Горе господина Гро. История, рассказанная сэром Кофой Йохом - Фрай Макс (чтение книг txt) 📗
Впрочем, в ордене Семилистника в ту пору царили не слишком строгие порядки, так что уста моих старших коллег не были связаны клятвой молчания за порогом резиденции. Поэтому они при случае охотно рассказывали обо мне родственникам, друзьям, возлюбленным и просто случайным собутыльникам. Так, собственно, и создается репутация; ничего удивительного, что, возвращаясь в Ехо из очередной поездки, я всякий раз обнаруживал гору писем и приглашений не только от приятелей, но и от совершенно посторонних людей; большинство оказывалось завуалированными просьбами о помощи, прочие были продиктованы желанием заранее свести полезное знакомство — мало ли, вдруг пригодится. Это было, чего греха таить, приятно. Когда тебе чуть больше сотни лет, внимание и уважение окружающих льстят самолюбию, и ничего тут не поделаешь.
Ну и сами по себе чужие проблемы нередко оказывались чрезвычайно интересными. Я любил решать сложные логические задачки; действовать, полагаясь исключительно на чутье, мне тоже очень нравилось, а проделывать то и другое одновременно — вообще ни с чем несравнимое удовольствие. Уж всяко не хуже приключений, ради которых я путешествовал, так что перерывы между моими поездками становились все продолжительней. Я и сам не заметил, как начал задерживаться в столице на полгода, а то и больше. Я разыскивал пропавших людей, зверей, драгоценности и амулеты, помогал избавиться от наложенных втайне проклятий, прекращал опасные сплетни и способствовал распространению полезных слухов, обнаруживал подлинных инициаторов неприятных происшествий и помогал оправдаться невиновным. Все это было очень кстати, поскольку городская полиция в ту пору годилась только разнимать пьяные драки — да и то при условии, что их затеяли портовые нищие, а не младшие магистры провинциальной резиденции какого-нибудь задрипанного ордена, — так что горожане выкручивались как могли, а могли они только махнуть рукой, ну или позвать человека вроде меня. Проблема состояла в том, что я был один и к тому же то и дело куда-нибудь уезжал. Впрочем, эти обстоятельства только повышали мою ценность в глазах окружающих.
Поскольку я не имел обыкновения брать плату за свои услуги, заинтересованные лица навсегда оставались моими должниками; несмотря на молодость, я понимал, что это куда более весомый вклад в собственное будущее, чем именной сейф в Управлении больших денег, и был совершенно прав. Некоторые тогдашние истории продолжают окупаться до сих пор, а ведь четыре с лишним столетия прошло, даже не верится.
К слову сказать, именно тогда я понял, что мне нравится приводить мир в порядок. Я никогда не был добросердечным человеком; искренне интересуясь людьми, я не испытывал к ним ни любви, ни даже сочувствия, тем не менее мне нравилось улаживать их дела и восстанавливать справедливость. Точно так же я отношусь к собственному жилищу: не могу сказать, будто я к нему так уж привязан, порой по дюжине дней кряду не появляюсь дома, однако мне совершенно необходимо знать, что там все в порядке, вещи стоят на своих местах, кухня сверкает чистотой, а слуги сыты, довольны и не переутомлены работой. Это, разумеется, является не главной целью моей жизни, но совершенно необходимым условием ее правильного течения.
В присутствии отца я продолжал притворяться бессмысленным болваном. По правде сказать, не слишком старательно. И расставался с этой ролью, как только выходил из дома, полагая, что о происходящем за пределами своего квартала Хумха никогда не узнает, благо никаких газет в ту пору не было, а завести дружбу с соседями, которые боялись его как огня, отцу так и не удалось. Самое поразительное, что в этом отношении я оказался абсолютно прав: о моих успехах Хумха узнал много позже; говорят, именно это открытие его и доконало, но я, честно говоря, сомневаюсь. Избранный им образ жизни кого угодно мог загнать в могилу, отец еще на удивление долго продержался.
Вот если бы Хумха умер в ту пору, когда я жил рядом с ним, я бы счел обвинения в свой адрес более-менее справедливыми. Отношения наши день ото дня становились все хуже. Обычная история: отец полагал, что я недостаточно хорош для высокого звания его наследника, мне же казалось, что быть единственным сыном магистра Хумхи Йоха — серьезное несчастье, что-то вроде неизлечимой болезни, и я был недоволен ничтожными размерами регулярных компенсаций. Мы умудрялись досаждать друг другу, почти не встречаясь, благо для ссор вполне достаточно безмолвной речи, было бы желание.
В конце концов, Хумха решил, что никчемный бездельник вроде меня должен обладать более покладистым характером. Дескать, если от тебя нет никакой пользы, пусть, хотя бы удовольствие будет. Теоретически, это правильный подход. Проблема в том, что никчемным бездельником я отродясь не был, но кто ж виноват, что старик отец принял мое притворство за чистую монету. И решил немного мне помочь — превратить в симпатичного, обаятельного, приятного во всех отношениях господина. Конечно, простому горожанину, каким стремился стать Хумха, колдовать не к лицу, но чего не сделаешь ради блага своего ребенка. Родительская любовь — страшная сила, я всегда это говорю.
В один прекрасный день отец позвал меня на обед. Сколь бы напряженными ни были наши отношения, я всегда с удовольствием принимал его приглашения к столу, потому, что в кулинарном искусстве Хумхе не было равных. С детства приученный к наилучшему, я никак не мог привыкнуть к другой кухне. Это сейчас я способен наслаждаться разнообразием и прощать несовершенства, а в молодости полагал всех прочих поваров, чуть ли не отравителями и использовал всякую возможность поесть отцовской стряпни — единственное мое пристрастие, которое Хумха всецело одобрял и поощрял.
Среди поданных к столу блюд было несколько незнакомых. Меня это не насторожило: отец любил экспериментировать и вечно придумывал что-нибудь новенькое. Даже когда густой суп с какими-то неведомыми травами оказал на меня воздействие, схожее с опьянением, я не почуял подвоха, а порадовался дополнительному удовольствию. Съел полную тарелку, откинулся на спинку кресла, наслаждаясь непривычным для меня благодушным настроением. Только когда Хумха принялся внимательно меня разглядывать, а потом одобрительно произнес: «Ну вот, совсем другое дело», — я смутно заподозрил неладное. Но поскольку чувствовал себя как нельзя лучше, суетиться не стал, спокойно завершил трапезу, поддерживая скучный разговор о хозяйственных делах и ценах на Сумеречном рынке, вежливо поблагодарил отца, принял от него тяжелый кошель, порадовался внезапному приступу щедрости — он редко отказывал мне в деньгах, но никогда прежде не давал их по собственной инициативе, — попрощался и отправился к себе, удивляясь, как плохо сидит на мне одежда. То ли слишком тесная, то ли слишком длинная, так сразу не разберешь, а ведь полчаса потратил на одевание и, вроде, был вполне доволен результатом. Хорошо еще, думал я, что Хумха, вопреки обыкновению, не взялся критиковать мой гардероб — сегодня мне, пожалуй, пришлось бы с ним согласиться.
