мус», как принято считать по пальцам, с большой буквы (у него и в фамилии все буквы начинаются с «большой»), измерил однажды расстояние с помощью самого обыкновенного существительного «лапта» да еще с помощью не более сложного и доступного существительного «море», расстояние между своими штиблетами и глубинной сутью классической литературы. После этих его кропотливых и добросовестных измерений сумма естественным образом дала свой результат. Но он этот результат постеснялся взять. Или, личная не предрасположенность к тому или иному действию, приводит иногда самого индивидуума к нулю. То есть – отсутствию искомой композиции, поскольку в данном случае принять ее не может из присутствия в нем некоей величины в виде «стеснительности», о которой он, по-видимому, позабыл.
Далее, нужно еще здесь сказать о том, что понимание своего «стоячего» положения тоже ведь не всегда безусловно бывает «осязаемым и понятным», и зачастую сопряжено оно со многими и не малыми подозрениями. Какая масса у этих подозрений в килограммах, вопрос конечно тоже исключительно важным бывает, но прежде всего здесь следует поначалу уметь разобраться именно с количеством подозрений. Количество – большое. Штук по восемь, а то и по девять подозрений может появиться в одну минуту времени, и здесь важно так же понять, с какого именно подозрения начинать капаться и разбираться в проблеме, соответственно. Вопрос «стоим мы или идем» для очень многих исследователей (и такое мнение бытует и по сей день) чаще всего представлялся сугубо риторическим. Но, во-первых, с каких это пор понятие «риторика» стало нести в себе «минимум» смысла, и с каких это пор под словом «риторический» стало пониматься нечто не совсем важное и второстепенное? (Отвечу сразу же: с тех самых пор это «пошло», когда некто «замшевый», сказал, что говорить правильно не обязательно. Причем, под словом «правильно» он не находил никакой связи с понятием «точно»). Во-вторых, суть такого отношения к количеству посредством выбора подозрения наиболее «важного» из суммы родившихся подозрений, определить не всегда бывает легко, поскольку в иных случаях сами подозрения могут оказаться одного удельного веса и потому само понятие «выбор» не достаточно оказывается эффективным. Порой бывает, что все восемь или девять штук таких нахохлившихся подозрений приходится складывать в одну сомнительную коробку (чаще всего от торшера) и с помощью гуталина и ваксы расчищать себе путь к истинному пониманию проблемы. И в-третьих, никому и никогда еще не было понятно (и в таком плачевном состоянии пребывает и поныне аналитическая сторона вопросов), что именно «важней» в таком положении – то положение, когда мы, ни с того ни с сего, «стоим», и не находим в этом состоянии ничего плохого, и тогда все вокруг нас начинает удивительным и чудесным образом вертеться; или когда мы сами начинаем не менее удивительным образом вертеться, а, следовательно, тогда все то, что находится вокруг нас – стремится остановиться? Последний вопрос уже вовсе и ни коим образом нельзя назвать «второстепенным», поскольку не ответив на него точно и конкретно, и другие два вопроса неминуемо потеряют всякую разумную основу. Предположим – «стоим», но в каком смысле и где? Если «стоим» в каком-то «одном» месте, и находимся при этом «не пойми где», то это означает не много не мало, что «стоя» во втором месте или в третьем, мы вполне можем обрести уже иную уверенность в своем местонахождении, чем тогда, когда находимся, к примеру, «где-то». Следующая проблема состоит в том немаловажном разъяснении – «стоим на чем?» – тоже, надо заметить, не всегда оно ясно бывает, согласимся. Если «на своем стоим» – это еще – куда ни шло – много сразу же появляется преимуществ и удобностей, если место знакомое и привычное. А если стоим, к примеру, на 2-ой Фарватерной чуть не доходя восточного угла Телеграфа (гиблое место – там вечно выкапывают грунт) – что тогда? Тогда, как видим, здесь к понятию «риторика» вдруг может примешаться не менее широкое в этом смысле, и не такое сквозное, как нам хотелось бы, понятие «диалектика». А это уже, без шуток говоря – не сыр в масле какой-нибудь, и не орехи какие-нибудь. которые можно «риторически» намазывать на что попало и запросто их щелкать! Поскольку без диалектики, без правильного и точного разъяснения «что это такое» и «где должна быть применима» (а применима она должна быть везде) никакую ни «химию» ни «физику» никто не поймет потому, как совершенно становится не понятно «что именно» под теми или иными дисциплинами понимается. Тут уже вылезают, если можно так выразиться, проблемы посерьезней. И здесь же, в смысле этого самого «не движения», ведь существует, к тому же, невероятное количество похожих ситуаций в виде «сидим», «лежим», «молчим», «висим», «не глядим» и «в ус не дуем» – что его, это «не движение» непосредственным образом «диалектически» характеризуют. И ведь сама эта как бы естественная и всем давно привычная разность положений, если посмотреть на нее более пристально, ведь – ужасна! Да, к тому же, не всегда оно и получается понять, особенно в свете последних событий с водопадом и Валисасом Валундриком, потому, как тот же Попарон Попагор в отсутствии Шестикоса Валундра, может вполне и абсолютно не заметить того, что когда сам стоит или лежит где-нибудь – все вокруг него начинает вертеться! Иногда – ничего подобного и не происходит совсем! И это еще самый что ни на есть щадящий пример аналитического ханжества, которое теперь в ходу и на слуху у каждого аналитика, – но не надо забывать, что есть ведь еще и Булдыжный, взявший себе некогда привычку, как ни в чем ни было и особенно по четвергам, и когда на нем прочные брюки, забираться высоко на дуб кристофер и подолгу сидеть на нем. Оттуда, из чащи, надо заметить, вообще мало чего видать, и совершенно ничего не слышно, когда на ветках сидишь, и вертится ли что-либо в его окружении или нет – совсем уже неизвестно? Словом, не до формул. А двумя словами сказать – не до «второстепенной значимости». Здесь каждая значимость важна, можно сказать, априори в самом каркасе мироположений. И все это надо учитывать категорически. (Упало Ньютону на голову яблоко – ну и что? Надо обязательно знать – какое яблоко (сорт); когда именно и в силу каких обстоятельств – упало; почему упало именно на голову Ньютону?; исходя из каких своих собственных «глубинных» соображений он вывел свою формулу?; и с какой стати все кому ни лень начали примеривать ее повсеместно и зачастую именно там, где она не работает?)
